Гробовщик. Дилогия

– В столице еще недели три промурыжат, а потом-таки допустят сюда международную комиссию, – продолжил он другим тоном. – Так что времени у тебя в обрез. Почисти там у себя всё тщательно.

– И насколько тщательно? – спросил Киров и разлил по новой.

Его собеседник помолчал, рассматривая содержимое рюмки на свет, потом коротко ответил:

– Будто не было.

Киров поперхнулся коньяком, долго кашлял, багровея, после чего просипел:

– Они что там, с ума сошли? Ну ладно с Лагерями, доходяг этих не жалко. Сделаем, в общем. А вот как я рот на блок-постах позакрываю? Раскидать их по разным частям? Так это на министерство выходить надо, на Музыченко.

– Нельзя, – покачал головой его собеседник. – Кто-нибудь, да проговорится. Мало нам Хромого? Да и Музыченко обиделся, что ты ему не восемь, как он просил, а только четыре с половиной процента отстёгивал. Сказал, мол, пусть выкручивается сам.

– Сам, – буркнул Киров. – Будто я тогда что-то решал.

– Кто решал, я и без тебя знаю. Но озвучил цифру – ты.

Киров закурил сигарету, глубоко затянулся, попытался выдохнуть колечко дыма, не получилось, побарабанил толстыми пальцами по столешнице.

– И как же мне быть? – не выдержал он, наконец.

– Вот чтобы ты без меня делал? – усмехнулся Михалыч. – Ладно, сведу тебя с человеком, который поможет тебе решить эту проблему. Про Щеглова слыхал?

– Как не слыхать. Сидит под реактором, как паук. С той разницей, что паук всякую мерзость изничтожает, а Щеглов наоборот – плодит, да наружу выпускает. У меня добрая половина потерь по вине его зверушек. Я как-то, когда ещё только Южным лагерем командовал, пытался на него выйти, скоординировать действия, то, сё. Так ещё только думал, как половчее это сделать, а меня уже начальство на ковёр вызвало. Да с порога, и двери не успел закрыть, матом в три этажа! Мол, какого ты не в свои дела лезешь? Там секретность – четыре икса. Знаешь, сколько проживёшь, если не успокоишься? Вот с тех пор я хозяйство Щеглова стороной и обхожу.

– Ой ли! – хохотнул Михалыч.

– Вот, как на духу, – Киров для убедительности, приложил ладонь к груди. Врал, естественно. Семнадцать человек он отправил на верную смерть, пытаясь разнюхать, что же происходит в районе реактора.

– Ладно, – махнул рукой Михалыч. – Это всё дела прошлые. Нынче Щеглов сам с тобой свяжется.

– Это с какого перепуга?

– Вот именно – с перепуга, – собеседник Кирова отставил рюмку в сторону, откинулся в кресле и ослабил галстук на жирной шее. – Про попытку путча в курсе?

Полковник кивнул. Он подобрался, чувствуя, что разговор переходит к сути. Взгляд его утратил хмельную расфокусированность. Стал снова чётким и ясным.

– По мимо всего, путчисты пытались и Щеглова на свою сторону переманить. Представляешь, чего могли его зверушки той ночью в столице натворить? Он, правда, отказался, но внимание на себя обратил. И вдруг оказалось, что его толком никто последние годы не контролировал.

– Как так? – удивился Киров. – А кто ж тогда финансирование ему выделял?

– На дела под грифом «четыре икса» деньги дают в первую очередь и без каких-либо вопросов. Подробности же знают единицы. Не знаю точно, как получилось, но каждый из имеющих допуск, думал, что курирует эту тему другой. Но не в этом суть. Важно то, что теперь создано что-то вроде ревизионной группы, которая должна в той конторе каждый угол обнюхать, вынести постановление о целесообразности и так далее. Вот Щеглов и хочет к их приезду провести что-то вроде демонстрации или полевых учений. И ему твоя ситуация, как нельзя кстати.

Полковник задумался.

– А спишем потом как? – спросил он после паузы.

– Зона, – развел руками Михалыч. – Массовое помешательство погнало местную погань на блокпосты. Или, может, излучение, какое неизвестное. Очкарики сами придумают. Без нас.

– А что будет, если эта, как ты её называешь, «погань», не остановится и дальше попрёт?

– Тебе что за печаль? За это уже не ты, а Щеглов отвечать будет. Правда он заверяет, что зверушки у него ручные. С полуслова его слушаются.

– Надо будет подстраховаться, – задумчиво сказал Киров. – На каждой точке подобрать по надёжному человечку. Или по паре. Чтобы они потом, когда твари уйдут, проконтролировали блокпосты на предмет «сотых».

– Вот за что я тебя уважаю, так это за умение держать удар, – хлопнул его по плечу Михалыч. – Другой бы на твоём месте раскис или распсиховался. А ты – вон какой молодчина, уже планы строишь.

Он посмотрел на часы блеснувшие золотой искрой на запястье и хлопнул себя по коленям:

– Засиделись мы с тобой, – Михалыч поднялся из кресла и потянулся. – Короче, дня через три жди в гости Щеглова. Утрясёшь с ним детали: время, место, направление ударов. С ним техники прибудут. Камеры наблюдения на столбах монтировать. И в лагерях и на блокпостах. Проконтролируй, чтобы языками не трепали.

– Камеры-то зачем? – не понял Киров.

– А как проверяющим оценить пригодность подопечных Щеглова? По зоне за ними бегать? – засмеялся Михалыч. – Вот он и решил для высокого начальства кино смонтировать. На основе реальных боевых действий.

Он протянул полковнику руку и тот встал и крепко её пожал.

– Ну, будь здоров!

С этими словами приятель Кирова двинулся к двери из кабинета.

– На всё про всё у тебя дней десять. Так что не тяни, – говорил он на ходу, поправляя галстук на шее.

Киров шёл следом, не решаясь задать главный вопрос.

– Михалыч, – наконец набрался он храбрости. – А что потом? Со мной, что потом?

Его приятель остановился, медленно обернулся.

– От тебя зависит, – сказал жёстко он. – Если всё исполнишь – будешь жить. Обещаю. Если обгадишься, кому-то придётся за всё ответить. Вот и отдадим тогда Тревальяну твою голову на блюде. Он давно на тебя зуб точит. Еще с тех пор, как ты его в тендере на разработку ПДА прокинул.

– Да разве же это я тогда по тендеру решал? – возмутился Киров. – Это…

– Я знаю, кто решал, – перебил его Михалыч. – А вот Тревальяну об этом знать не обязательно. Короче, тебе всё понятно?

– Передай там, что я крепко постараюсь, – пообещал полковник.

– Постарайся. Постарайся, дорогой, – сказал Михалыч и вышел, закрыв за собой дверь.

8. Их надо остановить.

– И что было дальше? – спросил Кораблёв.

– А что могло быть? – пожал я плечами. – Я ушёл. Они остались.