Грибница

— Против нас пятерых их будет четверо: два мужика и две бабы, — быстро подсчитал Кирилл, потом поправился. — Нет, баб надо считать за одного.

— Тарас тоже стрелять не умеет, — улыбнулась Евгения. — Мы с ним пробовали в парке, он из десятки два-три раза попадает.

— Значит у нас двойной перевес, — обрадовался здоровяк. — Я возьму себе эту Арину. Ирка мне ещё тогда надоела, а с мамашами я не связываюсь: от них молоком пахнет, а я его терпеть не могу.

— Не говори «Гоп!», пока не перепрыгнешь, — осадил его Сергеич. — Сначала отбей тёлок, а уж потом делить их будешь.

— Отобьём! — самонадеянно махнул рукой Кирилл. — Найдём их гнёздышко и пообщиплем пёрышки этим жёлторотикам.

— Раз так, значит иди, готовь остальных: под утро выезжаем, — распорядился Сергеич.

Сан Саныч в это время занимался дополнительной топкой в спальне командира и слышал весь разговор. Старика удивило, что его не изгнали из комнаты, как обычно бывало перед их совещаниями. Неужто забыли? Это казалось маловероятным, и Саныч ждал подвоха. Его опасения подтвердились, когда в спальню вошёл Сергеич со своим помощником и спросил:

— Ну, что, Саныч, дело движется к концу?

— Если ты про камин говоришь, то вот — уже заканчиваю, — Саныч даже не обернулся. — А если, про что другое, то не у меня спрашивай — у Бога. Он тебя судить будет.

— У, какой ты, Саныч, стал мрачный, — рассмеялся Сергеич. — А я думал радоваться будешь, что скоро свидишься со своей Иришкой. Хочешь с нами пойти?

— Так, не возьмёте же, — отмахнулся старик.

— Ну, почему же? Возьмём, — главарь мародёров сделал паузу и мерзко ухмыльнулся. — Если только согласишься на одно условие.

— Ну? — Сан Саныч повернулся к нему и вопросительно поднял бровь.

— Если пристрелишь одного из пацанов. А лучше обоих. Сделаешь вид, что хочешь перейти на их сторону, а потом пристрелишь.

— Говно ты, Сергеич, говно! — воскликнул старик. — Да я б тебя голыми руками…

— Ну, что ж, так я и думал, — равнодушно сказал Сергеич. — Придётся тебе, Саныч, посидеть немного взаперти. Остыть, так сказать. Кирилл проводи дедушку в подвал и смотри, устрой его с удобствами.

— Будет сделано, начальник, — с готовностью откликнулся тот и издевательски вежливым жестом пригласил Саныча пройти вперёд.

Он отвёл старика в подвал и приковал его наручниками к водопроводной трубе. Когда железная дверь захлопнулась за ним, Сан Саныч беззвучно воззвал к Богу, а потом — к Ирине. Первый едва ли откликнется, но Ира должна. Он верил, что она обязательно услышит его предупреждение и расскажет остальным. Такое уже было, только в тот раз Ира обращалась к нему.

Это случилось, когда Сергеич потащил свою шайку искать Данила. Пока бандиты шарили по району, высматривая мальчика, Саныч отсиживался в том самом магазине, где они с Иришкой и Даней собирали припасы для переезда в деревню. Ещё тогда он припрятал там старый, батин еще, Тэтэшник. Патронов к нему было всего два — не хватало, чтобы перестрелять ублюдков. Да и смелости не хватало тоже… Никчемный! Никчемный старый неудачник! Саныч вытащил пистолет из тайника и засунул его дуло в рот, собираясь выплатить последний долг своей трусости. И вдруг услышал голос Ирочки. В первый момент он решил, что бандитам каким-то образом удалось снова выследить и схватить её. Он чуть было не выскочил с пистолетом на улицу, но голос зазвучал опять, и Саныч понял, что слышит его внутри своей головы. Его собственные мысли вились вокруг этого голоса, как чайки вокруг маяка, иногда закрывая его свет своими узкими крыльями, но чаще, теряясь в его белизне. «Убери его, убери!» — кричала Ирина, и Саныч знал, что она говорит о пистолете. Должно быть, он сошёл с ума.

Ему понадобилось всё его мужество, чтобы повторно подвести дуло к своему лицу. Голос в его голове зазвучал с новой силой, заполняя собой всю черепную коробку, вытесняя его собственные мысли и мешая сосредоточиться. Даже такое простое действие как нажатие пальцем на спусковой крючок стало невозможным. Голос умолял. Говорил, что прощает Саныча. Просил помочь. Саныч рассердился: чем теперь он может помочь?

Или может?

Дуло пистолета опустилось, Саныч задумался. У него есть пистолет, но в обойме только два патрона, таких же старых, как он сам. Он не сможет убить всех бандюг. К тому же они теперь начеку. О, если б только он знал, где сейчас Ирочка! Он бы нашёл её. Но, нет. Он не сможет взглянуть ей в глаза после всего, что он позволил с нею сотворить этим подонкам. Уж лучше он сбежит и станет жить в одиночестве. Но и от этой мысли старика передёрнуло. Жить одному! И подохнуть подобно уличному псу никому не нужному и никому ничего не давшему в этой жизни. А что ещё он может сделать? Может быть, он останется? И станет шпионить для Ярослава. Хоть какую-то пользу детям принесёт. Вот только как же ему связаться с этим Ярославом? Возможно, Ира снова поговорит с ним? Он уцепился за эту мысль и остался жить в банде.

Но ничего подобного больше не случалось, и постепенно Саныч уверился, что в тот день его охватило временное помешательство. Мысли о самоубийстве больше не возвращались к нему, а после того, как Кирилл с Гришкой из своего очередного рейда привезли Фёдоровну, идея о побеге тоже покинули его голову. Бросить эту глупую квочку он не мог, а тащить за собой постоянно кудахтающую и грузную бабищу было всё равно, что переть на горбу сломанный танк с включённым мегафоном.

Да и не согласилась бы она на побег. Она оказалась среди живых людей, среди молодых парней, которые к тому же постоянно хвалили её стряпню и плакались о том, как плохо им жилось без её материнской заботы. Её никто не обижал и не заставлял непомерно много работать (будучи трудоголиком по натуре, Фёдоровна сама бралась за любую работу). Фёдоровна быстро привязалась к этим мерзавцам, по возрасту годившимся ей в сыновья, и относилась к ним как мать.

Сан Саныча она раздражала отчасти своей болтовней, а отчасти — своим счастливым неведением относительно настоящего облика её дорогих «мальчиков». Поэтому он поселился отдельно от них всех, в заброшенной развалюшке на заднем дворе особняка. Там он оборудовал себе мастерскую и там же устроил тайник в подполье, где хранил свой старый Тэтэшник с такими же старыми двумя патронами. Сергеич не доверял ему и запрещал носить оружие. По этой же причине Саныча никогда не включали в поисковые группы, и возможности обзавестись другим оружием у него не было.

Пока бандиты грабили магазины, его заставили заниматься обустройством быта бандитской шайки да ещё под присмотром этой сучки — Евгении. Как ни странно, но работа по-настоящему захватила Саныча. Он стал реже поносить негодяев, чего не упускал случая сделать до побега Ирины. А когда приметливый Гришка спросил его: «С чего вдруг такая перемена?», то усмехнулся и спокойно ответил, что девочка теперь в безопасности, а чего ещё желать старому деду? Крыша над головой есть, кормят хорошо, о пенсии думать не надо — живи себе и ни о чём не беспокойся. Гришка пожал плечами и ушёл, но Саныч надеялся, что его слова дойдут до командира и тот изменит свое отношение к нему. Шли дни и если в банде и поверили в то, что дед действительно смирился со своей участью, доверять ему больше всё равно не стали.

Иногда его отпускали за инструментами и стройматериалами. Но вместе с ним всегда отправлялся бдительный Кирилл, под внимательным взглядом которого Саныч не отваживался сделать ни одного лишнего движения. Однажды, во время одной из таких вылазок, на глаза ему попалось средство от крыс и с невозмутимым видом он прихватил с собой сразу несколько упаковок. «На всякий случай» — ответил он на вопросительный взгляд Кирилла.

Теперь Саныч сидел в темноте подвала, прикованный к железной трубе и думал, что, возможно, этот крайний случай настанет уже сегодня. Ещё он думал об Ирине. Чем чёрт не шутит, может она экстрасенс? Кажется, так теперь называют вещуний и колдунов? Он слышал, что такие способности могут проявиться после сильнейших психических потрясений или от перенесённых страданий. На долю девочки и тех и других выпало с лихвой. Санычу не пришло в голову, что после красного мора большинство людей могли сказать о себе то же самое. Он принялся усиленно думать о планах бандитов, рассчитывая, что его мысли каким-то образом долетят до Ирины. Он на все лады взывал к девочке, звал её по имени и вызывал её образ в своём воображении. Он пробовал представлять себе устрашающие картинки нападения бандитов на возможное убежище группы Ярослава, и в результате так накрутил себя, что у него жутко разболелась голова.