Григорий Распутин. Тайны «великого старца»

На следующий день 2 января 1916 г. Православная церковь чествовала святого Серафима Саровского. Известно, что императрица Александра Федоровна, перейдя в православие, стала глубоко и истинно верующей женщиной. Она высоко почитала этого святого, т.к. с его именем связывала благополучное рождение наследника Престола, единственного сына цесаревича Алексея Николаевича. Александра Федоровна за свою жизнь в России посетила многие монастыри и храмы.

Известный царедворец генерал-лейтенант А.А. Мосолов (1854–1939) делился наблюдениями относительно некоторых черт характера Государыни:

«Скажу несколько слов и о религиозных настроениях Александры Федоровны.

Православная обрядность очень понравилась ей, еще когда она была совсем юною принцессой. Ее стали постепенно подготовлять к переходу в нашу веру, и она действительно к ней обратилась. <…>

Я часто имел случай видеть императрицу на церковных службах. Она обычно стояла как вкопанная, но по выражению ее лица видно было, что она молилась. Когда отец Александр (Васильев) стал ее духовником, он громко читал все молитвы, даже обычно читаемые вполголоса в алтаре. Царица очень любила его службу и выстаивала ее всю. Заболев, она слушала службу из своей молельни. <…> В Царском Селе Александра Федоровна любила ходить молиться в темные приделы Феодоровского собора, ею же построенного. Мистическое настроение императрицы с годами прогрессировало: ко времени появления Распутина она уже была подготовлена к тому, чтобы попасть под любое влияние». (Мосолов А.А. При дворе последнего императора. Записки начальника канцелярии министра двора. СПб., 1992. С. 105–106.)

Французский посол в России Морис Палеолог так объяснял (со своей точки зрения) влияние Г.Е. Распутина на императрицу и некоторые свойства ее характера: «Покорность, с которою Александра Федоровна подчиняется влиянию Распутина, не менее знаменательна. Когда она видит в нем “Божьего человека, святого, преследуемого, как Христос фарисеями”, когда она признает за ним дар предвидения, чудотворения и заклинания бесов, когда она испрашивает у него благословения для успеха какого-нибудь политического акта или военной операции, она поступает, как поступала московская царица, она возвращает нас к временам Ивана Грозного, Бориса Годунова, Михаила Федоровича, она окружает себя, так сказать, византийской декорацией архаической России». (Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. М., 1991. С. 145–146.)

2 января 1916 г. произошло одно не особенно приметное событие. Старшая сестра милосердия Валентина Ивановна Чеботарева (1879–1919) из Царскосельского Собственного Ее Императорского Величества Александры Федоровны лазарета записала в своем дневнике:

«2-го января (запись в дневнике сделана позже от 8 января. – В.Х.) было освящение Вырубовского лазарета. Освящал Питирим, Григорий (Распутин. – В.Х.) присутствовал, приехал открыто в экипаже. Слава Богу, что из Детей никто не был – наши приехали работать». (Из дневника В. Чеботаревой. 1916 год / Скорбный Ангел. Сост. С.В. Фомин. СПб., 2005. С. 337–338; Новый журнал. № 181. Нью-Йорк, 1990. С. 210.)

Протопресвитер русской армии и флота Г.И. Шавельский критически отмечал в своих воспоминаниях особенности времени и религиозные устремления светского общества: «Своей печальной карьерой Распутин был обязан гораздо менее самому себе, чем болезненному состоянию тогдашнего высшего общества, к которому, главным образом, и принадлежали его поклонники и почитатели.

Спокойной, здоровой религиозностью в этом обществе тогда не удовлетворялись; как вообще в жизни, так и в религии тогда искали острых ощущений, чрезвычайных знамений, откровений, чудес. Светские люди увлекались спиритизмом, оккультизмом, а благочестивейшие епископы, как Феофан и Гермоген, все отыскивали особого типа праведников, вроде Мити Гугнивого, Дивеевской “провещательницы”, Ялтинской матушки Евгении и т.п. Распутин показался им отвечающим требованиям, предъявляющимся к подобного рода праведникам, и они, даже не испытав, как следовало бы, провели его сначала в великокняжеский, а потом и в царский дворец. В великокняжеском дворце скоро поняли, что это фальшивый праведник, а в царском – проглядели. Там Распутин сумел пленить экзаль-тированно-набожную царицу. Она более многих других искала в религии таинственности, знамений, чудес, живых святых, а ее материнское чувство все время ожидало помощи с Неба для ее несчастного, больного сына, которого бессильны были исцелить светила медицинской науки. Распутин вошел в царский дворец с уже установившейся репутацией “Божьего человека”, санкционированной тогда несомненными для Царского Села авторитетами – епископами Феофаном и Гермогеном.

Надо еще принять во внимание, что к этому времени царица окончательно разочаровалась в нашем высшем обществе и все свои симпатии отдала простому народу. Естественно, что она сразу с особым интересом и доверием отнеслась к выходцу из этого народа, все возраставшими по мере того, как она приглядывалась к новоявленному праведнику. В последнем для нее все было ново: и наружный вид, и смелость, с которой он наставлял царя с царицей и критиковал вельмож, и загадочно-туманная речь, и дерзновенность его движений. Когда же он несколько раз, после оказавшихся бесплодными усилий врачей-профессоров, исцелил ее больного сына, она окончательно уверовала в его особое избранничество, увидев в нем посланного Господом для ее семьи святого человека.

Если бы не оказалось ни одного распутинского сторонника, умевшего влиять на царицу и поддерживать ее веру в богоизбранничество Тобольского мужика, то и тогда царица не изменила бы своего отношения к Распутину: она была слишком независима в своих суждениях и настойчива в действиях. Но тут оказалась целая плеяда апологетов Распутина, все крепче утверждавших царицу в ее вере. Тут были митрополиты Питирим и Макарий, целый сонм архиепископов и епископов, генералов, членов Государственного Совета, сенаторов, министров и прочих сановных лиц. Искренних почитателей Распутина было очень мало: Вырубова, Головина и еще несколько женщин – женщины легче поддавались его чарам. Из мужчин же я не решаюсь назвать ни одного, который бы искренно верил в его святость. Даже царский духовник, так горячо до 1914 г. отстаивавший Распутина, не был, думаю я, искренним. Прочие же подмазывались к Распутину по явно корыстным побуждениям, надеясь при его поддержке сделать карьеру или получить иные блага. И они не ошибались: маленький (во всех отношениях) Томский архиепископ Макарий и опальный Владикавказский Питирим, – оба ничем не выделявшиеся, – при помощи Распутина выросли в Митрополитов Московского и Петербургского; опальный Псковский епископ Алексий (Молчанов) сразу стал экзархом Грузии; неуч, полуграмотный архимандрит Варнава за три года вырос в Тобольского архиепископа; дававший Распутину приют в своей квартире, серенький кандидат богословия Даманский стал товарищем обер-прокурора Св. Синода, а затем сенатором и т.д. Это было в духовном ведомстве. Подобное же происходило и в других ведомствах.

Почти все эти возвеличенные лица затем, благодаря тому же Распутину, становились близкими к царице. Митрополит Питирим, например, был так к ней близок, как ни один из предшествовавших митрополитов. Митрополит Макарий также стал для нее авторитетом. Даже и Даманский начал появляться в Царском. Все эти лица должны были, ради собственного же благоденствия, превозносить своего благодетеля. Получился заколдованный круг. Распутин вознес на высоту своих ставленников, а те превозносили его. В пользу Распутина говорили его “чудотворения”; ставленники Распутина теперь были сильны своим саном и положением. Царица из уст двух митрополитов и многих епископов слышала подтверждения своей веры, что Распутин – Божий избранник. Что могли теперь для нее значить изредка раздававшиеся противоположные голоса? Царица окончательно запуталась в сетях.

Влияние Распутина на царицу было неограниченным. Тут всякое его слово было всесильно. Царь был менее очарован Распутиным, но и он часто прислушивался к его голосу и поддавался его влиянию». (Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Т. 2. М., 1996. С. 257–259.)

На докладах в Царской Ставке порой звучали неутешительные сводки о военном положении союзников на фронтах.

В дневнике французского посла Мориса Палеолога в этот день появилась запись: «Оставление Галлиполи английскими и французскими войсками оказывает подавляющее действие на русское общественное мнение. Со всех сторон я слышу одно: “Ну, теперь вопрос решен – нам никогда не видеть Константинополя… Из-за чего же дальше воевать?…”» (Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991. С. 23.)

Штабс-капитан Царской Ставки М.К. Лемке 3 января 1916 г. зафиксировал в своем дневнике: «М.А. Васильчикова лишена звания фрейлины. О ней много писали в газетах.

Народ убежден, что вел. князь Николай Николаевич умер, но смерть его скрывают, – умер как мученик за Россию, неугодный царю. Даже офицеры в ведомстве военной цензуры распространяют эту басню». (Лемке М.К. 250 дней в Царской Ставке 1916. Мн., 2003. С. 5.)

Государь 3 января 1916 г. в своем письме к супруге сообщал: «Могу написать сегодня тебе и детям, так как бумаг не поступало. Вчера я телеграфировал Ане и получил весьма почтительный ответ. Никто не вспомнил этой годовщины (годовщина катастрофы на Царско-Сельской железной дороге. – В.Х.), так что я напомнил об этом Фред. и Воейкову. Валя (князь Василий Александрович Долгоруков. – В.Х.) лежит: у него сильный жар, я только что его навестил. Он чувствует себя лучше, но лицо у него распухло и красное от простуды.

Ночью выпала масса снегу. Я обрадовался, найдя деревянную лопату в саду, и очистил одну из дорожек. – Это для меня очень полезное и приятное занятие, так как сейчас я не делаю никакого моциона. И тогда я не так тоскую о Крошке.

Утренние доклады теперь кратки, потому что пока все спокойно, но на Кавказе наши войска начали наступление, и довольно успешно. Турки этого совсем не ожидали зимою. В Персии мы также наносим тяжелые удары этим проклятым жандармам, находящимся под руководством немецких, австрийских и шведских офицеров. Между прочим, я получил очень сердечную телеграмму от Гардинга, вице-короля Индии, от имени правительства, князей и народа. Кто мог бы подумать это 10 лет тому назад?