Грезы наяву

Тем не менее девушка чувствовала странную неудовлетворенность. Сколько же людей, которые отдыхали здесь в прошедшие несколько недель, на самом деле были выгодными гостями?

– Пока, Джесси!

– Я люблю тебя, Джесси, – произнес «Самый юный ковбой этой недели» – трехлетний Барни Битон.

А затем она осталась одна в пыли отъезжающего автобуса. У нее в распоряжении было полтора дня до прибытия следующей группы гостей.

Целых полтора дня бездействия. Как длительный тюремный срок.

Девушка почувствовала движение за спиной и повернулась, чтобы взглянуть на Сидни, стоявшего в тени большой террасы дома. Ее сердце екнуло.

– Что это происходит между вами и мужчинами?

– Простите?

– Молодые, старые, пьяные, трезвые – все у ваших ног.

– Ну, положим, не все. И вообще, я не понимаю, что вы имеете в виду.

– Я только что слышал, как Барни признавался вам в любви.

Сидни спустился по ступенькам и остановился напротив нее под палящими лучами солнца Альберты.

Джесси засмеялась.

– Барни признается в любви постоянно. Он чувствует любовь ко мне, к своему пони, к облезлому коту и к супермороженому Германа со вкусом родео.

– Мороженое со вкусом родео? Звучит довольно жутко.

– Ну, вы-то можете не беспокоиться об этом. Его получают в награду только победители родео.

– Насколько я понимаю, каждый хотя бы раз выигрывает ваше родео?

– Верно. Выигрывает каждый. И все вместе прекрасно проводят время. Некоторые, конечно, питают отвращение к хорошему времяпрепровождению, но с этим уже ничего не поделаешь.

– Вот именно, – важно подтвердил он. – Некоторым просто необходимо идти своим собственным путем. И самое лучшее для других – оставить их в покое.

– Почему вы воспринимаете все мои слова как давление на вас, Сидни Эджертон?

– Вы говорите обо мне? – спросил он с наигранной наивностью.

Джесси заскрежетала зубами. Еще пять недель рядом с этим человеком, и она останется без зубов.

– Итак, чем вы награждали победителей родео на этой неделе? – спросил Сидни. – Самыми красными волосами? Веснушками? Самыми маленькими бикини?

– Ваши предположения нелепы, – надменно заявила ему Джесси.

– Самыми причудливыми носками? – выдохнул он.

– Вам кто-то сказал!

– Джесси, с тех пор как вы здесь, ябуквально затерроризирован. Я слышу «Джесси тут» или «Джесси там» минимум дюжину раз в день.

Эти слова ей ужасно понравились.

– Может быть, иногда вам следует немного встряхнуться, – предложила ему девушка.

– Да, – сказал он сухо, – я где-то слышал, что землетрясение благотворно влияет на людей.

Теперь он сравнил ее с землетрясением! Она не в состоянии выносить этого мужчину. Он просто возмутителен.

Так почему же она, лежа без сна каждую ночь, постоянно думала о нем? Вспоминала, как его усы покалывали ее кожу, вспоминала прикосновения его языка к ее губам.

– Вы же не захотите остаться занудой на всю оставшуюся жизнь? – елейно произнесла Джесси.

– Занудой? – поперхнулся Сидни. – Занудой?

В яблочко, подумала она с удовлетворением.

– Именно занудой. Унылым, предсказуемым, осторожным. В вашей жизни нет никакой новизны, никакого разнообразия. Таким людям, как вы, я обычно ставлю диагноз – начальная стадия занудства.

Усилием воли он вернул былое хладнокровие.

– А что вы порекомендуете в качестве лекарства от этой ужасной болезни? – Он скользнул взглядом по ее щиколоткам. – Розовые носки в фиолетовый горошек?

– Это не причинило вреда… участникам состязаний.

– Ну, теперь у меня одна забота – как бы поучаствовать в ваших состязаниях. Что будет следующим этапом? Прыжки из чердачного окна? А что я получу в награду?

– Не исключено, что пару ярких носков. – Джесси не сразу нашлась что ответить.

Он громко расхохотался. Его зубы были поразительно белыми и ровными.

– Интересно, – сказал ей Сидни, снова становясь серьезным, – те красивые носки, которые на вас, тоже лекарство по вашим меркам?

– Да, – сказала Джесси. – Лекарство.

– Что? Вы больны? Не может быть, чтобы вы скучали, – только не вы!

– Да, я скучаю. По Анджеле, – сказала она – Разве вы не надеваете счастливые носки, когда вам грустно? – Она произнесла это шутливо, но в ее юморе слышался легкий оттенок печали.

– Ваша кузина – прекрасная женщина, – согласился он.

Глупо, конечно, но ее задело то, что Сидни понял, как прекрасна Анджела, но, казалось, не обнаружил ни одной положительной черты в ней самой.

– Ау, Джесси, не уходите, а лучше поплачьте на моей груди.

– Я не буду плакать, тем более на вашей груди, – заявила Джесси. Непослушная слеза скатилась по ее щеке. Она хотела прошмыгнуть мимо Сидни, но сильная рука удержала ее.

Джесси упрямо смотрела вниз, на носки его сапог. Он приподнял ее подбородок, и она увидела зеленые глаза, изучающие ее лицо.

– Что случилось?

– Я уже сказала вам. Моя самая лучшая в мире подруга только что уехала, – огрызнулась Джесси, ударяя его по руке, – Отправляйтесь к своим коровам.

– Вот это уже серьезно, – тихо проговорил он. – Заставляя людей смеяться, делая их счастливее, вы отдавали им частичку себя. А теперь вы одна. И не можете поговорить даже со своей кузиной, потому что она уехала.

Джесси могла только надеяться, что он не догадается, о чем ей надо поговорить с Анджелой.

– Когда гости уехали, вы, должно быть, по чувствовали разочарование, – продолжал он, – и одиночество?

– Вовсе нет, – свирепо отрезала она, – и ваша жалость мне не нужна.

– Жалость? – Он, казалось, нашел ее слова ужасно забавными. – Жалость – это не совсем то чувство, которое вы вызываете у меня, Джесси Хуберт.

– Тогда какие же чувства я у вас вызываю? – набросилась на него девушка.

– Раздражение.

Однако отнюдь не раздражение читалось в его глазах той ночью, когда он распахнул ее халат. Отнюдь. Очевидно, он собирался позволить себе то, чего никогда раньше не случилось бы.