Громыко. Война, мир и дипломатия
Шрифт:
И, наконец, обе группы советников разделяла идеологическая пропасть, навести мосты через которую почти так же трудно, как примирить представителей разных религий. Военные, консервативно мыслящие и придерживающиеся спартанских взглядов выпускники Вест-Пойнта и Аннаполиса являлись убежденными антикоммунистами, патриотами и приверженцами американских ценностей. Гражданские были “просвещенными” либералами (иные даже с уклоном в левизну), закончившими университеты “Лиги Плюща”. Они тоже считали себя патриотами, но понимали патриотизм не так, как генералы и адмиралы. Гражданские видели и хотели исправить недостатки американского образа жизни, стремились к построению “взаимозависимого мирового порядка”, где вышло бы из моды применение военной силы…
Посредине между двумя противоборствующими “фракциями” находился только один человек — президент
Трудно сказать, заставила бы Хо Ши Мина более жесткая политика США в 1965-м сесть за стол переговоров или нет, но в 1972-м интенсивные бомбардировки и минная блокада Хайфона вынудили коммунистов искать политических путей решения. Однако ситуация в 1972-м отличалась от ситуации в 1965-м, потому трудно делать какие-то выводы. Вместе с тем Линдон Джонсон выводы делал. Несколько лет спустя он признался генералу Вестморленду, что его (Джонсона) “величайшей ошибкой было не уволить всех, за исключением, может быть, одного Дина Раска, последышей администрации Кеннеди”. Военный историк С. Л.А. Маршал сообщает: “Как говорят, в последние годы жизни LBJ (Эл Би Джей — прозвище Джонсона, происходящее от аббревиатуры его полного имени Lyndon Baines Johnson) сказал одному из своих друзей: *Я знаю, в чем заключается мой главный просчет в этой войне. Я не оказывал должного доверия военным советникам'”. Но в 1973-м было уже слишком поздно исправлять ошибки, допущенные гражданским штабом в 1965-м.
Наиболее солидный вклад внесло, конечно, телевидение. Когда дым и кровь сражений вломились с телеэкранов в мирные жилища американцев, граждане Америки оцепенели от ужаса… И, наконец, немалым по значению фактором, разъедавшим стремление американцев к победе, стал рост военных потерь во Вьетнаме…
Итак, Соединенные Штаты проиграли войну так, как и проигрываются войны, поскольку противник умело использовал превосходящую стратегию, нанося нам удары в уязвимые места на политическом и психологическом фронте и не позволяя применить к нему максимально нашу военную мощь. Мы же не смогли воспользоваться слабостями врага, поэтому на протяжении войны его сила росла, мы же становились слабее. Мы проиграли потому, что правительство США не сумело осознать и оценить стратегию революционно-освободительной войны, а следовательно, не нашло средства, способного разрушить эту стратегию» {261} .
По американским данным, за 12 лет войны (1961—1973) через Вьетнам прошли минимум 2,5 миллиона человек, 58 тысяч из них погибли, свыше 300 тысяч были ранены, около двух тысяч пропало без вести. (Во Второй мировой войне американцы на Тихоокеанском фронте потеряли убитыми 55 тысяч человек.) Война обошлась в 350 миллиардов долларов, что привело к огромному перенапряжению финансовой и экономической системы США {262} .
«Кошмар Вьетнама заключался не только в способе вступления Америки в войну, но и в самом факте этого вступления, не подкрепленном более выверенными оценками возможных издержек. Нация не должна направлять полмиллиона молодых людей на далекий континент, ставить на карту свой международный престиж и внутреннее единство собственного народа, если ее лидеры не способны вразумительно раскрыть свои политические цели и предложить реалистическую стратегию их достижения, как это позднее сделал президент Буш по поводу войны в Заливе. Вашингтону следовало задаться двумя основными вопросами: возможно ли более или менее одновременно установить демократию и добиться военной победы? И добавить еще один, гораздо более важный: стоит ли овчинка выделки?» {263}
Можно сказать, что чем глубже увязали американцы во Вьетнаме, тем сильнее оказывалась их зависимость от решений Москвы. Для того чтобы, сохранив лицо, Вашингтон мог
уйти из Индокитая, необходимо было договариваться с советским руководством.Когда в 1972 году готовился первый визит президента Никсона в Советский Союз, Киссинджер консультировался с китайцами, и они ему сообщили, «что в нынешних военных действиях во Вьетнаме заинтересован не Пекин, а Москва, чтобы оказать на Никсона давление и взамен добиться на встрече на высшем уровне уступки в Европе и на Ближнем Востоке» {264} .
Китайцы, возможно, были бы и сами не прочь «подогреть» американцев рассказами о советских кознях, но вьетнамская проблема действительно стала для Вашингтона невыносимо мучительной.
Признание Киссинджера, полностью опровергающее выводы генерала Дэвидсона, весьма выразительно: «В период войны во Вьетнаме Америка вынуждена была смириться с существованием предела своим возможностям. На протяжении почти всей истории страны американская исключительность порождала чувство морального превосходства, подкрепляемого материальным изобилием нации. Но во Вьетнаме Америка оказалась вовлеченной в войну, ставшую морально двусмысленной, где материальное превосходство Америки в основном не имело ни малейшего отношения к делу» {265} .
Глава 29.
ТАЙНЫЙ КАНАЛ АНДРОПОВА — ГРОМЫКО
Европа для России всегда была двуликим Янусом. Она поворачивалась к нам то своей прекрасной культурной стороной, то безжалостной военной агрессией. На западном направлении русские всегда оборонялись.
К середине 60-х годов в Москве стали ощущать неясную тревогу. Неурегулированность германского вопроса означала ни больше ни меньше как незавершенность войны.
«На деле же — с позиций безопасности СССР — Западная Германия становилась средоточием всех угроз. Опасностей несравнимо больших, чем обрушились на советский народ в 1941 г….Сошлюсь на заявления министра иностранных дел ФРГ Г. Шредера, вошедшие затем в ткань дипломатических нот ФРГ 1965 г. Заявления типа: “обязательства из капитуляции 1945 года и решения Контрольного совета… отменены в ФРГ с момента (заключения) германского договора” между тремя державами (США, Великобританией, Францией) и ФРГ в 1952 г. Или “капитуляция немецкого вермахта в 1945 году (не Германии, а ее вооруженных сил! — В.Ф.) не означала ни в коем случае отказа немецкого народа от самообороны на вечные времена”… Вместе с тем отсутствие мирного урегулирования служило федеральному правительству ширмой для отказа от признания итогов Второй мировой войны и прежде всего границ на востоке» {266} .
Весной 1968 года председатель КГБ СССР Юрий Андропов пригласил к себе своего сотрудника-германиста Вячеслава Кеворкова и сказал: «Мы, я имею в виду — наша страна, из-за упрямства, неповоротливости, а порой и недальновидности некоторых руководителей попали в достаточно неприятное положение, близкое к политической изоляции. Если нам в ближайшее время не удастся выкарабкаться, мы нанесем себе серьезный ущерб… Хрущев стукнул башмаком по трибуне ООН, шокировав всех, затем он постучал по пустому портфелю, заявив, что там у него суперсекретное оружие, после чего похлопал по плечу Кеннеди и уверил его, что одним ракетно-атомным ударом может уничтожить весь мир. Кому нужно было это вранье?!.. В итоге Хрущев помог американскому военно-промышленному комплексу выбить из Кеннеди деньги, которые тот иначе не выделил бы, и раскрутить на полные обороты военный маховик, обеспечив для советских людей еще многие годы неустроенной жизни. Не достаточно ли уже прошедших после войны двадцати с лишним лет?..
Я не намерен разрушать существующие традиции, но считаю своим долгом иначе расставить акценты. Время поджогов складов и разрушения мостов позади. Настало время их наводить. Давайте сегодня проводить нашу внешнюю политику, как сказал бы Клаузевиц, “другими средствами”. С американцами это сложно, они признают только силу, а потому с нами на равных говорить не станут. Нам нужно строить свой дом в Европе, и тут без Германии не обойтись. Однако с самого начала немцам нужно объяснить, что, строя его, мы не собираемся вбивать клин между ними и союзниками» {267} .