Гром над городом

Стражники вернулись быстро.

– Да, почтенный Гикфи мертв, – сообщил Фагрим. – Там, оказывается, не заперто. Я ничего не трогал, господин Ларш сам захочет посмотреть.

– Ваше «лисье» дело, – с уважением сказал десятник и кивнул второму стражнику: – Сгоняй домой к господину Ларшу, ты знаешь, где он живет.

Тот поклонился и исчез во тьме.

– Еще бы дверь покараулить, – мягко, без команды сказал Фагрим.

– Кудни, ступай дом стеречь, – приказал десятник стражнику, – пока «лисы» не прибудут.

– Я тоже с ним останусь, – решил Фагрим. – Все равно возвращаться...

1 (6)

* * *

Всю недолгую дорогу до Дома Стражи десятник и его пленник не обмолвились ни словечком. «Краб» крепко вцепился в парнишку, а левой рукой держал факел, освещая дорогу. Он мрачно глядел перед собой. А Сверчка не оставлял пережитый ужас. Перед глазами упорно стояли окно, свеча и мертвое лицо на залитой кровью столешнице.

Дом Стражи обычно походил на крепость: мрачный, трехэтажный, обнесенный железной грозной решеткой. Но сейчас, освещенный и шумный, он почти прогнал страх, который когтил душу парнишки среди темных улиц.

Сверчок встрепенулся, оживился, огляделся. Он не ожидал, что ночью здесь будет так много народу.

Впрочем, десятник тоже был слегка удивлен.

– Эк они нынче разбегались, – протянул он. – Ночью-то пусто всегда... Эй, стой! – ухватил он за локоть проходящего мимо по двору стражника. – Господин Ларш здесь или ушел?

– Спрут наверху. Он изловленных разбойников допрашивает по одному, а потом передает Авите.

– Авита тоже здесь?

– Ага. Она домой одна идти не хочет, на улице уже темно. Договорилась с Гижером, что он ее проводит, как освободится. Им по дороге. А пока она рисует, чего время зря терять-то?

«И Гижер здесь! И Авита! – возликовал про себя Сверчок. – Ну, теперь-то мне точно не ночевать в «холодной»... Только что же Авита здесь рисует?»

А десятник не удивился насчет рисования, не стал переспрашивать. Только неодобрительно хмыкнул:

– Вот неугомонные! Не могли завтра допросить всю эту шваль?

– Говорят, при арестах что-то срочное всплыло, да по нашей, по «крабьей» части. Вроде как еще кого-то срочно ловить придется. Вот и задержали еще и наших на всякий случай...

– Нет от этих бешеных «лис» покоя ни днем, ни ночью... – вздохнул десятник. – Ладно, щенок, пошли!

Ведя рядом с собой пленника, он прошел через двор, миновал дежурного стражника у входа, перебросился с ним парой негромких слов. Сверчок не слушал. Ему вдруг стало страшно. Ни разу в жизни ему не довелось увидеть Дом Стражи изнутри, уберегли Безликие, только в кабинете Джанхашара побывал – а тот отдельно, в пристройке... А теперь, как шагнул через порог, так стало холодно в животе.

Вслед за десятником Сверчок поднялся по широкой, но низкой, в три ступеньки, лестнице, и прошел по темному коридору. Десятник без стука распахнул дверь в небольшую комнату, освещенную сразу тремя светильниками, и остановился на пороге.

В комнате за круглым столиком сидела Авита. Перед нею были разложены листы бумаги, стояла подставка для кистей, кружка с водой и какая-то белая штуковина с жирным черным пятном на ней.

У стены стоял верзила бродяжьего вида – тощий, в рванине, с одним ухом и редкими кривыми зубами. Зубы можно было разглядеть, потому что верзила ухмылялся во весь рот – но как-то невесело.

Рядом с верзилой стоял стражник и через стол подглядывал за тем, как Авита сосредоточенно водила кистью по бумаге.

Подняв глаза на вошедшего десятника и не заметив за его широким плечом Сверчка, Авита оторвалась от рисования и воскликнула:

– А, Сартан! Очень хорошо, что ты сюда заглянул. Я уже сама собиралась тебя искать. Нам необходимо поговорить.

– Верить ли мне своим ушам, умереть ли мне от счастья? – игриво отозвался десятник Сартан.

– Изволь оставить свои шуточки! Я зачем рисую этих бедолаг? – Авита кивнула на бродягу у стены. – Для своего удовольствия, что ли? Или, может, по заказу Королевской картинной галереи в Тайверане? Я рисую, чтобы их по этому рисунку можно было узнать! А в каком виде мне приводят тех, кого хватает седьмой десяток? Ваших задержанных не признали бы даже их родные мамаши! Подбитые глаза, распухшие губы, ссадины по всей физиономии... Прикажешь мне их так и рисовать?

– О краса стражи, отныне и впредь мы будем дарить каждому задержанному букет цветов! И на руках приносить злоумышленников к тебе!

– Мне кажется, Сартан, твои «крабы» задержанных вот именно на руках и носят – причем вверх ногами, а голова тащится по мостовой...

– Так я как раз о задержанных и говорю, – перебил барышню десятник. – Вот этого сопляка рисовать не приходилось?

И вытолкнул пред очи художницы своего пленника.

– А, Сверчок... – рассеянно кивнула парнишке Авита. – Сартан, ты от разговора не уходи! Мне что, жаловаться Джанхашару? Зачем бить задержанных именно по лицу? У них других мест нету, чтобы стукнуть?

– Авита! – рассердился десятник. – Этот мальчишка говорит, что он из «лис». А мы взяли его возле дома, где совершено убийство!

Авита сразу посерьезнела:

– Убийство? Где?.. И – да, это мальчик из нашего десятка.

Сверчок не обиделся за «мальчика». Он вывернулся из-под руки опешившего стражника и гордо объяснил:

– Убийство на Яблоневой улице. В доме почтенного Гикфи... дом еще такой, вроде башенки, а хозяин – Сын Рода, только Род я запамятовал...

– Из Рода Ташкуд, я его знаю, – побледнела Авита. – Да неужели Гикфи убит?

– Или он, или другой кто, но в его доме, – уточнил Сверчок. – Я-то этого господина не знаю. И лицо убитого не разглядел.

– Сартан, – попросила Авита учтиво и серьезно, – не сочти за труд, поднимись наверх. Спрут у себя в кабинете уже, наверное, закончил допросы. Расскажи ему об убийстве... Постой! Остался ли кто-нибудь на месте преступления?

– Мой парень и ваш Фагрим.

– А, тогда все в порядке.

– Еще одного я послал к Спруту домой, я ж не знал, что господин здесь... – Десятник повернулся, чтобы уйти, и через плечо примирительно бросил Сверчку: – Ты, паренек, зла на меня не держи...

Парнишка учтиво кивнул в ответ. Он и не собирался заводить врагов в страже.

Авита глазами указала Сверчку на краешек своей скамьи:

– Посиди пока, отдохни, а я продолжу... Мотыль, улыбайся! Я твои зубы еще не зарисовала.

Стражник у стены показал бродяге кулак:

– Улыбайся барышне, собака, не то зубы вышибу, нечего будет и рисовать!

Мотыль покорно оскалился.

Проворно создавая портрет незадачливого Мотыля, девушка ни слова не спросила про убийство. Рассказывала про то, что рисует с натуры каждого, кого приводят в Дом Стражи, а на обороте рисунка записывает дату и причину ареста, а если кто второй раз попался – вторую дату.... Незнакомый предмет, назначением которого поинтересовался любознательный Сверчок, оказался фарфоровой тушечницей, на которой художница, понемногу подливая воду, растирала плитку наррабанской черной туши.