Гробовщик. Дилогия

– Что стоите? – рявкнул он на сталкеров. – Три бугая! Или и люк Алесе придётся для вас открывать?

Пыж подскочил к крышке, ухватился за кольцо, подоспевший Бек помог, и, осыпая тучи песка в своё нутро, люк открылся.

– Там где-то выключатель, – сказал Генка. – Ну! Чего встал? Свет включай!

Бек, после секундного колебания, спустился по ступенькам в открывшийся проём, пошарил по стенке и нащупал обычный выключатель. Щёлкнул клавишей – под потолком замигали, потом засветились изогнутые неоновые трубки – и Бек увидел уходящий вдаль неширокий тоннель, стенки которого были покрыты мелкой белой плиткой.

– Всё, – сказал Генка, – Иди. И экономь силы. Немой минут за двадцать добрался. Вот и вы постарайтесь.

Он перевёл взгляд на стоявших у ступенек Баркаса и Пыжа, на Бека, выглядывавшего из проёма. И теперь Баркас отчётливо рассмотрел пулевое отверстие и запёкшуюся кровь на виске мальчика.

– Запомните, ваш путь только по прямой, – между тем инструктировал тот. – Чтобы ни привиделось, кто бы не соблазнял. Алесе будет не до того, так что вы смотрите.

Алеся шагнула было к мальчику, воронка у него за спиной качнулась к ней навстречу, но раздалось резкое:

– Назад! – и девушка отпрянула.

– Иди, – повелительным голосом сказал Генка. И уже почти виновато, добавил. – Фонарь гаснет.

Алеся вытерла слёзы рукавом куртки, глубоко вздохнула.

– Прощай, Генка.

– Прощай, – сказал мальчик.

Он проводил взглядом спустившихся по ступенькам в тоннель Пыжа, Алесю, Баркаса, посмотрел, как последний закрывает за собой крышку люка, грустно вздохнул и растаял в воздухе. Мигом спустя исчезла и воронка, которая вертелась у него за спиной.

17. День четвёртый. Воскресенье. Тоннель

Первое время их путь был просто прямым. Прямым и узким: только-только разойдутся два человека. Постепенно он расширился, стал похож на подземный переход.

А потом они оказались будто внутри гигантской синусоиды: длинный пролёт ступенек вниз, небольшая площадка, подъём вверх. Потом, после небольшого прямого участка, снова: вниз, вверх.

После третьего спуска-подъёма Баркас остановился и сказал, глядя на Алесю:

– Что-то не так. Смотри: ступеньки вниз с каждым разом мельче и мельче, но сам спуск всё длиннее. Зато те, что ведут вверх, становятся всё выше, но и количество их меньше.

– И что? – спросил Пыж, тяжело дыша после последнего подъёма.

– Ты ничего не хочешь сказать? – обратился Баркас к девушке.

Та, бледная и усталая, успокоительно махнула рукой:

– Минут через десять всё кончится. Пошли, тут нельзя стоять.

И первой двинулась дальше. Бек с пистолетом в руке тут же её обогнал. Пыж пожал плечами и тоже зашагал следом.

Неудовлетворённый ответом Баркас какое-то время смотрел Пыжу в спину, чертыхнулся и бросился его догонять.

– Так я не понял, что там с лестницами? – спросил его Пыж пару минут спустя, когда они снова начали спускаться по уже едва различимым ступенькам.

– А ты напряги мозги, – ответил Баркас. – Если спуск длиннее, чем подъём, это что значит?

Какое-то время Пыж молчал, потом неуверенно спросил:

– Значит мы всё глубже уходим под землю?

– Вот именно, – сказал Баркас.

В обычное время он врядли бы снизошёл до ответа этому салаге. Но сейчас ему было страшно. И главное – непонятно почему.

Ну да – кое-где лампы перегорели, но в основном-то, было светло и, если не считать негромкого эха от их шагов – тихо. В общем, по всем признакам – безопасно. И всё же почему-то страшно. Очень.

Первым по-прежнему шёл Бек с пистолетом в руке. Ему, похоже, тоже было нее по себе.

Когда приходилось спускаться, он пригибался, если поднимались, становился на носки,

вытягивал шею – высматривал, нет ли впереди какой напасти. Но всё по-прежнему было тихо.

При очередном спуске ступеньки вниз, наконец, совсем исчезли, и четвёрке людей пришлось попросту скользить по гладкой плитке. Долго скользить. А когда спуск, наконец, прекратился, они очутились на длинной платформе, как две капли воды похожей на те, что расположены на станциях метро.

Замерли, осматриваясь.

Так же, как и в обычном метро, слева, параллельно платформе, выходил из одной стены и исчезал в противоположной, чёрный тоннель.

Пыж подошёл к краю, осторожно заглянул вниз, недоумённо потряс головой. Рельс не было. Вместо них текла какая-то багрово-красная жижа, похожая на лаву. Похожая, потому что без дыма и опаляющего жара.

Справа шла анфилада прозрачных стеклянных дверей за которыми были… Да много чего там было.

Сквозь одну виднелся мальчик в штанах, рубашке и безрукавке, повёрнутый к ним спиной. Хоть звук оттуда и не проникал, было видно, как мальчик играет на скрипке, а стоящие напротив него огромные слоны, синхронно раскачивают в такт мелодии хоботами. За слонами виднелась предрассветная степь, поросшая ковылём и далёкие тени гор.

Бек подошёл к этой двери, постучал костяшками по стеклу. Мальчик опустил смычёк, не оборачиваясь, показал ему средний палец и продолжил игру.

У другой двери замер Баркас. Стоял и, как заворожённый, смотрел на девочку-балерину лет десяти. Та, будто игрушечная, вращалась, встав на свой маленький носок в розовом пуанте, на самом кончике гигантской иглы. Когда балерина повернулась к Баркасу лицом, тот выдохнул:

– Зинка?

В ответ девочка подмигнула, взмахнула рукой. Потом показала язык. Но стойки своей не изменила и продолжила вращение. Остальное пространство вокруг неё было заполнено неярким светом. На несколько мгновений проявились четыре огромные собаки: три поджарых добермана и старый бульдог, который пялился на балеринку, роняя тягучую слюну, но потом они исчезли. И снова за дверью была только маленькая девочка в балетной пачке, которая кружилась на кончике иглы.

Баркас вдруг завыл и стал биться головой о стекло. Пыж ухватил его за одно руку, Бек за другую. Оттащили. Баркас рухнул на серую плитку, закрыл лицо руками, плечи его вздрагивали.

– Что с ним? – спросил Пыж.

Бек пожал плечами. Алеся присела рядом с Баркасом, положила руку на плечо.

– Идти надо, – сказала она. – Нельзя здесь долго. Даже недолго – нельзя.

Баркас вытер лицо ладонями, шмыгнул носом, привстал, опираясь на руку.

– Двадцать секунд, – попросил он. Сильно зажмурился, мотнул головой, а когда открыл глаза, это снова был Баркас, которого они знали.