Грешники. Внебрачная дочь

В какой-то момент связь с реальностью теряется. Погружаюсь в сладостный морок. Отвечаю. Целую его сама.

Тело окутывает адским пламенем. Терпеть невыносимо. Поцелуй рождает похоть. Требует продолжения. Усиливает страсть. Каждая клеточка в теле пульсирует диким напряжением.

Не знаю, каким образом он подчиняет мою волю. Не могу объяснить. Всё происходит на оголенных инстинктах. Наверное, это стресс. Или мне безумно хочется пить его вкус. Сладкий, с эффектом дурмана. Окунаться в прошлое с головой страшно и в то же время так заманчиво.

Убеждаю себя, что дальше прелюдии мы не зайдём. Я только вспомню, как мне было с ним хорошо. Как я теряла рассудок от любви, отвечая и отдаваясь ему целиком. Как умирала, разбиваясь вдребезги на пике оргазма, и снова возрождалась.

Главное, не перейти черту.

Вовремя остановиться.

Только вспомнить и все!

Больше такого не повторится. Никогда!

Глава 10. Обухом по голове

Итан

«Люблю!!! Всегда любила, придурок! Только не падай. Пожалуйста, не смей!!!»

Как я мог ослушаться её после такого признания?

Разве я для этого забрался на долбанные перила, чтобы сорваться вниз?

Ну уж нет, Анечка! Сегодня не тот случай.

Сегодня я горю желанием заполучить тебя себе.

Собрав все силы и волю кулак, я подтянулся на руках. Было очень тяжело. В последний момент показалось, что трещат сухожилия, что руки выходят из плечевых суставов, что силы вот-вот покинут и я сорвусь.

Я почти лишился чувства равновесия, когда удалось полностью подтянуться и наклониться вперёд. Но Царевна вовремя опрокинула меня на балкон. Затащила, будто во мне и близко не было восьмидесяти килограммов массы.

Зачарованный ею, загипнотизированный раскрасневшейся напуганной девочкой с такими горящими глазами, и с обещанием в них награды в конце моих испытаний, я лежал на полу и приходил в себя после ушиба головы.

В какой-то момент моего существования мне пришлось сделать серьёзный шаг. Он и определил всю мою дальнейшую жизнь. Конечно же рядом с ней. А как иначе? Когда мы к этому неосознанно шли четыре года!

Четыре года, мать твою, которых я попросту проебал!

Во рту у неё так сладко, так горячо и влажно. Целую, как сумасшедший, как оголодавший по плоти зверь, вгрызаюсь в мягкие губы. Трахаю языком. Отвечает и тихо стонет. Блядь, у меня крыша едет. Ощущений так много, что сложно с ними справляться. Сложно их контролировать, чтобы не сорвать тормоза и не взять её прямо здесь, на полу.

Отрываюсь от припухших губ. Втягиваю в лёгкие большой глоток кислорода. Сердце в диком ритме отбивает невероятную чечётку. Бросает в голову кровь.

Закипая, она тут же отливает к паху. Наполняет до треска член. Тело горит и пульсирует в адском напряжении. Кипучая энергия порывается взорвать резервуары, в которых она копилась столько лет.

Безумно её хочу. Заласкать. Затрахать. Залюбить…

Осознаю, что это дичайшая наглость. Что напора во мне столько, что в пору сбросить его где-то в другом месте, в спортзале с «железом», например. Нам нужно обоим немного остыть. Не на полу же её брать. Но сердце не желает униматься, стучит, как оголтелое. И этот бешеный ритм мне не под силу контролировать. Никак.

Пряча взгляд под опущенными веками, Аня сама же меня разжигает. Трется лобком о мой пах. Искры высекает. Охуенная, порочная, слишком притягательная. Уничтожает во мне последнюю выдержку.

Приподнявшись на локте, развязываю ремешок её халата. Оголяю содрогающийся плоский живот, открываю округлую упругую грудь. Она прекрасна. Намного больше, чем я её запомнил. Налитая, сочная «двоечка».

Царевна дрожит, как осиновый лист. Кожа, покрытая мурашками, тёплая, чуть шероховатая наощупь.

Задерживая дыхание, разглядываю открытые участки её изменившегося тела. Пальцами очерчиваю пупок. Дёргается, словно от разряда тока. Как и прежде, слишком чувствительная к прикосновениям.

— Посмотри на меня, — прошу осипшим голосом.

Анна послушно взмахивает ресницами, распахивает глаза. Встречаемся взглядами и я себя теряю. Хмельной и полный страсти взор мне в душу врывается. Ураганом. Переворачивает вверх дном моё напряжённое нутро.

— Если отпущу руки, больше не будешь лупить меня по лицу? — мелю чушь, чтобы дать нам последний шанс опомниться. Чтобы она не жалела, прийдя в себя.

Не хочу её брать в безотчётном порыве, хоть инстинкты кричат об обратном. Бьют в барабаны. Выносят мозг.

— Буду… — отзывается негромким, задушенным голосом, — если снова выкинешь что-то подобное. Хотя нет, я просто тебя убью. И все мои страдания прекратятся в один миг.

Дыхание у обоих частит, как после скоростного забега. Лёгкие работают на максимум, трахеи выдают простуженные хрипящие звуки. От её близости меня нереально штормит. Разбивает дрожью, расщепляет на мелкие атомы.

— Ты больше не сможешь без меня, клянусь, — шумно выдыхаю, целуя её в плечо. Нежно прихватываю зубами ключицу. Облизываю кожу. Пахнет вкусно, спелыми фруктами. Вдыхаю её, насыщая кровь не только кислородом, ещё и хмелем.

Моя рука скользит по гладкому лобку. Ни единого волоска. Под пальцами нежнейший шёлк. Ревность тотчас же опаляет лёгкие жгучим огнём. Во мне просыпается собственник, яро протестующий против имеющегося соперника.

«Устранить!» — даю себе установку.

— Это ты так думаешь. Смогу. Я уже смогла… — всхлипывает, как только я останавливаюсь пальцами на клиторе. Несколько медленных кругов по чувствительной плоти вынуждают её тело забиться в толчкообразных судорогах.

— Не сможешь…

— У меня… на этот… счёт… другое мнение, Итан… — хватая воздух ртом, отрывисто выталкивает слова. Глаза закатывает. Влажные, припухшие от укусов губы, дрожат. Смотрю на них, предвкушая долгожданный момент.

— Ты кричала, что любишь. Не станешь же ты утверждать обратное?

Спустившись пальцами к влажному входу, поглаживаю набухшие складки. Растираю по губам вязкий сок. Его слишком много. Охренеть, как много. Пусть только попробует соврать, что не хочет меня!

— Я была в панике! Я до смерти напугалась, — жалкая попытка вырвать руки из моей хватки заканчивается провалом. Сжимаю крепче её запястья. Неотрывно смотрю в горящие жаждой глаза, разом считывая правдивую и ложную информацию. — У меня была истерика, — задыхаясь, облизывает губы. — Ты же адвокат. Должен понимать, что признания, полученные под давлением обстоятельств, не засчитываются. Боже, ты выбил из меня эту ложь своим безумным поступком!

— Ты не лгала, — заверяю, едва сдерживая улыбку.