Грифон торжествует. Проклятие Зарстора

Но не в шёлковой одежде для пирующих, а в кольчуге и шлеме, который затенял лицо.

— Марбон! — Бриксия едва не произнесла имя вслух, но тут же увидела, что это не повелитель Эггерсдейла, хотя и очень похожий на него. На лице у этого человека отпечатались резкие черты гордости и высокомерия. Рот был искривлён, словно он только что попробовал что-то неприятное, кислое и испортил себе удовольствие от пира.

Остальные, как и их господин, тоже стали видны отчётливее. И далеко не все они, как с дрожью поняла Бриксия, были людьми. Справа от лорда сидела женщина в платье цвета свежей весенней зелени. Но волосы у неё тоже зеленели, как и платье, прекрасные, но нечеловеческие. По другую сторону, слева от лорда, над столом виднелась кошачья голова, по цвету похожая на Уту, но по размеру вдвое больше.

Вокруг сидели и другие: молодой мужчина в шлеме с гребнем в виде вставшей на дыбы лошади, тоже с безошибочно нечеловеческим лицом; ещё одна женщина, в платье стального цвета и поясе из металлических пластинок, причём на каждой сиял молочно-белый драгоценный камень. Волосы у неё были белые, как эти камни, уложенные короной. На спокойном лице застыло высокомерное выражение. Но что-то говорило, что она в этом обществе стоит особняком, наблюдатель, но не участник происходящего. На груди у неё лежала подвеска из того же белого камня со сложно вырезанным узором. И Бриксия поняла, что эта подвеска — оружие посильнее любого лезвия.

У дальнего конца стола, отдельно от остальных (как будто они не совсем желанные здесь гости) сидели ещё двое. Ясно разглядев их, Бриксия затаила дыхание.

В памяти возникло гротескное тощее существо, которому служили птицы… Но это не совсем его точная копия. Более округлая фигура сидевшей имела несомненное сходство с женщиной, и она тоже была не одета, если не считать перьев и пояса, украшенного драгоценностями. На широком, похожем на воротник ожерелье также сверкали самоцветы. Но существо, конечно же, было родственно тому, из Пустыни.

А рядом с ней — жаба… только это чудовище обладало почти святотатственным сходством с человеком. При этой мысли Бриксию охватило отвращение, но она, несмотря на все усилия, не могла оторвать взгляда от этого существа.

Глаза жабы злобно блестели, и девушка догадывалась, что хотя чудовище и принимают тут, но само оно всех собравшихся ненавидит.

Казалось, присутствие самой Бриксии не вызвало интереса у пирующих. Ни одна пара глаз не выразила удивления, на неё даже не смотрели. Она не понимала, с какой целью оказалась здесь. А потом…

Девушка больше не стояла беспомощно перед троном. Она с изумлением поняла, что по какому-то капризу приведшей её сюда силы теперь висит в воздухе над пирующими, так что одним взглядом может охватить весь зал.

Высокий трон лорда, как и до сих пор во всех крепостях, стоял лицом к большой двойной двери зала. И вот с грохотом, от которого стихли все разговоры пирующих — Бриксия слышала их как лёгкие вздохи ветра, — створки двери не просто распахнулись, они отлетели в стороны, ударившись о стены. Как будто летний гром прозвучал в зале.

В широком проёме — эта дверь могла пропустить целый отрад вооружённых солдат в строю — стоял человек. Как и лорд этого зала, он был одет не для пира, но также в кольчугу и шлем. Плащ был отброшен на спину, словно для того, чтобы освободить руки.

Но меч у человека покоился в ножнах, а другого оружия у него не было. Кроме ненависти на лице. И Бриксия, которая при первой встрече назвала Марбоном владыку зала, была теперь почти убеждена, что не ошиблась бы, назвав так пришельца.

Он не стал сразу входить в зал, как будто ожидая приглашения от лорда на троне. Стоял, спокойно разглядывая собравшихся, а за ним видны были другие воины.

Впечатление было такое, словно взрослый стоит в кругу детей. Воины, как вставшие по бокам от него, так и плотно собравшиеся за спиной, были такого роста, что он сам казался гигантом. Но воины эти были отнюдь не детьми, обладая внешностью взрослых, часто даже пожилых мужчин.

И тела у них были не коренастые, как у гномов, а стройные и изящные. Доспехи не закрывали только руки и красивые лица. А всё остальное — в кольчугах цвета перламутра, из перекрывающих друг друга пластин, и шлемах на головах — либо настоящих раковин, либо сознательно повторявших их рисунок.

— Приветствую, родич…

Молчание, наступившее после грохота, с которым раскрылись двери, нарушил лорд, хозяин зала. Он слегка улыбался, но неприятной, насмешливой улыбкой.

Человек у входа посмотрел ему прямо в глаза. Он не улыбался. Напротив, лёгкие морщины в углах рта и глаз говорили, что он с трудом сдерживает ярость. И дальше в зал он не входил.

— Ты не сообщил, что окажешь нам честь своим присутствием, — продолжал лорд. — Но для родственника всегда найдётся место в Катале…

— Такое же, как в Ан-Яке? — впервые заговорил вновь пришедший. Говорил он негромко, и у Бриксии появилось странное ощущение, что в ней тоже возникает напряжение, подобное тому, с каким пришелец еле справлялся.

— Странный вопрос, родич. Что бы он значил? Может, у тебя и твоего водяного народа какие-то неприятности?

Человек у двери рассмеялся. «Правильный вопрос, Элдор! Неприятности, говоришь? А почему ты спрашиваешь? Ведь ты умеешь читать мысли, у тебя много глаз и ушей, слушателей травы, птиц и всего остального, и ты должен знать, что случилось».

Лорд покачал головой. «Ты переоцениваешь мои возможности, лорд Зарстор».

— Да, неприятности, — взорвался Зарстор. — Те, что происходят от злых желаний, от сношений с силами, одна мысль о которых грязнит человека. У меня нет таких возможностей, как у тебя, Элдор, но я слышал о призывах, переговорах, свиданиях, о том, что началось странное оживление. Мне говорили о Проклятии…

Когда он произнёс последнее слово, снова наступило молчание… такое молчание предшествует громкому боевому кличу. Никто из сидевших за столом не шевельнулся. Они как будто мгновенно застыли.

Молчание нарушила женщина с белыми камнями.

— Ты говоришь в гневе, лорд Зарстор, и слишком торопливо.

Впервые взгляд Зарстора оторвался от Элдора; пришедший взглянул на женщину и сразу снова на лорда, как будто у него имелась причина постоянно видеть хозяина зала. Заговорил он уважительно, но при этом не смотрел на женщину:

— Ваша светлость, я сердит, да. Но человек имеет право сердиться на несправедливость и тем вооружиться против зла. У моих друзей тоже есть силы. На меня и на Ан-Як наложено Проклятие… Перед твоим алтарём, в полном свете луны я готов поклясться в этом!