Гробовщик. Дилогия

Очнулся, похоже, наш учёный. Вот уже и любопытство прорезалось.

– А тебе что за дело знать, из какого я лагеря? – грубо ответил я.

– Чудак-человек, – сказал Кораблёв. – Сообщу твоему куратору, мол, так и так, спас группу, прошу поощрить…

– Чем? – усмехнулся я. – Лишней тарелкой супа? Или медалью «За храбрость»? Зачем покойнику медаль?

– Ты «Вольняшка», – догадался учёный. – Я слышал про таких. Ты в Зоне живёшь. Отдельно. Договорился со своим смотрящим и добываешь артефакты за еду и припасы. Угадал?

– А если и так? – спросил я, подходя к нему. – Давай, снимай свой ПДА.

– Так это же прекрасно! – воскликнул Кораблёв, не глядя, клацая какими-то замками на запястье. – Ты-то как раз то, что мне нужно!

– На, – протянул он мне прибор. – Вот так надевай, здесь защёлкни. Ты даже не представляешь… В общем, мы можем договориться. Будешь работать на нас…

Я надел ПДА на левую руку, закрепил его, и ткнул шокером в шею Кораблёва. Тот замолк на полуслове и кулём рухнул на землю.

Достал уже своей болтовнёй.

4. Дебаркадер.

Телега, которую тащили Мелкий и Здоровяк, не спеша, катила по грунтовке. За моей спиной смотрел в серое небо глазами-кляксами Кораблёв. Лежал он на безголовом теле своего коллеги. Рядом примостилась к небу колесами перевёрнутая тачка «для образцов».

Я изредка косился на своих пассажиров. На счёт покойника не скажу, но вот мой новый знакомый с глазами-кляксами был весьма примечательная личность.

Подробности жизни Андрея Кораблёва.

В шестилетнем возрасте Андрейка Кораблёв убил кошку. Не из жестокости или из садизма. Но и не случайно. Как и многие миллионов мальчиков до него, Андрейка проверял, что будет, если… Что будет, если долго держать в руке зажженную спичку? Что будет, если бросить в костёр кусок шифера? Что будет, если на морозе лизнуть металлическую горку? Что будет, если крепко сжать шею кошке?

Мальчика поразило, как легко можно отнять жизнь. Вот только что кошка мяукала, тёрлась о ноги, выжидательно глядела ему в лицо. А теперь лежит бездыханная и никак не реагирует на осторожные толчки ногой.

Как же так, – думал Андрейка. – Если есть вход, должен быть и выход. Лопнувшую велосипедную шину можно заклеить, стиральную машину – починить. А третьеклассник Колька Щеглов, по кличке Щегол, утверждал, что даже разбитую бутылку можно склеить обратно, если собрать всё, до единого осколка. А тут слегка надавил руками и всё – уже не собрать и не склеить…

Как всякому нормальному ребёнку, Андрею не понравилось данное «что будет, если…». Но он крепко запомнил обнаруженную несправедливость.

Этим бы, возможно, все и кончилось, но в шестом классе прямо на уроке умерла от внезапной остановки сердца его соседка по парте Катька Воробьёва. И всё повторилось вновь. Никто не смог «починить» или собрать её по кусочкам обратно. И снова резанула по сердцу несправедливость.

Неудивительно, что после школы Андрей Кораблёв поступил в медицинский институт, который закончил с красным дипломом. Его с распростёртыми объятиями принял один из известнейших медицинских НИИ Луисвилля. И Кораблёв не разочаровал ожиданий своих работодателей. Прославившая их искусственная поджелудочная железа, была одной из многочисленных идей Кораблёва. Но главной страстью этого учёного была смерть. Не как свершившийся факт. А как процесс. Он все пытался понять, уловить ту тончайшую грань, после преодоления которой не было пути назад. Находил, после чего пытался таки вернуть уже мёртвое к жизни. Возвращал. Находил новый предел. И снова вытаскивал ОТТУДА очередного покойника. Его опыты не могли не привлечь к себе внимания. Последовало предупреждение. Мол, эти исследования не запланированы. Кораблёв не внял. Был наложен запрет на использование лаборатории в личных целях. Кораблёв оборудовал лабораторию не хуже прямо у себя на дому. Благо зарплата позволяла. Его в последний раз предупредили и отказали в допуске к умирающим во всех больницах штата. Тогда Кораблёв плюнул, собрал вещи и уехал, никого не предупредив.

Несмотря на фанатизм, был он не дурак и давно видел, к чему всё идёт. И даже вычислил причину травли. Руководству института не давали покоя суммы, которые перечислялись на счет Кораблёва при покупке патента на его искусственную поджелудочную. Очень им хотелось прибрать денежки к рукам.

Андрей же давно прослышал о некоей Зоне в районе Чернобыля, и о чудесах там творящихся. Поэтому загодя договорился и всего за каких-нибудь тридцать тысяч долларов Кораблёву выписали пропуск и даже пообещали вертолёт для переброски в лагерь учёных Янтарь.

Откуда ему было знать, что всё это время за ним пристально наблюдали представители некоего фонда под названием «Подари жизнь». И кабы не они, то и в Луисвилль бы он не попал, а уж тем более так легко из него не вырвался бы. В Зону тоже никто бы его просто так не пустил, кабы в администрацию президента не был сделан особый телефонный звонок.

За всем этим стояли очень богатые люди. Те, которые над и вне. Люди, которые и людьми-то себя не считали. Минимум – полубогами. И вся их вседозволенность, всё всемогущество только подтверждали им их статус. За одним исключением – они были смертны.

Вот представьте: всю жизнь копил и наращивал капитал, достиг сотого или вообще, хрен знает какого миллиарда. Казнил и миловал. Ломал и коверкал судьбы тысячам и миллионам простых работяг. Проигрывал в карты и выигрывал в рулетку города и страны. Постиг все виды наслаждений… Как вдруг – хлоп! – захлопнулась крышка гроба. И этим сравняла вчерашнего небожителя с последним бомжом. Это давило на психику и делало бессмысленными долгосрочные инвестиции.

История сохранила многочисленные следы попыток как-то исправить сложившуюся ситуацию. Сколько денег было вбухано во всевозможные эликсиры бессмертия! Сколько ловкачей нагрели руки или сложили буйны головы, торгуя философскими камнями и прочими атрибутами долгожительства! И всё тщетно: даже всемогущий Дерик Рокофеллер, перенёсший пять пересадок сердца и доживший аж до ста девятнадцати лет, таки скончался.

В двадцать первом веке мировой капитал изменил свою тактику. Вместо финансирования очередного авантюриста, был создан аналитический центр, который под вывеской международного благотворительного фонда стал контролировать все научные разработки, ведущиеся в нужном направлении.

Он-то и курировал Кораблёва, в числе многих, надеясь, что однажды кто-то из них преподнесёт сильным мира сего таблетку бессмертия.

Я усмехнулся. Разные мы с Кораблёвым, а судьбы сошлись.

Ведь и он, и я, жили себе, жили. Как вдруг перевелись стрелки на жизненной колее, и мы оказались здесь, в Зоне. С разных сторон. Его через парадные двери встречали. Меня чёрным ходом провели. А итог всё равно одинаковым оказался. Оба мы теперь калеки, которых только и можно, что в колбе заспиртовать. А лучше – пристрелить от греха.

Мы отъехали от Лубяного метров триста, перевалили через мосток через неширокую речушку, когда сразу, без предупреждения, без порывов ветра и мелкой капели, на нас обрушилась стена дождя. Полыхнула молния, уши заложило от грома. Здоровяк и Малой вздрогнули и перешли на рысь. Вот только куда? Стена воды была такая плотная, что было трудно не то чтобы рассмотреть – дышать. Казалось, вот-вот захлебнёшься.

Сзади закашлял – забулькал Кораблёв. Я обернулся и помог ему лечь на бок. Крикнул: