Гром победы
Шрифт:
Доктор и повивальная бабка заключили о беременности молодой герцогини. Анна уже столько успела передумать об этом, когда этого ещё не было, что теперь, когда это наконец произошло, чувствовала даже и не удовлетворение, а лишь усталость и странное равнодушие.
Но постепенно ребёнок занимал всё более места в её теле и в её сознании. Все её прежние надежды, намерения, планы — всё было умственное, головное, требовало многих усилий для претворения в жизнь действительную; а этот растущий в ней младенец, он уже начал свою реальную жизнь; быть может, он и не обещал впереди ничего особо удивительного, зато уже сейчас он был живым, уже шевелящимся существом, а не прекраснодушною выдумкой
В Киле ждали его появления на свет. В России о нём с радостию думала его юная тётка Елизавет Петровна. Других его российских родственников отнюдь не радовало его рождение, как, впрочем, не радовались и в Стокгольме, и в Копенгагене — лишний наследник, лишние хлопоты...
Двадцать шестого октября 1727 года Мавра Шепелева отписывала в Санкт-Петербург:
«Всемилостивейшая государыня цесаревна Элизабет Петровна!
Данашу я Вашему высочеству, что Их высочество, слава Богу, в добром здоровье. Ещё ш уведомились мы, что Ваша высочество веселитися, и желаем мы, чтоб Вашему высочеству боле веселья иметь, а печал николи бы боле не иметь. Ещё ш данашу, что Ваша сестрица всо готовит, а именно: чепчики и пелонки, и уж по всякой день варошитца у ней в брухе Ваш будущей племянник, или племянница, и комнаты уж готовы. Инова Вашему высочеству писать за скоростию не имею, точию остаюсь Вашева высочества верная раба.
Мавра Шепелева».
Наконец, вскоре после полудня...
«...ein Kr"aftiger knаbе...»
— Этот крепкий парень, этот молодец ещё отомстит за нас! — восклицал герцог...
Наконец-то миновали мучительные часы родов, когда он в полнейшем ужасе мчался по лестнице — в башню — и тотчас — вниз — во двор, на конюшню. И готов был застрелиться или заколоться, если что-то случится с ней!..
Но вот всё позади, Он — отец! Это маленькое, кричащее, краснолицее существо — его сын! До чего мал! Но уверяют, что это здоровый, крепкий младенец...
— Вот кто отвоюет нам Шлезвиг!..
Едва придя в себя, привыкая к этому неожиданному теперь состоянию — без боли, без этой страшной боли, — Анна дивилась: она уже так сильно любила этого едва увиденного ею крохотного человечка... Неужели бывает подобная любовь? Как жила она прежде без такой любви?!
Бассевиц, как полагалось, направил в Санкт-Петербург срочно депешу о рождении принца:
«Он родился между двенадцатью и часом пополудни 21 февраля 1728 года. Это здоровый, крепкий младенец. Решено дать ему имя — Карл-Петер».
Это было решение молодой матери. Она с улыбкой слушала возгласы герцога о Шлезвиге. Не досадовала, не раздражалась. Всё равно сделается всё так, как захочет, пожелает она! Что ж, пусть её мечтам о правлении государством Российским не суждено было сбыться. Но её сын! И, мгновенно забывая о сыне погибшего Алексея, она уже именовала своего мальчика «наследником великого деда». Наследник великого Петра и его достойного противника, шведского Карла XII! Наследник двух корон, шведской и всероссийской. Быть может, будущий объединитель скандинавов и славян!..
Мечтания уже уносили её...
Два последующих месяца она не отходила от колыбели. Это не было принято. Обычно отдавали новорождённого кормилице и нянькам. Даже самые чадолюбивые матери знатных семейств Руси и Европы не так-то часто переступали порог детской комнаты. Но она (совсем как её отец!) готова была нарушить все принятые обычаи во имя удовлетворения собственных желаний. А сейчас ей
хотелось неотрывно смотреть на своего сына. Все его, немногие покамест, движения, то, как он спал, как сосал грудь кормилицы, — всё казалось Анне удивительным, необычным...В её мечтах о нём легко одолевались все преграды на пути к славе. Преграды эти были в её мечтах всегда благородными, а слава — заслуженная слава великого правителя, великого радетеля о благе народов... Она теперь вовсе не думала о том, как трудна, терниста, а порою и страшна дорога к всероссийскому трону. А на шведскую корону в реальности было ещё менее надежд, маленький Карл-Петер приходился Карлу XII шведскому всего лишь двоюродным внуком по отцовской линии… Но о подобной реальности молодая мать не думала. Для неё существовала одна лишь реальность: её прекрасный младенец и её мечты о будущем, о счастливом будущем её сына...
В дворцовом саду зазеленели деревья и клумбы. После холодного ветровитого марта апрель казался даже тёплым.
Только теперь, два месяца спустя после рождения сына, она вновь стала проводить вечера с Фридрихом в его кабинете.
Он только что выслушал её рассказ о том, как провёл очередной день своей жизни маленький Карл-Петер, теперь она рассеянно слушала его речи о делах правления герцогством...
Шлезвиг, датчане и их упрямство, денег из России всё не шлют, вопросы о графе Санти оставляют без ответа, снова Шлезвиг, Фридрих Прусский, возможная поездка в Берлин...
— Когда же мы поедем? — Она оживилась.
— Дорогая, я предпочёл бы ехать один. Я боюсь за тебя... так скоро после родов...
— Скоро? Да миновало уже два месяца! Я чувствую себя прекрасно! Знаешь ли, моя мать рожала в пути, едва ли не в карете, и уже неделю спустя пускалась догонять отца!..
— Послушай, ты преувеличиваешь. — Он заулыбался. Так хорошо было видеть её снова, вновь лёгкую в движениях, похорошевшую...
— Я хочу поехать! Пойми, я с детства привыкла не задерживаться подолгу на одном месте. Мы всегда переезжали...
— Но ребёнок...
— Мы берём его с собой!
— Нет!
— Ну хорошо, видишь, я уступаю тебе. Петруша остаётся.
— Ты готова расстаться с ним?! Я не думал...
— Но ведь это ненадолго. Мне просто необходимо движение! Мне нужны ветер, пространство, дорога!..
Она мгновенно соскочила с канапе, бросилась к запертому окну, рванула застеклённую раму...
— Я хочу дышать! Мне душно...
Она высунулась по пояс в окно второго этажа, в лёгком ночном платье, и стала дышать, дышать полной грудью, вдыхать ночной воздух. Глаза её чёрные сверкали задором, она будто доказывала — всем на свете! — что она создана для широкой и рисковой жизни — дочь отца своего, урождённая цесаревна всероссийская!..
— Анна, прошу тебя! Не надо! Ты застудишься... Ночью так холодно, ветер холодный... Подумай о ребёнке...
...Простуда оказалась пустяшная, и через неделю молодая герцогиня уже была на ногах. Снова заговорили о поездке в Берлин. Решили ехать летом, в самую теплынь; и маленькому Петруше будет уже почти полгода, возможно будет оставить его ненадолго без материнского надзора...
Однако ещё через несколько дней Анна почувствовала нарастающую слабость и принуждена была снова лечь в постель. Сделалась перемежающаяся лихорадка, приступы жара сменялись ознобом. На окнах в спальне задёрнуты были тяжёлые занавеси. Доктора применяли самое в те времена радикальное средство — «отворили» — пустили — кровь. Но больная всё слабела. Страдала от вынужденной разлуки с маленьким сыном, то и дело впадала в состояние тревоги и смятения.