Грибница

Уже далеко за полночь, а может и под утро (как узнаешь, ведь часов-то нет) он услышал голоса за дверью.

— Это только для вашей безопасности, Фёдоровна. Эти бандиты очень хитры, они могут напасть на дом пока нас не будет. Поэтому ведите себя тихо, как мышка. Хорошо?

— А вы не оставите нам оружие?

— Но вы ведь не умеете стрелять, зачем же вам оружие?

— Так Саныч умеет. Он говорил мне.

— Видите ли, Фёдоровна, — Сергеич понизил голос так, что старик почти не разбирал слов. — Саныч и сам из той группировки. К нам он попал в качестве военнопленного, так сказать. И хоть в целом он ведёт себя вполне благопристойно, доверять ему оружие ещё рановато.

— Да что ты, Серёженька! — Саныч живо представил себе, как Фёдоровна всплеснула руками, и криво усмехнулся. — А я-то думаю: чего он такой нелюдимый? А он не захватит меня в заложницы?

— Нет, — заверил её Сергеич. — Он прикован наручниками к железной трубе и не сможет выйти из подвала. А вы не ходите к нему, а то он вам мозги запудрит, сказок с три короба наплетёт — их он мастер рассказывать!

После этого дверь открылась, и в подвал спустились Сергеич и Кирилл. Фёдоровна осталась за дверью и, привстав на цыпочки, силилась рассмотреть арестанта. В полутьме лицо Саныча показалось ей особенно старым и угрюмым. Глаза смотрели недобро — ну точно что-то замышляет! Потом Фёдоровна поняла, что всегда подозревала этого мрачного и неразговорчивого деда в чём-то таком. То ли дело остальные хлопчики — всегда весёлые и доброжелательные, они не отказывались поболтать с ней и всегда привозили подарки из города. А Серёжа непременно такой вежливый, учтивый, обходительный. И девку свою осаживает при ней. Словом — настоящий джентльмен. И всё же жаль, что так вышло: по возрасту Саныч ближе к ней, а без мужика какое хозяйство? Фёдоровна вздохнула и ушла.

Глава 15 Сан Саныч

Тот же день,

База.

Когда ребята уехали, Фёдоровна поняла, что ей больше не уснуть и решила почитать. Жила она в бывшей караульной, что примыкала к кухонному блоку. Здесь только и помещалось, что топчан, маленький шкафчик для её скудных пожиток и столик, на котором раньше стояли мониторы слежения. Фёдоровна вышла в кухню зажгла свет (всё же Саныч молодец, что генератор запустил!) и, нацепив на нос старенькие очки, принялась листать объемистый каталог товаров для дома, который нашла вчера вечером в кухонном шкафчике. Но вскоре это занятие ей надоело, да и глаза устали рассматривать мелкие картинки. Она отложила журнал и подумала чем бы ещё заняться. Готовить обед не имело смысла: Серёжа сказал, что вернутся они не раньше вечера. Может пойти в дом прибрать? Но Женька опять разорётся: ей, видите ли, не нравится, когда она — Фёдоровна — заходит в дом без её ведома. Можно подумать, что Фёдоровна воровка какая-нибудь, какую и в дом-то пустить нельзя. Старая женщина возмущённо фыркнула. Станет она слушаться этой соплячки! Вот сейчас же и пойдёт в дом. Та коза, небось, и постель свою не заправила — вечно у неё всё валяется! В комнате у хлопцев и то порядку больше. Фёдоровна решительно встала и пошла выполнять задуманное.

Однако, поднявшись в комнату Сергеича и Евгении, старуха обнаружила, что наговаривала на девку она напрасно — постель была аккуратно заправлена, и вообще в спальне царил полный порядок. Дверь в кабинет как всегда оказалась заперта, чему Фёдоровна всегда удивлялась. Из парней только непутёвый Витька имел привычку разбрасывать вещи по всей комнате, поэтому Фёдоровна навела порядок в его спальне и взялась протирать везде полы. Покончив с этим, она решила отдохнуть.

Солнце давно уже взошло и стало припекать. Женщине захотелось пить. Она вернулась на свою кухню, попила и поставила разогреваться завтрак. Тут ей пришло в голову, что и Саныч возможно тоже захочет поесть и попить. Плохой он там или хороший, а всё одно — человек. Нельзя же морить его голодом! Скоренько она налила во вместительную кружку чаю, наполнила тарелку кашей, обильно приправила её соком от тушонки и водрузила всё это на поднос. Поднос поставила на табурет, и с этой ношей отправилась кормить Саныча.

Он неподвижно сидел прямо на бетонном полу, привалившись спиной к водопроводной трубе, к которой были пристёгнуты наручниками обе его руки. Труба тянулась от пола до потолка, и освободиться ему не было никакой возможности. Голова Сан Саныча бессильно свесилась на грудь и Фёдоровна подумала, что в таком положении немолодому уже человеку должно быть страшно неудобно и, к тому же, наверняка очень холодно. Доброй женщине стало жаль мужика. Она уже не могла представить его хоть сколько-нибудь опасным или коварным. Поэтому, несмотря на запрет командира, Фёдоровна не выдержала и заговорила с пленником.

— Эй, Саныч, — тихонько позвала она, но фигура на полу не пошевелилась. — Ты спишь, что ли? — молчание — Саныч! — Фёдоровна испугалась, что со стариком приключился сердечный приступ, и заторопилась к нему по лестнице. — Саныч, ты чего? Тебе плохо?

Приблизившись к нему вплотную, Фёдоровна поставила на пол табуретку с подносом и легонько потрясла Саныча за плечо. Мужчина судорожно дёрнулся и с хрипом втянул в себя воздух. Фёдоровна, и так жутко перепуганная столь неожиданной реакцией на её прикосновение, чуть не закричала, когда Саныч поднял к ней лицо с бессмысленными, словно у мертвеца, глазами.

— Бог ты мой! Саныч, миленький, что с тобой? Тебе плохо? Сердце? — запричитала она, разом забыв все предупреждения командира о коварстве пленника. Слишком много смертей ей пришлось увидеть за это лето, чтобы не бояться за каждого живого человека, пусть даже и плохого. — Сейчас, сейчас. У меня тут есть валидол, всегда ношу его с собой.

Она принялась рыться по многочисленным кармашкам своего передника, который, чудесным образом вмещал практически все необходимые хорошей хозяйке мелочи. На пол уже полетели маленькие ножницы, огрызок карандаша, крохотный блокнотик, большая пуговица и катушка чёрных ниток с торчащим из неё игольным ушком.

— Ага, вот они! — торжествующе воскликнула женщина, выуживая из очередного кармашка потёртую упаковку таблеток. — Под язык, под язык положи и сразу, сразу полегчает! — возбужденно затарахтела она и протянула таблетку мнимому больному. Саныч удивленно смотрел на неё.

— Что, уже прошло? — растерянно спросила она и тут же вспомнила предупреждение Сергеича о хитрости этого типа. Он её обманул! Прикинулся больным, чтоб поиздеваться над старой дурой. Фёдоровна мигом вскипела. — Ты, что шутки со мной шутить вздумал? Я чуть разрыв сердца не получила! Правильно Серёжа меня предупреждал. Поделом мне, старой дуре. Пожалела, раскудахталась! Бандюга! — трясущейся рукой Фёдоровна сунула валидол себе в рот.

Саныч, которого её прикосновение выдернуло из состояния глубокого транса, не понимал, что происходит. Слова Фёдоровны были для него просто бессмысленным набором звуков. Единственное, что имело сейчас значение — это осознание того, что он смог. Он смог это сделать! Он нашёл её! Он предупредил Иру! Он не говорил с ней словами, так как не смог их вспомнить в нужный момент, но был уверен, что она поняла смысл картинок, которые он передал ей.

Карта с метками от маркера. Ухмыляющееся лицо Кирилла. Оружие. Много оружия в багажнике чёрного джипа. Машины, выезжающие в темноту за ворота. Сама Ира, убегающая в какие-то заросли. Бегущая! Бегущая! Бегущая!

Каждая картинка указывала на угрозу, была пропитана ощущением близкой опасности, но постепенно они блекли, теряли резкость и начинали таять. Так же чувствовал себя и Саныч: блекнущим и теряющим свою сущность. Он заблудился в своём сне, стал как бы одним из его персонажей и уже почти не осознавал себя.

Фёдоровна, сама того не подозревая, вернула ему связь с собственным телом, ощущение его физической составляющей. Фактически она указала ему путь домой. И теперь, оглушённый низвержением из эфирного мира в свою старую телесную оболочку, он задыхался и страдал. Постепенно он отдышался, и большое тёмное пятно перед ним приняло форму женщины. Фёдоровны. Она что-то говорила в своей кудахтающей манере и рылась в многочисленных карманах необъятного серого передника. Как она оказалась тут? Только что, перед тем как закрыть глаза, он видел её уходящей из подвала. Он уснул? Или… Тут Саныч заметил, что крохотные окошки под потолком подвала уже не чёрные, как ночью, а золотые как днём. Сколько же он проспал? Саныч ужаснулся: вполне возможно бандиты уже нашли убежище Иришки и сейчас там кипит сражение. Только бы её не схватили! Саныч судорожно вздохнул.

О чём там квохчет эта старая наседка? Валидол? Зачем ему валидол? А вот ей бы он не помешал: ишь какая бледная. А! Значит он бандюга?! Сейчас она узнает, кто тут действительно бандюга. И Саныч, забыв об угрозах командира, вывалил на опешившую женщину всю правду о её ненаглядном «Серёженьке» и об остальных её «мальчиках». Где-то во второй трети его рассказа Фёдоровна упала в обморок, а распалённый своей ненавистью Саныч, даже не заметил этого и продолжал истерично орать, выкрикивая слово за словом, словно коммунист на митинге, словно питбуль в яме. А когда закончил, то почувствовал, что теперь ему действительно нужен валидол. Тяжело дыша, он замолчал и непонимающе уставился на распростёртое на бетонном полу тучное тело в цветастом платье и сером переднике со множеством карманов. Только сейчас до него дошло, что он сотворил. Свою злобу, свою боль и унижение он вытолкнул на эту ни в чём не повинную душу. Проткнул отравленной иглой доброе отзывчивое сердце. Он убил Фёдоровну! Она мертва по его вине. Саныч снова закричал, но это уже был не вопли ярости, а вой грешника, которого дьявол окунал в котел с кипящей смолой.