Гриф

В полумраке кузова было видно, как Бич приостановил движение руки, уже готовой метнуть нож на звук, и прислушался. Князь повторил звук.

— Кто? — спросил шепотом Бич.

Такому шепоту позавидовали бы ученики Станиславского — он был достаточно тих, чтобы оставаться шепотом, но достаточно четок и громок, чтобы достигнуть со сцены до последнего ряда партера. Таким же четким шепотом Князь назвал себя.

— Нy, блин, — вырвалось у Бича с разбитых губ, — бывают в жизни встречи. Ты не мог, командир, для встречи оставшихся в живых однополчан выбрать место посимпатичнее.

— Ноги целы? — спросил, не ответив на вопрос, Князь.

— А что?

— Мне левую чуток помяли, так что ты ко мне перебирайся, посплетничаем.

С трудом продираясь между плотно забитыми в кузов тюками с грязным бельем, Бич наконец оказался совсем рядом и смог протянуть свою мощную ладонь:

— Держи краба, командир. Какими судьбами.

— Из СИЗО.

— Понятно, наверняка, как и мне, Фира помог. Чтоб закрыть тему: Фира был одним из дембельных стариков, кого я тогда в Североморске военным прокурорам не выдал. Так что, долг платежом красен. Ты мне скажи, командир, как ты в СИЗО попал? Не последний человек в армии был.

Времени на долгие воспоминания не было. Князь коротко рассказал свою историю о том, как его сдал бывший полковник Верестаев.

— Знаешь, командир, что ему надо сделать.

— Знаю.

— И что же, спустишь?

— Точно знаю, что убивать его не буду.

— Кто сказал «убивать»? Я сказал «убивать»? Да я кроме как в бою ни одного человека не убил! И полковника мы убивать не будем. Просто яйца отрежем, сделаем гоголь-моголь и заставим выпить. Очень полезно для здоровья. Кстати, о здоровье: надо по-быстрому отсюда смываться, командир. Второй раз нас Фира не вытащит. И тогда нас в этом СИЗО доканают.

— А за что сам-то попал?

— За честность.

— Как, опять за честность?

— Я уже старый человек, командир, мне за тридцать. В моем возрасте люди так быстро не меняются.

— Что на этот раз?

— После госпиталя и дембеля пошел я в охранники к одному "новому русскому". Не знаю, действительно ли он русский, но новый точно, несмотря на возраст.

— Старик?

— Да. Но крепкий. И крутой, я тебе скажу. Всем успевает заниматься. Бабки к нему текут, как намагниченные. Я был начальником охраны в каком-то НИИ, которое этот старик приватизировал. Ну, мое дело простое — охрана входов и выходов, пульты, телекамеры, мониторы, обходы. Ну, и во время одного такого ночного обхода в запечатанном семью печатями корпусе, где, по схеме, содержались лабораторные животные, услыхал я человеческие крики: "Помогите, помогите!.."

По инструкции я не имел права сорвать пломбы, открыть дверь, проверить, что там случилось, может, на ночь со страшными монстрами, на которых вакцины опробуются, закрыли какого-нибудь лаборанта. Или лаборантку. Голос-то был женский. Звоню коменданту НИИ на дом; было такое право на экстренный случай.

"Ничего не трогай, я через десять минут буду".

И точно, как по военной тревоге, через десять минут был в халате у нас на проходной. Глаза на лбу, в руках ключи. С ним два молчуна.

— Каких молчуна?

— Ну, мы в охране так звали лаборантов, что служили в лабораторном корпусе. Ни слова от них не добьешься. Нac оставили снаружи корпуса, дверь за собой закрыли. Крики прекратились. Через десять минут они вынесли черный полиэтиленовый мешок и отнесли в морг.

— У вас там свой морг был?

— Ну да. Институт-то медицинский. Я думал, что там лабораторных животных сжигали.

— Мешок был похож на тот, в котором переносят трупы животных?

— Не знаю. Думаю так: если это и было животное, то ростом с человека. И самое интересное, что у него были женские волосы.

— То есть?

— Неаккуратно второпях закрыли молнию, локон светло-каштановых волос заело молнией. Уж я-то бабий локон с шерстью колли или борзой не спутаю.

— Интересный у тебя институт.

— Интересный. На следующий день меня сам директор института вызывает.

— Тот старик?

— Ну да…

— Он официально был директором НИИ?

— А что? Сейчас модно совмещать: министры совмещают свои портфели с руководством коммерческими структурами, директора заводов — с руководством криминальными структурами по сбыту созданного на этих заводах, парламентарии в свободное время руководят бандами… Я уж ничему не удивляюсь. Новая Россия — новые русские.

— А мы с тобой кто?

— Мы с тобой просто русские.

— А дальше-то что было?

— Он меня и спрашивает… Вежливо так, коньячку налил, лимончик порезанный в хрустальной розетке. На морде улыбочка, нос у него крючковатый, на конце красный. Так вот он меня спрашивает: "Вы что-нибудь подозрительное минувшей ночью заметили?" На дурачка со мной. Скажи я, что ничего не видел, — и могу служить дальше. Может, даже жалованья прибавят.

— А ты?

— А ты меня, командир, знаешь. Мне легче помереть, чем соврать.

— И?

— Говорю: "А как же, господин директор, заметил. Крики были в лабораторном корпусе. Я вызвал коменданта. Шум был. И труп женский вынесли из корпуса в морг".

— Почему решили, что женский?

— А локон волос видал, и конфигурация прогибания тела в пластиковом мешке, извиняюсь, женская. Я же не визажистом служил, а в спецназе. Глаз наметан.

— "Память у тебя, — спрашивает, — хорошая?" Я опять правду-матку ему в старческое лицо: — «Отличная».

"Лучше бы тебе забыть".

"Что забыть?" — я «ваньку» валяю.

"А все".

"Не получится", — говорю.

"Получится, получится, — он мне отвечает, — это я тебе гарантирую".

Нy, сдал дежурство, сел в свою «Ниву», только ключ зажигания вставил, как сзади мне «хрясь» по затылку. И я в отрубе.

— Очнулся в СИЗО?

— Ага, сразу в ШИЗО. И Фира передо мной. И четко так излагает, что у него установка, убедить меня дать признательные показания, что будто я во время ночного дежурства заманил в дежурку одинокую прохожую бабенку, надругался над ней и зверски убил. После чего заставил своего кореша из институтского морга тело сжечь. Тело сожгли, но есть два свидетеля санитар из морга и один мой боец, бывший в тот момент на посту. Уж не знаю, как сломали их, но я не ломкий. И Фира это знал, да еще и должок за ним. Так что он мертвяка вместо меня подсунул для отчета. У него, по его словам, контакт с городским моргом, ему подбрасывают неопознанные и невостребованные трупы, он делает за хорошие бабки освобождение некоторым зэкам, и все сходится. Все повязаны.

— На нас он не заработал, — задумчиво заметил Князь.

— Такое наше поколение. Не все на деньги меряем. Еще и долги умеем отдавать.

— Кстати, о долгах. Есть мысль. Фира тебе не дал наводку на морг?

— А мне наводка не нужна. Я понял, там старшим смены мой корешок по Северодвинску: мы с ним в одном экипаже морской пехоты были. Так что, если что…

— Ладно. Обсудим за чашкой «пунша», что-то я по чаю с коньяком соскучился. Пора отсюда уходить. Сколько мы в пути?

— Полчаса.