Гроза над крышами

— Видели? — обернулся он к остальным.

— Где?

— Да вон там! Зажглось и погасло...

— Ничего там не зажигалось, Тарик, — пожала плечами Данка.

И все остальные смотрели так же недоуменно. Либо ему привиделось, либо... это видел только он один. И ведь было уже кое-что, виденное только им одним... и, оказалось, рыбарем. Цветок баралейника и это похожее на невиданный узор сияние ничуть не походили друг на друга, но и то и другое большинство людей не видели...

Ведомый непонятным самому побуждением, он шагнул туда, присел на корточки и запустил руку в рыхлую землю там, где только что зажигалось странное сияние. Когда пальцы наткнулись на что-то твердое, на ощупь непохожее на камешек, воскликнул, как в таких случаях полагается:

— Чур, на одного!

Выпрямился, сдул с находки землю, положил ее на левую ладонь; присмотревшись, перевернул двумя пальцами. Все столпились вокруг него (Байли, закончивший работу, — тоже).

На ладони у Тарика лежала небольшая... словно бы пиалушка, из каких иные завсегдатаи таверн пьют и вино, и что покрепче. Напоминает срезанный шар: будучи поставлена, упадет набок и все разольется, так что, наполнив, выпивают. Разве что пиалушки высокие, а эта чашечка лишь чуть-чуть выгнутая (или чуть-чуть вогнутая — зависит оттого, с какой стороны смотреть). Тяжеленькая (значит, не деревянная), покрытая ядовито-зеленым слоем чего-то непонятного, сквозь который кое-где проглядывает черное. Сроду такого не видел. Судя по лицам остальных, они тоже. Кроме...

— Дай-ка глянуть...

Чампи, единственный не выказавший удивления, взял у него с ладони непонятную штуковинку, взвесил на руке, поколупал ногтем толстую зелень — и, когда у него на кончике пальца осталось зеленое, удовлетворенно хмыкнул:

— Ничего тут непонятного. Бронза старая, неизвестно сколько в земле пролежала, оттого и покрылась патиной (вот этим черным), а потом появилась и ярь-зеленушка (вот это зеленое). Когда такая штуковина попадает в лавку, ярь-зеленушку счищают, а патину оставляют. Дела тут такие... Старую бронзу штукари фальшивят, вот только настоящую старую патину не сфальшивишь: ни за что не получится, да и фальшивая снимается быстрее. Знающие торговцы и собиратели накрепко усвоили: раз есть патина — вещица не фальшивая.

— И сколько такая может стоить в лавке? — спросил Тарик.

— Дай подумать... Небольшенькая совсем, простенькая... Наподобие древних амулетиков, но их столько лежит по лавкам... Все зависит от знаков. Прощупываются на обеих сторонах какие-то знаки, но очень уж ярь-зеленушкой заросли, так сразу и не усмотришь...

— А если соскрести?

— Долго возиться... Да и вещицу исцарапаешь, будто бешеный котофей. Это проще делается: кладется на часок в особый эликсир, и ярь-зеленушка совершенно размягчается, щеткой можно счистить быстренько. Есть эликсиры, которые и патину счищают, только в них надо держать часа два. И патину обычно оставляют — я только что сказал почему. Все зависит от знаков, — повторил он со спокойной уверенностью знатока. — Есть толстенные книги, там все знаки собраны, какие только знают... Кожаные книги, дорогущие, их только торговцы и самые серьезные «ночные копальщики» покупают, так что печатают их совсем маленечко. У дядюшки Лакона они все есть, как у любого старого торговца, я только начал эту премудрость изучать... Если вещичка старая... Чем старее, тем дороже. Но все равно денежка невеликая. Честный торговец вроде дядюшки Лакона даст тебе за нее самое большее серебряный далер — ну, понятно, сам продаст за два, должен же он свою выгоду поиметь, на том торговое дело и стоит, должен по своему папане знать...

— Так, — сказал Тарик. — Значит, эту самую ярь-зеленушку можно за часок снять... Где такой эликсир взять?

— Дав нашей же лавке. На такую вещичку потребуется... — Чампи присмотрелся опытным глазом, — флакон в полчарки, больше не надо. Эликсир, в котором вещь отмачивали, портится быстро. Если нет подходящего почти изработанного — придется покупать новый флакон, запечатанный, три гроша стоит.

— Ну, это не денежка... Сможешь завтра?

— Запросто.

— А эликсир, который эту самую патину убирает?

— Вот этот — шустак. В него что-то там похитрее намешано.

— Тоже не разорюсь, — сказал Тарик. — Вот тебе девять грошей, завтра, как выдастся минутка (а она непременно утречком выдастся, ты сам говорил, что у вас покупатели у прилавка не толпятся, а утром тем более — чай, не тошниловка¹²⁴), искупай вещичку: сними и ярь, и патину.

— Я ж тебе объяснял насчет патины только что...

— Я не собиратель старожитностей, — твердо сказал Тарик. — Мне патина ни к чему, не собираюсь я никому ничего доказывать... да и показывать направо-налево не собираюсь. Так что чисти до бронзы... Останется на память, ни у кого такого нет: вещичка из Серой Крепости, завидовать будут и без патины. Хотя... Не буду я никому хвастать. Вы видели — и довольно. И никто не прикопается. Ты сам только что говорил, как дела обстоят. Выйдем отсюда — и никто не докажет, что я эту вещичку в Серой Крепости нашел. Собрался на рыбалку, копал червей в диком поле, вот и выкопал. Сам же говорил, что такое даже теперь случается. Земля не королевская и не городская, так что никто не прикопается...

— Ну, как хочешь... Сделаю завтра.

Чампи ссыпал гроши в карман, а вещичку гораздо бережнее положил в другой, завернув предварительно в носовой платок не первой свежести. Посмотрел на кучу земли:

— Выходит, они не заметили. Кидали землю, лишь бы до сокровищ добраться побыстрее. Серьезные «ночные копальщики» на раскопе и землю через сито просеивают: любую мелочь продать можно, грошик к грошику — вот и денар...

— Эти явно грошиками брезгуют, им сундук с драгоценностями подавай... — хмыкнул Тарик. — Ну, ватажка, что дальше делать будем?

Сам он чувствовал легонькое разочарование оттого, что овеянная жуткими легендами Серая Крепость оказалась столь скучным местом. Даже находка — не великое достижение: ежели подумать, всего-навсего не особенно и любопытная памятка...

— Как-то здесь... скучно, — сказал Байли, оглядевшись. — Постояли, поглазели... А что еще делать? В какой-нибудь дом или в цитадель зайти разве что. Так и там, ручаться можно, ничего не будет любопытного. Не скажу в точности, чего я ждал, но чего-то не того...

— Вот именно, — поддержал Шотан. — У Тарика хоть какая-никакая памятка останется, а второй точно не найдется...

— Землю просеять, — предложил Чампи. — Как серьезные «ночные копальщики» делают. Вдруг там еще что-нибудь, такое же невидное, которое эти недотепы не заметили?

— Чем просеять? — хмыкнул Байли. — Обычное кухонное сито не годится, землей его забьет быстренько...

— Да, точно, — смутился Чампи. — У «ночных копальщиков» особые сита, проволочные, и ячейки побольше, чем на кухонном. А покупать такое в лавке — дорого встанет. Увидят нас с ним — расспросы пойдут... Да и эти... копатели сразу заметят, что кто-то с землей возился. Среди них всякий народ попадается, не мы их, а они нас, чего доброго, выслеживать начнут. Тут хоть десять человек зарежь, никто и не заметит со стороны. Не стоит так нарываться из-за каких-то памяток. Тарику свезло — и ладно. Что-то я сегодня туплю. Расскажу дядюшке Лакону про этих копателей, а там уж пусть взрослые думают...

— Тогда я вот что предлагаю, — сказал Тарик. — Пойдем отсюда? Доказали сами себе, что мы зухвалые, — и хватит...

Возражений не последовало, и они все в той же покойной тишине, пахнущей диким разнотравьем, пошли к воротам, уже совершенно уверенные, что ничего жуткого с ними здесь не произойдет. Так оно и оказалось. Вышли в ворота, направились той же обходной дорогой, через топольники и прогалину. Тарик временами поглядывал на друзей, но ни в ком не видел грусти или подавленности. Это ничуть не напоминало унылое отступление разбитой армии — они, с какой стороны ни смотри, все же провернули звонкое зухвальство: сходили в Серую Крепость, а он даже памятку нашел...

Потом ему пришло в голову: может быть, и до них изрядное число отчаянных головушек вот так же испытали разочарование, украдкой отправившись в Серую Крепость и обнаружив там сплошную скуку? Ну, какой смысл гадать? Хоть памятку нашел, как-то странно давшую о себе знать непонятным мерцанием...

Тарик первым распрощался с друзьями — жил ближе всех к Серой Крепости. Закрыв за собой калитку, оглянулся на нее — далекая зубчатая полоска на длинном холме у горизонта. В душе осталось чувство некой утраты: с малых лет слушал, какое это таинственное, загадочное место, а оказалось — скука и разочарование. Вот если бы на них выскочило что-то и впрямь жуткое, от чего пришлось бы улепетывать со всех ног с истошным визгом...