Гросс
Шрифт:
– Михаил Ефимович, будьте так разлюбезны, передайте немножечко соли, – попросил сидевший на самом краю стола Пригожин.
Шишкин, которого по имени-отчеству в последний раз называли в полиции, естественно, не прореагировал. Тогда Белов, недолго думая, пихнул приятеля в бок.
– Чего застыл, пентюх?!
– Ты чего, больно же! – охнул тот, ощутив довольно крепкий удар по ребрам.
– Сказано тебе, передай солонку!
– Так бы сразу и сказали, – пробасил отставной абордажник в ответ и протянул требуемое, но так неловко, что отсыпал половину содержимого в чай товарища.
– Вот спасибо, –
В общем, когда прием пищи наконец был окончен, вольнонаемные матросы с удовольствием покинули общий стол и удалились, после чего за ними последовал и комсостав.
– Танечка, задержись, пожалуйста, – остановил своего второго пилота Март.
– Что-то случилось? – встревоженно посмотрел на него Ким.
– Нет, просто нам нужно поговорить.
– О чем?!
– Вить, тебе заняться нечем? Не бойся, не съем я твою нареченную. Нам действительно нужно кое-что обсудить.
– Ладно, – нехотя пробурчал он и вышел.
– Как успехи у нашего стажера?
Калашникова разом подобралась и без намека на улыбку отчиталась перед командиром:
– Всю теорию курсант сдал. Не с первого захода, правда и не на «отлично», но доверить машину ему можно. Полеты по коробочке, взлет-посадка, полет по приборам. Ночные пока не проводили.
– Понятно. А у вас с Виктором что творится?
– Не понимаю, о чем вы! – нахмурилась девушка.
– Таня, я не слепой и не идиот. Скажи мне, что происходит?
– Мартемьян Андреевич, у нас все в порядке! – отчеканила Калашникова, и по ее отчаянному взгляду Март понял, что ничего от нее больше не добьется.
– Хорошо, ступай, – не стал спорить Март и, выйдя вслед за ней, тут же наткнулся на встревоженного Кима.
– Пошли в оружейку, – велел он ему.
– Одну секунду, – попытался задержаться приятель, но не тут-то было.
– Успеешь полюбезничать, – не допускающим возражений тоном приказал командир, и скоро они оказались наедине.
– Не хочешь мне ни о чем рассказать? – пытливо посмотрел на друга Колычев.
– О чем?
– Ну, хотя бы о беременности Тани!
– Как ты узнал?
– Витя, блин! Я ведь одаренный!
– Ну да, конечно, – обреченно махнул рукой Ким. – От тебя ничего не скроешь…
– И давно?
– Не знаю, – пожал тот плечами, – мне она вчера сказала.
– И что думаешь делать?
– Ума не приложу, Марик, – честно признался тот.
– Ты хоть любишь ее?
– Конечно, люблю! Но все так непросто… У нас с ней ни кола, ни двора. Это, кстати, ее слова. Учиться, опять же, надо…
– Это единственная причина?
– Не только. Она сказала, что без родительского благословения замуж не выйдет!
– Серьезно?
– Ага.
– А родить вне брака она, значит, не боится?
– Я ей то же самое сказал.
– И что?
– Обиделась.
– Ну, это нормально. Слушай, а где ее родные живут?
– В какой-то деревеньке под Хабаровском. А что?
– Да так. Стажеру нашему для полноценной практики только часов налета не хватает. В принципе, можно и на Дальний Восток сгонять.
– Ты серьезно?
– А что? Бешеной собаке семь верст не крюк!
– Ну, наверное…
– Тебя что-то смущает?
– Понимаешь, судя по Танькиным рассказам, родители
у нее уж больно суровы. А брат вообще людоед…– Это тот, что на «Нерюнгри» механиком служит? Как его там по имени-отчеству? Михаил Дмитриевич?
– Ну да.
– Не бойся. Если сватами выступят наследник престола и сенатор, думаю, даже они не откажут. Заодно и в Сеул заскочим, а то мне эта вся лифляндская холодрыга, слякоть и прочие атмосферные явления уже немного поднадоели. Хочется тепла и солнышка. Развеяться немного… Ну, и приют навестим, помнишь, сам предлагал? Можем и твоего папеньку сыскать, раньше он тебя и знать не желал, а теперь ты вон каков! Глядишь, и признает, благословит. Чай, не чужой человек. Учебу твою ведь он оплачивал…
– Да…
– Одним словом, решено. Устроим нечто вроде прогулки. И команду в рейсе сколотим поплотнее. А то пока ровно чужие… Непорядок…
– Это верно! Мужики они все мировые, но пока сложно им. А в тесноте корабельной всем не до чинов будет…
– Вот и я о чем…
Всем известно, что рабочий кабинет самодержца всероссийского – это святая святых, и вход туда посторонним заказан, в особенности если его величество занят важными государственными делами. Но, как из всякого иного правила, имелись и исключения. Например, императрица Евгения, свято уверенная, что уж во дворце-то имеет право на всё!
Не обратив ни малейшего внимания на жалкие попытки сопротивления камер-лакеев, государыня грудью проложила себе дорогу и неотвратимо как судьба возникла на пороге кабинета.
– Сашка, нам нужно серьезно поговорить! – громко заявила она, как только слуги прикрыли за ней двери.
– Прямо сейчас? – оторвался от изрядно наскучивших ему бумаг Александр III.
– А когда?! Скажи мне. Нет, я жду! – подпустила патетики императрица. – Ночью ты хочешь спать, за завтраком неудобно, на малом выходе неприлично, обедать ты будешь в Адмиралтействе, а я снова останусь наедине со всеми проблемами!
– Хорошо, – вынужден был согласиться царь. – Я тебя слушаю. О каких проблемах идет речь?
– То есть ты хочешь сказать, что ничего не знаешь?!
– Абсолютно.
– Нет, это даже как-то…
– Дорогая, может быть, ты все-таки скажешь, в чем дело?
– Ах вот значит как? Впрочем, ничего иного я от тебя и не ждала. Ну, хорошо-хорошо, я буду играть по твоим правилам. В конце концов, кто я? Всего лишь слабая женщина…
– Женя!!! – начал терять терпение царь.
– Что? Ты кричишь на меня? Мало того, что я разлучена с нашим единственным сыном и наследником, так еще и ты…
– Господи, дай мне сил! Ну что, по-твоему, не так с нашим сыном?
– Да все не так! Буквально все!
– Изволь объясниться!
– Он уже две недели не показывается дома. Отказывается со мной встречаться, принимать небольшие посылки со сладостями и выпечкой, которые я ему посылаю. Под смешным предлогом, что, видите ли, не положено. Больше того, он не приехал даже на Пасху…
– Погоди-погоди, – прервал стенания император. – Ты что же, и впрямь ему пирожные отсылаешь, словно маленькому? Рассмешила, матушка, до слез… Он теперь пилот-стажер! Кстати, как ты и просила, к слову. Так чего же ты от меня теперь хочешь? Все стало по слову твоему… Вот вечно с вами, женщинами, так…