Гриша

– Извините… Я не мог больше, – почти прошептал Миша. У него из ноги через ватные штаны тоже сочилась кровь, образовывая пятно на промасленной брючине. – Простите, я, наверное, подвёл вас всех.

Хромая, он подошёл к вешалке, надел свою куртку, поменял рабочую обувь на ботинки, нахлобучил шапку и медленно вышел из бытовки на мороз.

Бугор схватил рацию и, не одеваясь, выскочил тоже. Доносились обрывки его фраз: «Аркадьич, тут такое… скорую срочно… милицию смотри сам… живой… пока…». Дальше мат, мат и только настоящий северный мужской мат.

Юрок выл и катался в густой луже крови. Рваными губами и разбухшим языком он пытался выплёвывать остатки верхних зубов и фрагменты челюсти. Костю-Алфавита вырвало раньше, чем он успел выбежать на мороз. Яша-Йог схватил свой термос и трусливо умчался. Алексей нашёл под скамьёй злополучный нож, поднял с пола, сложил и засунул в карман своей куртки. Вася объяснял зелёному от испуга Штырю, что Мишутка малёк перестарался. Надо было малёк слабже приложить или лом взять малёк полегче. Штырь выдавил из себя, что давно, наверное, это назревало. Все мы виноваты. Переступил Юрка, сплюнул и тоже пошёл на воздух. Проходя мимо окровавленного лома, поднял его, вытер ветошью и поставил в угол рядом с другими инструментами.

Начальник управления Владимир Аркадьевич Конюшинский слыл человеком и начальником «что надо». Грамотный, справедливый, решительный. Его уазик и машина скорой помощи примчались так быстро, как будто за углом стояли.

– Как же это он так? – спросил врач, пока двое санитаров, пачкаясь в крови, грузили в машину корчившееся в судорогах тело, что ещё десять минут назад было «красавчиком Юрком» с греческим профилем, наглостью и вселенской гордыней. Медики пытались было приладить кислородную маску, но в данном случае это было невозможно. Закатали раненому рукав и сделали обезболивающее.

– Да, просто жуткое такое дело, – начал объяснять Конюшинский. – Ступени скользкие в бытовку, кроме того, ещё одна там поломалась, ну, вы сами видели. Торопился парень, оступился и прямо лицом о край. Не дай Бог никому такое!.. Говорил ведь Бугру, чтоб поменял он этот страх, так отвечал «потом, потом, некогда». Вот теперь отправлю его на пенсию и премии годовой лишу, так сразу найдёт время на ремонт.

Он смотрел умными и хитрыми глазами на доктора, а тот отвечал ему таким же взглядом.

– Я понял. Несчастный случай на производстве. Не поздоровится вам всем.

Врач оперативно созванивался с санитарной авиацией.

– Нет, не повезём мы его в районную больницу.

У нас даже гланды через анус удаляют, а тут пол-лица нет. Только в Тюмень, в клиническую челюстно-лицевую хирургию. Сейчас буду звонить тамошним чародеям, может, вернут лицо этому бедолаге. К перелёту мы его подготовим. Борт чтоб был не позднее чем через час.

Наряд милиции Конюшинский встретил сам. Нас всех выгнали домой, сказав на прощание, чтобы плотно закрыли рты, а завтра до работы под приглядом Бугра станем объяснительные писать.

Ни Юрка, ни Мишутку я никогда после этого не встречал и ничего о них не знаю. Через неделю после этого происшествия уехал строить порт в посёлке Ямбург, что севернее Надыма на полтора часа, если лететь вертолётом.

P.S.

Так, почему эти давнишние события вспомнились мне сегодня?

Вы не догадываетесь?..

Телефонная трубка

Всю свою короткую жизнь папа был весёлым и остроумным. Вот одна из семейных баек.

Он работал в зуботехническом кабинете вместе со своим свояком Мишей Ситаловым. Их жёны были двоюродными сёстрами, и два молодых стоматолога были связаны не только общей профессией, но и родственными узами.

Однажды Миша пришёл на работу и с порога сообщил:

– А мне вчера телефон установили!

– Да ладно, не ври! Как такое может быть?

Для молодых читателей поясню, что в 1960 году установить дома телефон, не будучи Героем Советского Союза, инвалидом первой группы или депутатом горсовета, было абсолютно нереально.

– Ты помнишь, я сделал съёмный протез лысому толстяку, который всё время крутил головой и потел как мерин? Так он оказался заместителем начальника районного телефонного узла. Спросил, как меня отблагодарить, так я и попросил. Не веришь, можешь вечером позвонить из автомата, вот тебе 15 копеек. Запиши 2-17-36.

Следующим утром Миша возмущался и громко рассказывал:

– Марик, ты не поверишь. Эта баба Роза, наша дальняя родственница, совсем из ума выжила. Я прихожу домой и вижу картинку: сидит на кухне это «чудо», перед ней четыре большие кастрюли. В первой картошка, которую она чистит. Во второй картофельные очистки, в третьей чищеная картошка плавает в воде. В четвёртой, самой крупной, тоже налита до краёв вода, и на дне лежит… телефонная трубка, шнур которой тянется к аппарату на стене. Я у неё спрашиваю, что это такое?! Она мне поясняет:

– Мишенька, деточка, зазвонил телефон, и я сняла трубку. А там мужской голос строго так спрашивает: «Квартира Ситаловых?» «Да», – говорю. А мужчина мне сообщает: «У нас на телефонной станции случился сильный пожар, и чтоб огонь по проводам не пришёл в вашу квартиру, немедленно наберите полное ведро воды и положите туда телефонную трубку». Я ведра не нашла, вот кастрюльку приспособила…

Дама с собакой

Глава 1

Говорили, что на набережной появилось новое лицо – дама с собачкой. Дмитрий Дмитрич Гуров, проживший в Ялте уже две недели и привыкший тут, тоже стал интересоваться новыми лицами. Сидя в павильоне у Верне, он видел, как по набережной прошла молодая дама, невысокого роста блондинка в берете: за нею бежал белый шпиц. И потом он встречал её в городском саду и на сквере по нескольку раз в день. Она гуляла одна, всё в том же берете, с белым шпицем; никто не знал, кто она, и называли её просто так: дама с собачкой. «Если она здесь без мужа и без знакомых, – соображал Гуров, – то было бы нелишне познакомиться с ней». Ему не было ещё сорока, но у него была уже дочь двенадцати лет и два сына-гимназиста. Его женили рано, когда он был ещё студентом второго курса, и теперь жена казалась в полтора раза старше его. Это была женщина высокая, с тёмными бровями, прямая, важная, солидная и, как она сама себя называла, мыслящая. Она много читала, не писала в письмах ъ, называла мужа не Дмитрием, а Димитрием, а он втайне считал её недалёкой, узкой, неизящной, боялся её и не любил бывать дома. Изменять ей он начал уже давно, изменял часто и, вероятно, поэтому о женщинах отзывался почти всегда дурно…

«Что-то Антон Павлович сегодня не очень идёт, – подумал лежащий в шезлонге молодой мужчина.

– Веки тяжелеют, и, как сегодня выражаются, “не по приколу”. Надо было детектив взять на пляж, но я решил классику перечитать. Хотя как можно перечитать то, что в первый раз видишь? И в то же время как много совпадений: мужичок-курортник – Дмитрий Гуров, а я Дима Буров. Восемь лет был женат на женщине старше себя и тоже порой изменял ей, хорошо, что “детей-гимназистов” мы не нажили. Там Ялта, тут – Сочи». «Коньячок под шашлычок, вкусно очень», – невольно вспомнились популярные строки.