Гром над городом
Шрифт:
Джанхашар понимал это не хуже прочих, а потому поспешил уйти, чтобы впоследствии можно было бы свалить вину за неудачу на Ларша. (А что ему сделают-то, Спруту?) Конечно, перед уходом он произнес короткую вдохновляющую речь и спросил, нужна ли помощь.
Помощь Ларш принял: попросил командира оставить ему тех двух «крабов», что пришли с ним. Пусть помогут обыскать театр.
Пока «крабы» и «лисы» обшаривали театр, заставляя беднягу Бики отпирать все гримерки и кладовые, дверь за дверью, Ларш допрашивал очевидцев. Начал с Арчели и Гиранни: знатных барышень наверняка уже хватились родители. Скандала
Допрос за допросом... Ларшу казалось, что его оплетает темное безумие. Все твердили ему, что дверь в кладовую была заперта, изнутри торчал ключ. Мирвик заколкой повернул этот ключ и открыл дверь. На полу лежал труп. Больше в кладовой никого не было. Да, была вторая дверь, на маленький балкончик (как объяснил Мирвик, чтобы проветривать наряды от нафталина). Трое – Шеркат, Лейчар и Мирвик – твердо заявили, что дверь была закрыта изнутри на засов. Остальные от ужаса и смятения засов не разглядели.
Ларш с надеждой вспомнил про окно в конце коридора, но тут же убедился, что оно надежно зарешечено.
Ларш отпустил очевидцев по домам (Шерката пришлось уговаривать уйти) и еще раз осмотрел кладовую. Да, тут не спрячешься. Негде. И сундук этот демонский весь перерыли...
На улице уже светлело, когда «лисы» и «крабы» доложили, что обшарили весь театр, заглянули во все комнаты, под каждую распроклятую скамью в зале, даже люстру спустили – не засел ли на ней кто-то в полумраке? По совету Мирвика слазали под сцену, поднялись в маленькую комнатушку наверху, куда в спектаклях на веревках поднимают всяких «летающих колдунов». Из-за ремонта занавес был снят и скатан в два рулона, так они раскатали: вдруг убийца в бархат замотался и ждет, когда они уйдут?
Надо было отдавать приказы. Разумные. А Ларш вдруг почувствовал себя мальчишкой среди взрослых. И полгода расследований, что были уже за плечами, показались детскими играми.
Огляделся. Увидел стоящую на пороге Июми – и до боли захотелось сделать то же, что сделала вчера Авита: пожертвовать маленькой богине сладкий пирог или красивую шаль. И враз, чудом разгадаются все загадки и раскроются все тайны.
Но тут Июми задумчиво произнесла:
– У нас если бхайта... ну, колдунья... прикажет – мертвец и встанет, и по воздуху полетит, и сквозь стену пройдет, и задушит кого велено. А ваши колдуньи так умеют?
Ларша даже шатнуло. Чуть не осрамился перед подчиненными, чуть не начал какой-то глупый обряд...
Не удержался, рыкнул на девчонку:
– Уйди сейчас же! На улицу!
Удивилась, но подчинилась без единого слова.
Стражники тоже удивились, но никто не успел и слова сказать. Ларш сурово вопросил:
– Всё обыскали? А на крыше были?
«Лисы» и «крабы» смущенно запереглядывались. Алки присвистнул. Про крышу никто и не подумал – да и с какой бы стати?
Мирвик сообщил, что на крышу можно попасть из той самой каморки наверху, над сценой. Там есть маленькая железная дверца, запертая на замок.
Отобрав у Бики всю связку ключей, Ларш двинулся наверх по узенькой, очень крутой лесенке. Идти во весь рост было нельзя, пришлось нагнуться. Следом за ним шел Алки.
Замок приржавел, прирос к петлям. Единственный ключ, который к нему подошел по размеру,
тут же застрял в скважине и отказался поворачиваться.– Командир, может, ну его, а? – спросил Алки. – Видно же, что его с Огненных Времен никто не открывал!
– Поговори мне! – прикрикнул Ларш. – Как хочешь, так и открывай!
И тут снизу донесся – ни с кем не спутаешь! – голос Июми:
– Командир, я выполнила твой приказ! Искала снаружи! За домом, в высокой кусачей траве, лежит мертвый человек! Это его мы ищем?
Ларш тут же застучал каблуками вниз по крутым ступенькам, через плечо крикнув Алки:
– Крышу все равно осмотри!..
Да, в зарослях крапивы, между задней стеной здания и высоким забором соседнего дома, лежал мертвый Арризар.
* * *
– Все верно, – вздохнул Фагрим. – Первый удар, в висок, был смертельным. А в лоб – это убийца сразу же добавил. Видно, не понял, что уже убил. Кровь почти вся впиталась в плащ, ее не так много было.
Нагое тело Арризара лежало на большом столе с железной столешницей. Стол этот полгода назад специально заказали кузнецу. Тот, помнится, всё дознавался: к чему на столе по краю желоб, к чему в углу желобок-сток? А когда ему честно сказали: «Кровь сливать», – решил, что с ним шутят...
Стол стоял в холодном подвале Дома Стражи, под тремя большими светильниками. У стола зябко кутались в плащи Ларш и Фагрим.
– Он не защищался, – уверенно говорил Фагрим. – На руках никаких следов драки. Костяшки пальцев не сбиты, под ногтями нет ни чужой крови, ни частиц кожи, я в лупу смотрел.
– Думаешь, его кто-то... знакомый? От кого он не ждал беды?
– Скорее всего. Или опоили чем-то, и он не понимал, что с ним делают. Жаль, не могу вскрыть его желудок.
– И не думай даже! Это тебе не бродяга с улицы. Осматривай как следует, тело сегодня же надо отдать Шеркату.
– Шеркат уже знает про находку?
– Конечно. Я сам ему и сказал, зашел по дороге в Дом Стражи. Выпросил немного времени для осмотра тела.
– Как он держится?
– Спокойно. У него отличная выдержка. Главный-то удар он уже перенес – там, в театре... Еще что-то ты нашел?
– Да, есть одна странность. На лице у Арризара – следы какого-то жира. Под засохшей кровью.
– Жир? Что еще за жир?
– Есть у меня одно соображение... Надо достать образец и сравнить, но я уже сейчас почти уверен...
– Говори.
– Это театральный грим.
– Что-о?
– Да. Сын Клана мазал лицо театральным гримом.
– Погоди-ка... Мирвик рассказывал, что кузены-Лебеди любили розыгрыши. Арризар однажды в девицу переоделся. И гримировался, да... Значит, в миг убийства он был в гриме?
– Нет. Грим до убийства был стерт с лица, оставалось совсем чуть-чуть. Он, наверное, не заметил...
Сверху послышались голоса:
– Десятник, можно?
По каменной лесенке в подвал спустился Алки, за его спиной держался Мирвик.
– Ну, командир, с крышей – это ты здорово придумал, – бодро сообщил Алки. – Сломали мы замок, вылезли на крышу, поползали по птичьему помету, еле отчистились потом...
– И что? – оборвал его Ларш, которому было не до шуток.
Алки понял это, посерьезнел: