Григорий Распутин. Тайны «великого старца»

11) По соглашению с генералом Сагатовским сборка будет налажена во Владивостоке для отправления в Россию в готовом виде. Желательно командировать для этой работы несколько артиллерийских офицеров, хотя бы из числа раненых». (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 796. Л. 4–5 об., 6.)

Особый интерес представлял последний раздел доклада, который был составлен по просьбе императрицы Александры Федоровны:

«Посещение лагерей пленных

Слобода Спасская Ст. Евгеньевския 8000 н. чинов

Раздольное 14 000 н.чинов

Хабаровск 24 000 н. чинов

Никольск-Уссурийск 16 000 н. чинов

Ст. Дивизионная (Березовка) 1121 офи. 36 000 н. чинов

Иркутск 230 офи. 4500 н. чинов

Чита генерал Татищев

Пленные содержатся в казармах и бараках наших войск. Городки окружены высокой стеной с часовыми по углам. Офицеры помещаются в отдельных домиках или бараках по 15–20 человек. Размещение достаточно просторное; теснее в Никольске-Уссурийском, где бараки несколько ниже. Почти везде сделан второй ряд нар. В лагерях имеются сапожные и портняжные мастерские, где работают пленные. Пища хорошая. Суп с 1/4 фун. мяса, каша, 2 фун. хлеба (2 раза в неделю пища постная). Чайного довольствия нет. При офицерских столовых имеются небольшие буфеты. Санитарное состояние хорошо. Больных сравнительно небольшой процент. Единственные жалобы на неаккуратность получения почты и посылок. Происходило это от того, что пленные несколько раз перемещались и списки их менялись.

В настоящее время вопрос почти налаживается, вводится карточная система регистрации пленных в каждом отдельном лагере, а в Березовке имеется образцовое почтовое отделение, быстро дающее всякие справки». (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 796. Л. 11–11 об.)

Кроме того, к докладу прилагалась записка «Положение военнопленных австрийцев, германцев и турок на Красной речке близ Хабаровска, в Никольске-Уссурийском, в Чите и близлежащих лагерях – Песчанке и Антипихе». Имелся также обзор деятельности: «Справочное бюро о военнопленных Читинского гарнизона» от 8 января 1916 г.. (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 796. Л. 13–19; 20–21 об.)

Великая княжна Мария Павловна (младшая) и ее брат великий князь Дмитрий Павлович продолжали иногда посещать Александровский дворец Царского Села. Она позднее в эмиграции делилась воспоминаниями об обстановке того тревожного времени: «Меня приводили в уныние короткие выходы во внешний, цивилизованный мир. Там все без исключения жаловались, критиковали, были напуганы, но это были лишь жалкие бессильные возгласы. Неудачный курс внутренней политики стал не только условием, но и поводом, причиной для безделья. Я всегда с радостью возвращалась в свой госпиталь или, если гостила в Царском Селе, в дом отца.

Он, по крайней мере, был наделен мужеством, мудростью и умением абстрактно мыслить. Настроения толпы его не волновали. Он внимательно, хотя и не без тревоги, следил за зарождением фанатизма и изменением психологии при дворе. Императрица всю себя посвятила заботам о раненых, император постоянно ездил на фронт. С усилением влияния Распутина они теряли свою популярность, и слухи о нем с каждым днем распространялись все дальше и дальше. Такие разговоры лишь способствовали прославлению Распутина, особенно в глазах бесчестных людей, которые стремились заполучить хорошие должности с его помощью.

Императрицу яростно критиковали и постоянно обвиняли, причем несправедливо, в желании заключить сепаратный мир.

Моя тетя Элла, сестра императрицы, тоже подверглась беспрестанным нападкам. Во время антигерманских демонстраций в Москве возле ее монастыря собралась толпа, выкрикивая угрозы и оскорбления.

Узнав об этом, я впервые серьезно задумалась о переменчивости общественного мнения в России. В Швеции настроение толпы всегда имело под собой логическую основу, на него не влияло инстинктивное недоверие к правящему классу, столь характерное для русских. Жизнь, работа и верность моей тети были известны всей Москве. Она много лет прожила в Москве, сделала много хорошего. Все знали ее в лицо. Она занималась благотворительностью и до последнего времени пользовалась всеобщим уважением и любовью.

Но у русских любовь быстро сменяется неприязностью и недоверием. Они идут на поводу у своего настроения, забывая о своем прежнем, причем противоположном, мнении. Они не замечают, что сами себя противоречат, а если все-таки замечают, то легко находят себе оправдание.

Неисправимые пессимисты, они не смотрят в будущее с надеждой и предпочитают видеть впереди одни неприятности. Подняться на борьбу и предотвратить эти неприятности кажется им слишком сложным, поэтому они даже не пытаются, таким образом, убедив себя в тщетности всех усилий, они жалуются и покорно ждут, когда сбудутся их мрачные пророчества. <…>

Зимой 1916 года я поехала в Двинск и нашла здание для нашего подразделения. Я не была на фронте с 1914 года, и меня поразили произошедшие перемены. Изменилось все – начиная от лиц солдат и кончая сложными оборонительными сооружениями. Эти сооружения напоминали крепости, построенные на века. Город был наполовину разрушен после воздушных обстрелов. Солдаты не казались молодыми и бравыми, наоборот, они словно бы сжались и выглядели жалкими и убогими. Никто не пел и не смеялся. Все вокруг было серым, скучным и унылым.

В тот день, когда часть начала работать, я вместе с сестрами пошла в окопы и трудилась до самой ночи. Обстановка в окопах произвела на меня страшное впечатление. Тяжело было смотреть на несчастных мужиков, неделями сидящих в грязи и холоде, не знающих положения на фронте, не понимающих, что от них хотят. Они несомненно устали от войны, ничего о ней не знали и не хотели знать. Они стали ко всему безразличны, и когда над ними появлялись германские самолеты, ни один из них даже не поднял головы.

Я несколько раз ездила на передовую и каждый раз огорчалась все больше». (Воспоминания великой княгини Марии Павловны. М., 2003. С. 190–191, 207.)

По воспоминаниям жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича очередной скандал вокруг Григория Распутина развивался следующим образом: «17 февраля Его Величество выехал в Царское Село. Там, в столице, все больше накалялся политический скандал, нанесший монархии и династии один из самых сокрушительных ударов.

Желая иметь к возвращению Государя полную информацию о происходящем в Петрограде скандале, дворцовый комендант отправил меня несколькими днями раньше общего возвращения. По собранным мной данным, скандал Хвостов – Белецкий – Распутин – Ржевский возник и развился следующим образом. Алексей Николаевич Хвостов, достигший поста министра внутренних дел, при поддержке Распутина и Вырубовой захотел получить пост премьера. Он начал интриговать против Горемыкина. Но кроме его самого, никто не считал его подходящим на должность председателя Совета Министров. Его интрига не удалась. Перехитрили другие. Распутин помог получить этот пост Штюрмеру, а в близком кругу все смеялись над Хвостовым, говоря, что “толстопузый много хочет”. Хвостов обозлился. И видя, с одной стороны, что Распутин перестал его поддерживать, с другой стороны, сознавая, что его дружба со Старцем становится известна в столице и может его окончательно скомпрометировать, Хвостов решил уничтожить Распутина, поручив осуществить это Белецкому и Комиссарову. Они его охраняют, они организуют убийство и они же, если не сумеют уберечь его, будут ответственными за это.

Таким образом, Хвостов сразу освободится от трех человек, которые его же притесняют. С ними сойдет со сцены и Штюрмер, а он, Хвостов как спаситель, опираясь на правую часть Государственной Думы, пройдет в премьеры. Опьянявшая его мечта будет достигнута. Таков был план министра. И Хвостов предложил Белецкому и Комиссарову уничтожить Распутина, воспользовавшись охранявшими Старца филерами. И если Белецкого он соблазнил будущей карьерой, которую обещал ему, то Комиссарова подкупил большой суммой денег. Однако министр ошибся. Белецкий и Комиссаров были карьеристами, но не убийцами. Первый был религиозным человеком, а второй – офицером. Обсудив странное предложение Хвостова, Белецкий и Комиссаров решили не допустить убийства, усилить охрану Старца, Хвостову же каждый дал свое согласие на организацию убийства, чтобы тем самым усыпить бдительность министра и расстроить его планы.