Гробовщик. Дилогия

Сам себе могилу вырыл.

Сам себя и закопал.

Я работал лопатой, давился кашлем и хохотал, как сумасшедший, от такого фортеля судьбы. но скоро стало темно, тяжело и душно. Кашель выворачивал наизнанку. И – боль, она никуда не ушла – было больно. Очень. Я снова рухнул куда-то вниз, в душную пустоту, и боль последовала за мной.

5. Разговоры или Чертоги моего разума

Ночное небо было затянуто облаками, но это были неопасные, обычные серые тучи. Темно, тихо и спокойно. Я пошевелил руками, ногами – боль ушла. Сел, огляделся. Вокруг шевелился на тихом ветерке ковер из сочной мягкой травки, рядом журчала небольшая речка. А неподалёку, у берега, бродил по колено в воде какой-то коротко стриженый мальчишка, одетый в шорты безрукавку. Он что-то высматривал в воде, подсвечивая себе старинным фонарём.

– Эй, малец! – крикнул я ему. – Ты кто?

Был он светловолос, под глазами у него были тёмные круги, будто от бессонницы или тяжёлой болезни. Выбравшись на берег, мальчик сунул ноги в сандалики и подошёл ко мне.

– Какой я тебе малец? – буркнул он, присаживаясь рядом.

Я подвинулся и спросил:

– Где я?

– Ох, так и подмывает ответить: «Там же где и я», – улыбнулся мальчик.

Я непонимающе уставился на него.

– М-да, – протянул мальчик. – С юмором проблемы.

Я вдруг закашлялся и выплюнул на траву сгусток крови. Растеряно вытер губы и снова огляделся. Ночь, трава, речка. Парнишка.

И всё равно – что-то не так.

– Где я? – снова спросил я.

– Назовём это Чертогами Твоего Разума, – ответил мальчик. – Сериал смотрел? Помнишь, на самом дне Чертога Разума Шерлока Холмса сидел профессор Мориарти на цепи? Вот. А у тебя там десятилетний пацан, каким ты и остался, не смотря на возраст.

– Ты не можешь быть мной, – сказал я. И уже твёрже. И громче. – Ты – не я!

– Конечно, – кивнул парнишка, – было бы слишком просто, банально даже, если бы ты сейчас начал мне рассказывать о своих «достижениях»: бомж да ещё в рабстве. И в ответ на моё: «я не таким мечтал стать», ты бы хе-е-рак! железобетонный аргумент: «А что мне нужно было пройти мимо?» Как будто раньше ты не проходил… Что молчишь, в землю смотришь? Проходил – проходил. И глаза в сторону отводил. Напомнить?

Я закрыл глаза. Земля подо мной слегка вздрогнула. И я вспомнил – Выброс! Как я слепым котёнком ползал вокруг раскопанной могилы, как упал в неё, и как стал сам себя закапывать…

– Я вытащил тебя из твоих мозгов. Временно. Пусть они там позагорают под Выбросом без тебя. Потом попытаюсь запихнуть тебя обратно. Если будет, во что. Слабовато ты себя похоронил. Хотя, – мальчик почесал затылок. – Закопайся ты сильнее – задохнулся бы, наверное.

– Но мы, по-прежнему, в Зоне? – спросил я.

– Где же ещё, – вздохнул мой собеседник. – В Зоне, конечно.

– А ты кто? Ты здесь каким боком? – спросил я.

– За Зоной приглядываю, – мальчик развёл руками, мол, что поделаешь.

– Не маловат ли ты для такого?

– А больше ваш Мир никому не нужен, – грустно улыбнулся он.

– А тебе?

– А мне Лёху с Леськой жалко.

Я прямо опешил:

– Так это ты из жалости их сюда затащил? Вообще-то, Зона не место для детей. Здесь умирают.

– Затащил их сюда не я, а то, что вы называете артефактом. «Золотая рыбка» – слыхал про такой?

Я отрицательно покачал головой.

– А на счёт смерти, – продолжил мальчик. – Это вы сюда умирать приходите, А они пришли жить.

– Мы не сами сюда приходим, – возмутился я. – Нас заставляют. Если мы не пойдем в Зону, нас убьют.

– Убьют. Но умирать вы приходите СЮДА, – он ткнул пальцем в траву под ногами. – Представь, что, некие приговорённые к смертной казни, заявятся к тебе под окна, или прямо в квартиру, чтобы сдохнуть у тебя на глазах. И давай: кто кухонным ножом себе горло режет, кто пальцы в розетку суёт. А по ходу, серебряные ложечки воруют. Как ты к такому отнесёшься?

Я пожал плечами. От этого движения вдоль позвоночника полыхнуло болью, но тут же отпустило.

– Как тебя зовут? – спросил я, меняя тему.

– Зови Генка, – пожал плечами мой собеседник. – Или Сашка. Или Колька. Короче, как тебе понравится, так и зови.

– И как же ты за Зоной присматриваешь, Генка?

– Группа придурков, которых вы почему-то называете учёными, придумали аппарат, который периодически делает из вашего пространства друшлаг. Через получившиеся дыры лезут всякие всячины. А я, чтобы они здесь не натворили дел, прикрываю их замками.

– Аномалиями? – осенило меня.

– Да называй, как тебе хочется.

– А артефакты?

– Это свёртки чужих миров, чужого пространства под воздействием физики вашей Вселенной.

– Больно мудрёно, – покачал я головой.

– Ну, проще я сказать не смогу, Генка почесал затылок и продолжил. – Они лезут в ваш мир, как фарш из мясорубки. Здесь их, как говорит Лёшик, колбасит и плющит, они теряют одни свойства, приобретают другие… А потом полученными микроскопами вы забиваете гвозди.

– А мутанты?

– Какие мутанты? Несколько зверушек, которых занесло к вам с той стороны, и они при этом не сдохли? Они же безобидные…

– Снорки безобидные? Или кровососы? Или вот эта тварь, которая Жеку Речицу убила…

– Это Акушер что ли? Ты знаешь, что его создавали для опыления мёртвых миров спорами жизни? Что он ходячая фабрика этих самых спор. А вы в него из пистолета! Вот он и шарахнул акустикой. Ходит теперь, совестью мучится, бедолага… А на счет снорков и кровососов, это не ко мне. Это пускай ваши учёные объясняются. Научились, уроды, ДНК скрещивать…

– Выходит все они…?

– Они, они. И бюреров они, и контролёров, псевдогигантов всяких. Всё никак не успокоятся. Идеального бойца, видишь ли, им заказали. Про чернобыльских псов старожилы и слыхом – не слыхивали. А нынче уже штук пять бегает по Зоне. Из опасных, сюда разве что Химеру и забросило. Но и она… Это же всё равно, что электрический угорь. Не трогай её, и она током биться не будет. Тем более, что Химера и мясо не жрёт. Она из воздуха бактерии поглощает, как кит планктон, тем и сыта. Ей, как дезинфектору, цены нет. Она же любое болото в озеро Байкал превратит, дай только срок. А вы, как увидите, так сразу за оружие хватаетесь.

Мы помолчали.

– И что дальше? – спросил я.

– Пойдём, – сказал Генка, взял меня за руку, помог встать на непослушные ноги и подвёл к реке. Потом поднял свой фонарь, по выше, освещая воду.

– Смотри.

Покачиваясь на редких волнах, из реки на меня глянуло чудовище. Спину его перекашивал уродливый горб, лицо… Да разве можно было ЭТО назвать лицом! Левый глаз заплыл и съехал куда-то к виску, второй, наоборот, чуть на выкате, нос свёрнут на бок. От левого уха остался лишь обрубок. Вдобавок верхнюю губу рассекала заячья губа, из-под которой торчал кривой клык. Ну и штук пять корявых шрамов вдоль и поперёк лица на закуску. Не веря, я поднял руку. Урод в отражении сделал тоже самое.