Гроза Византии

А там от ужаса теряли голову.

Ни войск, ни флота не было и в помине, порфирогенет, оставив Константинополь, как это было известно народу, по-прежнему проводил время в пирах да удовольствиях, забывая даже, что его престолу грозит смертельная опасность вместе с его столицей...

– Что же будет?
– кричали на форуме.
– Неужели нас так и отдадут в жертву этим проклятым варварам?..

– Разве для них веками собирались здесь несметные богатства?

– Для того, что ли у нас есть император, чтобы он пьянствовал со своими куртизанками, когда отечеству грозит опасность?..

Возмущение росло и росло. Озлобление охватывало всех. Только имя одного Василия Македонянина вспоминалось без злобы. Он один являлся угодным толпе. Да и в самом деле Василий в эти тяжелые дни жил вместе с народом. Его видели и на форуме, где он своими убедительными речами подымал упавший дух константинопольцев, его видели в храмах молящимся за спасение города, видели с патриархом - словом, народ, особенно такой впечатлительный как южане, все более и более привыкал к мысли, что с таким правителем, как этот Македонянин, никакие грозы не были страшны для города царя Константина.

Василий и в самом деле распоряжался и как гражданский правитель, и как военачальник. Больной Вардас чувствовал, что этот человек приобретает все большее и большее влияние, но не смущался этим, а был даже рад возвышению Василия.

Именем императора он отдал приказ о том, чтобы повсюду повиновались Василию, как самому порфирогенету, и это приказание принято было с большим удовольствием.

На одного только Василия возлагались всеобщие надежды...

И он всеми силами старался оправдать их.

По его приказанию, вход в Босфор был затянут цепями, и таким образом прегражден был непосредственный доступ к Константинополю с моря.

Эта цепь уже дважды спасала столицу Византии от подобной же грозы. В 707 году к Константинополю подступали арабы, но их флотилия не могла проникнуть за цепь. Затем в 822 году к Константинополю подступал мятежник Фома, и цепь так же преградила доступ в Золотой Рог его судам.

Но тогда в Константинополе были войска, теперь же - одни беззащитные жители.

Оставалось и в самом деле возложить всю надежду на милость Божию...

20. ПОСЛЕДНЕЕ СРЕДСТВО

Слухи о приближении варягов достигли и до Изока с Ириной.

Впрочем, от них никто и не думал скрывать приближающейся грозы. Да и как можно было скрывать ее, когда каждую ночь из Константинополя видны были зарева пожаров, освещавших путь диких завоевателей...

Изок, когда узнал об этом, обрадовался и захлопал в ладоши, как дитя.

– Они пришли, они освободят нас с тобой, сестра!
– воскликнул он, не будучи в силах скрыть своего восторга.

– И погибнет тот, кто все это время был так добр к нам!
– серьезно отвечала Ирина.

– Ты говоришь о Василии... Его мне действительно жаль... Но я верю там наш отец...

– Ах, как бы мне хотелось его видеть, Изок!

– Тогда знаешь что...

Юноша остановился, не договорив того, что хотел сказать.

– Что, Изок?
– подняла на него свои голубые глаза Ирина.

– Пойдем к ним!

– Как?.. Разве нам может это удаться?..

– Отчего же нет?

– Нас убьют, прежде чем мы выйдем из города.

– Теперь слишком много жителей покидают этот город, чтобы кто-нибудь стал обращать на нас внимание. Пойдем! Мы, уверяю тебя, проскользнем совершенно незаметно, и знаешь что? Мы тогда спасем нашего благодетеля мы уговорим наших не трогать ни его, ни его дома, а то ему придется очень и очень плохо!

– Нет, Изок, нет! Мы должны оставаться здесь!
– отрицательно покачала головой Ирина.
– Славяне не осмелятся тронуть внуков старейшины Улеба, а вместе с ними и того, для кого они будут просить пощады.

– Ну, как знаешь, - обиделся Изок.
– Я вижу, что жизнь в Византии совсем уничтожила в тебе любовь к родине.

– Я никогда не знала и не видела ее.

– Только это одно и может тебя оправдать!

Однако Изоку пришлось очутиться среди своих гораздо раньше, чем он предполагал.

Он уже надумал бегство и готовился привести в исполнение свой план, который ему казался вполне легким и доступным. Уйдя из Константинополя, он предполагал как-нибудь перебраться на другую сторону Босфора, пройти до входа в него из Черного моря, а там, по его мнению, уже легко будет добраться до своих.

Пылкий юноша не думал даже, что он почти не знает языка страны, что ему пришлось бы идти по совсем незнакомой местности, и он был бы убит прежде, чем успел бы скрыться из Константинополя.

Но за Изока был сам случай.

Во дворце было тайное заседание. Совещались Вардас, Фотий, Василий, великий логофет Византии и еще несколько высших сановников.

Беседа, как всегда, была самая серьезная и велась исключительно об одном.

Вардас предложил средство, всегда оказывавшееся наиболее действенным в подобных случаях - откупиться от наступавшего врага...

– Лучше потерять часть, чем все!
– говорил он.

Волей-неволей пришлось согласиться с этим и завести сношения с варягами; выбрать послов возложено было на Василия Македонянина.

Вообще все, что казалось потруднее, всегда возлагалось на него, и Василий всегда с честью выходил из всевозможных затруднений.

На этот раз затруднение, действительно, казалось непреодолимым.

Кого послать?

Кто, в самом деле, решился бы теперь, явно рискуя своей жизнью, пойти к рассвирепевшим, жаждущим крови варварам. За это время Василий прекрасно ознакомился с нравами Константинополя и не видел никого, кто осмелился бы на такой подвиг.

Да и сами варяги не поверили бы каким бы то ни было послам, после того, что случилось в Киеве. Вряд ли это можно было предположить.

Вдруг Василия озарила неожиданная мысль.

Он нашел, кого послать к приближавшимся варягам...

Приняв по возможности спокойный вид, он прошел к себе и приказал немедленно призвать к себе Изока.

– Что прикажешь, господин?
– явился к нему юноша.

– Изок, знаешь ли ты, что грозит Византии? Отвечай мне прямо, спросил Македонянин юношу, пристально глядя на него.