Гримпоу и перстень тамплиера

Пока Дурлиб и настоятель беседовали, Гримпоу с любопытством всматривался в заглавия манускриптов, лежащих на столе, и не мог не удивляться тому, что без каких-либо сложностей понимает написанное.

— Ты знаешь, если бы он захотел, то вполне мог бы надеть монашеское платье нашего ордена и остаться здесь послушником. Так поступают многие юноши, как благородного происхождения, так и обычного, с тех самых пор, как был основан наш монастырь, больше трех веков назад.

— Да я и сам ему сто раз советовал, а совсем недавно даже брат Бразгдо говорил ему об этом, но Гримпоу слишком свободолюбив, чтобы подчиняться и приносить себя в жертву строгим правилам вашего ордена.

— Бог захотел разделить людей на знать, священников и рабов, — сказал настоятель, смотря на Гримпоу. — Первые служат оружию, последние — первым, только у священников есть высшая привилегия служить Богу. Ты всего лишь раб, а свобода, о которой говорит Дурлиб, не более чем иллюзия.

— Может, так и есть, но Гримпоу отказывается покидать меня, и я тоже не хочу лишать себя его компании, — откровенно признался Дурлиб.

— А ты ничего не хочешь сказать? — спросил настоятель у Гримпоу.

— Думаю, из меня не выйдет хорошего монаха, — незамысловато ответил юноша.

— Ну что ж, поступай, как тебе хочется. Вижу, ты такой же упрямец, как и твой учитель. А теперь расскажите-ка мне, о чем вы хотели поговорить наедине, — сказал настоятель, развалившись в кресле и сплетая пальцы на коленях.

Дурлиб откашлялся.

— Нам нужны два лучших жеребца из вашей конюшни.

— Ты прекрасно знаешь, что лошади из церковных конюшен не продаются, — сказал настоятель, не выказав и толики удивления.

Дурлиб правой рукой быстро вытащил из потайного кармана монеты мертвеца, как будто показывая некий трюк, и выложил их на столе. Испуганный настоятель приподнялся в кресле и выпучил глаза, когда серебро засверкало в бледном свете свечей.

— Где ты их взял?

— Украл уже давно у одного венецианского торговца шелком в окрестностях города Молвилер, — без запинки ответил Дурлиб.

Настоятель взял одну монету в руки, поднес к лицу и начал тщательно рассматривать.

— В том, что это серебро, сомнений нет, но я никогда не видел ничего похожего на эти странные знаки.

— Так мы получим наших лошадей? — спросил Дурлиб, чтобы избежать лишних вопросов о происхождении монет.

— Сегодня же ночью поговорю с ключником. Завтра вы заберете двух жеребцов из наших конюшен и получите еды в дорогу.

— А ваше благословение и рекомендательное письмо епископу Страсбурга? — спросил Дурлиб, торопясь воспользоваться щедростью настоятеля.

— Я выполню оба ваших желания утром.

Обмен всегда происходил одинаково: Дурлиб высказывал свои пожелания, а настоятель говорил о невозможности их выполнить, и тогда Дурлиб выкладывал на стол какую-нибудь драгоценность, почти всегда перстень или золотой браслет. После чего настоятель, уже без лишнего манерничанья, давал все, о чем его просили. Гримпоу подумал, что, наверно, таким же образом все обстояло у настоятеля и с дамой его мечтаний.

Они уже намеревались покинуть покои настоятеля, когда глухой стук в ворота снаружи прозвучал громом в ночной тиши, отчего все обитатели аббатства застыли как вкопанные.

— Кто еще, кроме мошенников вроде вас, может блуждать в горах холодной зимней ночью? — справился настоятель.

Дурлиб и Гримпоу переглянулись, не зная, что ответить.

— Надо посмотреть, — предложил Дурлиб.

Едва они вышли в галерею, как в дверь снова заколотили. За чередой колонн галереи мелькнула пузатая тень брата Бразгдо, торопившегося с кухни в сопровождении нескольких слуг, которые тихонько перешептывались.

— Что происходит? Из-за чего такой шум и почему никто не открывает? — накинулся настоятель на повара.

— Никто из нас, даже слуги, не осмеливается. За дверями слышен лязг доспехов и ржание лошадей; кажется, будто четыре всадника Апокалипсиса прискакали в аббатство со своей устрашающей свитой, — пояснил брат Бразгдо, тяжело дыша от страха, от которого трепетало все его тело.

Услышав эти слова. Гримпоу уверился: брат Бразгдо убежден в том, что призрак мертвого рыцаря, которого, как ему показалось, он видел в окрестностях монастыря накануне, присоединился к адской компании в горных лесах и теперь намеревается вместе со всей мрачной процессией мертвецов взять аббатство приступом. Похоже, Дурлиб подумал о том же, судя по тому, как изменилось его лицо. Однако у Гримпоу было предчувствие, что всадники, ожидавшие за воротами, страшнее и свирепее всех привидений, каких только можно себе представить, и явно существа из плоти и крови.

— Пойдем поприветствуем того, кто столь яро стучится в наши двери, — сказал настоятель.

Многие монахи вышли из спальни и столпились в зале у входа в аббатство. Все взволнованно и настороженно ожидали настоятеля и, когда тот появился в конце сводчатой галереи, отступили к стене, образовав узкий проход. Одни держали в руках зажженные свечи, другие же прятали руки под шерстяными накидками, словно намереваясь встретить незваных гостей хвалебной песнью.

— Открывайте! — приказал слугам настоятель.

Скрип засовов прекратил перешептывание. Во мраке ночи проступили силуэты шести всадников, закутанных в длинные плащи, такие же черные, как и их лошади, и в капюшонах, которые спасали лица от застигшего врасплох холода.

— Кто из вас настоятель? — крикнул один.

Его лошадь беспокойно перебирала копытами.

Настоятель вышел вперед и остановился у створки ворот.

— Я настоятель Бринкдума. Назовитесь, дети мои.

Внезапно одно из животных заржало и встало на дыбы, колотя копытами воздух.

— Меня зовут Бульвар де Гостель, я член святого ордена доминиканцев, инквизитор Лиона и посланник папы Климента V! Его именем требую приюта для меня и солдат короля Франции, которые меня сопровождают, — высокомерно сообщил тот же человек. Из-под капюшона стало видно его лицо, сильно изуродованное шрамами, которые пыталась скрыть короткая белесая бородка.

Брат Бразгдо вздохнул с облегчением, услышав эти слова, но его полноватое лицо опять помрачнело, когда гости вошли в ворота аббатства и последний солдат ввел белого коня, того самого, на котором накануне ехал виденный им призрак.

Правда или вымысел

Слуги занялись лошадьми; монахи разошлись по кельям; брат Бразгдо проводил солдат короля на кухню, чтобы накормить и напоить; настоятель пригласил инквизитора Бульвара в свои покои, где они плотно закусили за беседой; а Дурлиб с Гримпоу удалились в гостевую комнату, и во всех уголках аббатства вновь воцарилась тишина.

Развалившись на тюфяке, при свете масляной лампы, стоявшей на полу, Дурлиб обхватил голову руками и уставился на сводчатый потолок. Некоторое время спустя он решил поделиться с Гримпоу своими опасениями.