Грим

Она дико захохотала, содрогаясь в сухих бесслезных рыданиях. Малфой попытался обнять ее, но Гермиона резко оттолкнула его.

— Жалеешь меня? Не стоит. Этой дряни еще полно в моей крови. Суток без волшебства недостаточно, чтобы исторгнуть ее всю. Я не та Гермиона, что ты знаешь и, может, любишь. Не та… — она ушла обратно в дом, а Драко остался стоять снаружи, подставив лицо безразличному небу.

Осенняя ночь сменилась ранним зимним утром. Звезды погасли, но две луны продолжали висеть на небосклоне. Пошел снег, он падал на лицо Драко колючими осколками и таял.

И Малфою впервые за этот год хотелось умереть.

— Позавтракаем и снова в путь. Не надейся задержать меня здесь, чтобы я полностью исцелилась. Приказ жжет меня изнутри, а ты давал Непреложный обет. Мы не можем остановиться.

Они вновь шли по тропе, ведущей их вглубь города, сворачивать не рисковали и слепо доверились воле призрачного города. В утреннем свете тропа больше не напоминала серебристую ленту, мелкие осколки костей причудливо срослись и стали походить на позвоночник неведомого змееподобного существа.

По бокам от дороги стали появляться новые и новые дома с провалами зияющих слепых окон, старые фонари. Погасшие лампы, накрытые грязными стеклянными колпаками, висели на тонких нитях-проводах, с тихим скрипом раскачиваясь из стороны в сторону в отсутствии малейшего ветра. Потом появились мусорные баки, обшарпанные автомобили, наполовину поглощенные ненасытной землей, прогнившие скамейки, детские качели, раскачивающиеся в воздухе, будто с них секунду назад сошел ребенок.

Пошел снег — мелкий, колючий, ледяной.

— Здесь полно мертвецов, — потирая горло, произнес Драко. Ему становилось тяжело дышать. Неупокоенные души взывали к нему, рой их голосов шумел в ушах. Они не могли вырваться из плена. Потусторонний мир был заперт для них, а Грим был его частью.

— Дай мне какое-то оружие и отойди от меня, — просипел Драко.

— Что? О чем ты?

— Ты оглохла? Оружие!

Гермиона сунула ему в руки кинжал и пробормотала что-то о сумасшедших.

— Куда я пойду? В дома мертвецов? Стой, там впереди что-то похожее на церковь…

— Призраки скоро настигнут меня. Ты не сможешь противостоять. БЕГИ!

Он наблюдал, как бежит Гермиона, надеясь, что она спасется. Спаслись же они в соборе святого Ренгвальда Оркнейского. Ожидая нападения и вглядываясь в прозрачный до звона воздух, Драко вспоминал прошлое их посещение Тарбета. Первое осознание им своих собственных чувств. Простой человеческий страх перед потребностью города пожирать своих обитателей. И если тогда ему было страшно, то сейчас было жутко. Настолько, что стоило усилий сжимать трясущимися руками кинжал. Да, он мог воскреснуть, но Гермиона не сможет. У него есть единственный шанс отвлечь внимание.

Воздух вокруг сгустился. Снег повалил стеной. Тяжелый и влажный, он опускался на крыши домов и фонарей, стирая их черты. Появился вездесущий ветер. Он кружил, игрался снежинками, а потом кинул их ледяную колючую горсть в Драко. Лицо обожгло морозом, и на снег закапали капли крови. Снежинки были острыми как бритва.

Первый призрак появился спустя секунды. Полупрозрачная зеленовато-серая фигура с перекошенным в ярости лицом возникла перед Драко, и он ударил кинжалом. Горевшие потусторонним зеленоватым огнем глаза распахнулись в удивлении, раздался звон, и призрак рассыпался осколками мутного стекла. Оглушенный Драко повернулся назад, не услышав, но почувствовав отзвук мертвого дыхания. Новый призрак, старуха с развевающимися волосами, наткнулась на его кинжал. Ее безумные глаза также подернулись человеческим удивлением, лицо исказилось от страха и боли и рассыпалось на тысячи осколков.

Драко оглох от звона, рука нещадно болела — призрачные осколки задевали ее, рассекая кожу не хуже ножа. В конце концов, он выронил оружие. Его мгновенно сбили с ног, и он повалился на снег. Призраки окружили его.

Он отстраненно рассматривал их лица: молодых и не очень мужчин с усами и бородами; красивых женщин; стариков, скрюченных под тяжестью прожитых лет; детей от мала до велика, невинных, если бы не глаза. У всех них глаза сумасшедших, страждущих в своем безумстве.

Бывшие осколками приведения восстанавливали свои призрачные тела, изгибаясь в муках. Остальные терпеливо ожидали их полного восстановления.

А потом призрак мужчины, что первым рассыпался под клинком, вселился в Драко. Еще один призрак и еще один. Тело Малфоя выгнулось дугой, нервы взорвались болью. Его корежило от боли, ледяного холода, сумасшествия сотен призраков и их воспоминаний, пока сознание его собственного «я» милостиво не разрешило ему погибнуть.

Презирая безумные законы Тарбета, магия Грима милостиво распахнула ему дверь в потусторонний мир, в который хлынули призраки, оставив бренное тело Драко Малфоя в окровавленном снегу.

*

— Ты храбро сражался, хотя и был обречен на поражение. Я убеждаюсь, что ты достоин. Но сначала посмотри, что случилось со мной дальше.

*

Мы с Женовевой путешествовали по всей Европе, разыскивая следы предателей и предотвращая последствия их деяний. Они разрывали завесу повсюду, совершая ужасные ритуалы. Как только моя сестра могла творить такое? Вырезать сердца, совершать жертвоприношения?

Я видел изувеченные тела маглов, не принявших потусторонних сущностей, иссохшиеся тела волшебников, ставшие им временными пристанищами. Маглы объявили об эпидемии чумы. Что ж, это было почти правдой.

За эти месяцы я не сошел с ума от чувства собственной вины благодаря Женовеве. Самые тяжелые месяцы в моей жизни, и самые счастливее. Разве так могло быть?

Мы, оставшиеся верные слову члены Ордена, не справлялись, а доверять кому-то было чревато новым предательством. Мы и так доверили знание нашим родным, но в любой семье было место «паршивой овце».

Альберто Меццоджорно снова позвал меня.

Я возвращался в крепость Аямонте, вспоминая, как случайно оказался свидетелем травли ужасной ведьмы. А ведь реши я остаться простым созерцателем, то вампирский клан остался бы полностью прерван. И мир, возможно, уже был в хаосе. Что бы ни представляла моя сестрица, держать демонов в подчинении невозможно. Выполнив обещанное, они освобождались от оков договора и могли совершить что угодно. Убить своего «вызывателя», например, как стало с моей бедной глупой сестрицей.