Гридень и Ратная школа!

Поднималася

на битву

Малая застава,

Взволновалось,

разлетелось

Вороньё с ветвей

Волхвы взяли паузу и перед тем как вновь запеть ударили по струнам. Печальный напев сменился торжественной частью.

Други-братья преградили

Путь коварного врага,

Но в неравной страшной схватке

Вся Застава полегла

В сече лютой, сече жаркой

Вдруг сражённым Войтех пал,

Но с собой, в бою последнем

Много недругов забрал

Ой, вы други, войны крепки

Вы на смерть всегда идёте

И, залив землицу кровью

Песни ярые поёте

Вы не ведали прощенья

Ко врагам своей отчизны

И летите соколами

От рождения до тризны

Волхвы замолкли. Вновь повисла тишина, на этот раз надолго.

Так и стояли мы до тех самых пор, пока поленья не превратились в алые угли. И никто не посмел нарушить таинство тризны ни словом, ни делом.

Когда же темнота сгустилась над плацем и догорающие угли более не могли бороться с сумраком, мы отправились на поминальный ужин. Так называемую страву.

По пути к казармам я ухватил за рукав Рябого и вытянул того из строя. Подальше от шагающих вразнобой сварожичей.

— Ты чего творишь?! — тут же вызверился на меня обычно невозмутимый новик.

Последние три дня он был необычайно хмур и я даже знаю почему.

Вместо ответа, я протянул Рябому небольшой холщовый мешочек.

— Что это? — чуть смягчился юный сварожич, но раздражения в его голосе было ещё хоть отбавляй.

— Тут волосы твоего отца, для тризны.

— Благодарю, — буркнул сослуживец. После чего бережно принял мешочек и тут же упрятал тот за шиворот, будто это какое-то сокровище. — Не думал, что Войтех обо мне расскажет.

— А он и не рассказывал.

— Тогда как? — вновь насторожился новик.

— Морды у вас с ним похожи, — после моих слов Рябой невольно коснулся глубоких рытвин на своём лице. — Это ведь от газа смрадного шрамы? И как, удалось тебе с отравой отцовской сродниться?

— Не твоего ума дело! — снова окрысился Рябой.

— Злишься, что не я на той горе сгинул, а твой отец?

— Злюсь, — не стал отпираться сын Мервтоголова. — Умом понимаю, что не виноват ты ни в чём, но стоит тебя увидеть, как кулаки сами собой сжимаются. Ты будто болезненное напоминание, от которого не убежать, не скрыться.

— Ну хочешь, в морду мне дай.

— А поможет?

— Не уверен.

— Вот то-то и оно, — отмахнулся от меня новик.

Рябой развернулся, чтобы уходить и тут я с чего-то решил его поддержать.

— Войтех был прекрасным солдатом… — неумело начал я и тут же был прерван.

— И паршивым отцом, — не оборачиваясь промолвил осиротевший сварожич. — Но знаешь, я всё же буду на него равняться. Думается мне, будь он хорошим отцом, а не солдатом, то сотни, а то и тысячи детей лишились бы своих родичей. А может, и вовсе на свет белый не появились…Поэтому я подхвачу его упавшее знамя и Мёртвый отряд продолжит жить!

* * *

Поминальный ужин проходил чуть веселей. Уже не было того упаднического настроения, где-то даже слышались шутки и прибаутки. Один Рябой всё так же хмурился и был чернее тучи — ну оно и понятно…

— Пойдём, разговор есть, — к нашему столу подошёл Неждан и на одно мрачное лицо стало больше. Он тоже кое-кого потерял. Вот только не думал я, что утрата на нём так сильно скажется. Они же с братом как кошка с собакой были, а тут, гляди-ка, загрустил гридень.

В ответ я бы мог послать засранца на хутор жопой крапиву рвать — как-никак мы с ним теперь в одном звании, но любопытство взяло верх.

— Ну пойдём, подышим.

Когда мы вышли на свежий воздух, Неждан вновь сумел меня удивить. Не успел я спросить в чём дело, как сварожич взял да огорошил меня:

— Не здесь, в казарме.

С этими словами он развернулся и потопал в известную нам обоим сторону.

Пока шли, я то и дело ловил себя на мысли, что вся эта ситуация уж очень подозрительно выглядит. Как бы Неждан ни учудил чего. Он ведь и раньше добрым нравом не отличался, а уж после потери братца и вовсе озлобиться мог.

За этими думами я и сам не заметил, как привёл протез в боевую готовность. Как говорится, на удачу надейся, а сам не плошай.

Когда вошли в казарму, то сразу правились на второй этаж, в дальнее крыло. И вот тут-то я и сообразил, куда мы путь держим. А ещё через пару минут мои догадки подтвердил и сам Неждан.

Гридень распахнул передо мной дверь и пригласил внутрь своей опочивальни.

— Входи.

С опаской я перешагнул порог и тут же заприметил посреди комнатушки накрытый стол. А рядом два стула.

— Садись, — Неждан подал мне пример и первым уселся за стол. А после и вовсе откупорил кувшин с медовухой и разлил содержимое по двум деревянным кружкам.

Небольшое помещение тут же наполнилось сладковатым запахом.

— Ну, чего стоишь, али тебе особое приглашения требуется?

С опаской я уселся на предложенное место. Не такого разговора я ждал…

— Расскажи, как брат погиб?

Врать не особо хотелось, но и всей правды сказать я не мог. Пришлось увиливать. В общем, поведал я Неждану, что не видел, как родич его погиб. Ну и свалил всю вину, ясное дело, на крестителей.

— Вот оно как. Н-да, не думал, что брата своего переживу. Он же у меня везучий был, как сам Чернобог.

К тому моменту мы уже распили полкувшина и Неждан даже чуть осоловел. В отличие от меня он так и не притронулся к съестному, а всё больше упирал на выпивку. Вот и закономерный результат.

— А знаешь, почему нас так прозвали Жданом и Нежданом? — ни с того ни с сего поинтересовался гридень, делая очередной глоток.

— Может оттого, что родичи ваши двойню не ждали? Вот и удивились, когда два получилось вместо одного. Ну и того, кто первым из утробы вылез, нарекли Жданом, а второго Нежданом. Угадал?

Ну, конечно, угадал, таких историй в Славии пруд пруди. Тут же каждая вторая семья из многодетных.

— Неа, — с пьяной грацией отмахнулся сварожич. — Наоборот всё было. Мать наша долго понести не могла, поэтому пришлось ей с отцом к волхву обратиться. Поначалу не верили они в задумку свою, но старец тот материнский недуг всё же поборол. А через несколько месяцев и мы со Жданом на свет появились. И прозвали нас родители Первушей и Вторушей. А вот дальше забавно вышло, жил у нас в то время котяра с характером скверным. Никого, кроме матери, к себе не подпускал, а нас с братцем и вовсе гонял. Иногда даже на порог нас двоих пущал. Страшились мы его тогда жуть как. Но в один день всё изменилось, стал тот усатый братца моего привечать да у порога его выжидать, а вот меня так и продолжил гонять. Тогда-то родители смеху ради и решили имена нам другие дать. Да и различать нас с тех пор стало проще. Ежели царапин на лице нет — значит, Ждан, а ежели есть — то Неждан. Это уже после я узнал, что братец мой втихую кота подкармливал рыбкой сочной. А рыбку ту знаешь, где брал?