Гроза зреет в тишине

Он чиркнул спичкой, отыскал на низенькой печке лучину.

Оставшись стоять у порога, Кремнев внимательно и не без любопытства осматривал жилье отшельника, освещенное слабым, мерцающим светом. Печка, деревянная кровать, на ней — какое-то тряпье. На полке, слева от двери, — черный от сажи чугунок, щербатая глиняная миска, несколько деревянных ложек. В переднем углу, над голым самодельным столом, — черная иконка. Вдоль всей левой стены — лавка. Над лавкой, на гвозде — старенький дырявый полушубок и облезлая заячья шапка. Под лавкой — разбитые сапоги.

С той поры, как исчез ее хозяин, в эту хату, видимо, так никто и не заходил. Да и не удивительно. Люди и раньше мало сюда ходили, боялись, как бы дурак чего не натворил.

Василь еще раз окинул внимательным взглядом хату, повернулся к Войтенку, повторил:

— Значит — здесь?

— Да. Удобнее места не сыскать. Скажи своему хлопцу, чтобы посторожил нас, а мы ладком потолкуем...

* * *

...Расставаясь на берегу озера, Кремнев крепко пожал руку старику:

— Сами к нам пока не являйтесь. Ждите. Порошки и парашюты вам передаст он, — Кремнев кивнул на Бондаренко.

— Боюсь, как бы не подвели тебя с парашютами. Самолет, он в небе, — неуверенно начал было Рыгор, но Кремнев не дал ему договорить. Легонько подтолкнув в плечо, улыбаясь, сказал:

— Идите. И спокойно охраняйте свой завод, пока не позовем...

VI

Позвали Рыгора раньше, чем он предполагал. На рассвете третьего дня, когда он уже собирался покинуть свой пост — проходную завода, — послышался крик совы. Крик долетел со стороны потайной пристани, из густого молодого сосняка.

На всякий случай он загнал патрон в патронник, поставил затвор на предохранитель и, держа винтовку в руках, осторожно пошел к озеру.

На условленном месте его ждал Бондаренко.

— Вот вам порошки, — вместо приветствия сказал Иван, передавая маленький сверток, — а вот и парашюты, — он пнул ногой мешок, на котором до этого сидел. — Спрячете их сами. Лучше, конечно, в лесу.

— Да уж соображу. Что еще?

— Придут к вам Шаповалов и Крючок. Сегодня. Ровно в одиннадцать вечера.

Рыгор повеселел. И Шаповалова, и Крючка он уже успел полюбить. Шаповалов был смел и находчив. А Крючок был артистом, настоящим артистом. Разве трудно им будет притвориться вдребезги пьяными?! Одурачить какого-то Андрейчика?..

— Мешок помочь донести? — нарушил мысли Рыгора Бондаренко.

— Сам донесу. Поезжай с богом. А то и день скоро.

Бондаренко спорить не стал, сел в лодку. При первом же взмахе весел суденышко вздрогнуло и, как бы оторвавшись от воды, неслышно помчалось вперед, оставляя за кормой узкий, кипящий след.

«Ну и силища. — покачал головой Рыгор. — Такому бы молот в руки!..»

Рыгор вздохнул, взвалил на плечи мешок и, придерживая его левой рукой, а в правой неся винтовку, решительно свернул на дорогу, что вела к родной деревне.

Над полем царил полумрак, моросил мелкий дождь, и Рыгор не торопился. Увидеть его здесь, в такой ранний час, вряд ли кто мог, и он, поравнявшись с бывшим Голузовым хутором, от которого сохранилось только несколько яблонь да разрушенный колодец, остановился и сбросил на землю мешок.

Спрятать парашюты он решил здесь, в колодце. Колодец был пуст, без воды, наполовину завален камнями, и хитрый Рыгор соображал: найдут немцы парашюты — не удивятся, ибо место отличное; не найдут — парашюты в сухом месте сохранятся целыми и невредимыми. А это столько шелка! Роту партизан одеть можно.

Вытряхнув парашюты из мешка, он бросил их в колодец, туда же столкнул большую гнилую корзину.

Оглянулся. Та же непроницаемая серая полутьма...

Рыгор подобрал пустой мешок, сунул под мышку — в хозяйстве понадобится.

...Дальше дорога шла под уклон, и идти стало легче. Из мокрой полутьмы расплывчато выступали первые деревенские хаты...

V

Андрей, а по-уличному просто Андрейчик, маленький, верткий человечишка лет тридцати пяти, удивился, увидав на пороге своей хаты Рыгора Войтенка. Рыгор приходился Андрею крестным отцом, и все же с момента начала войны они встречались редко.

— Заходи, крестный, заходи! — преодолев минутное замешательство, засуетился Андрейчик. — Как раз и Герасим вот у меня, ужинаем. Проходи, чарка есть.

— Нет, Андрюша, погодь, не до чарки, — таинственно прошептал Рыгор. — Выдь на минутку.

— Ну? — очутившись в сенях, прошептал и Андрей.

— Тут двое, в саду стоят, возле баньки... Из-за фронта прилетели. Сам видел, как их сбросили на парашютах. Недалеко от завода сели, на поле. А теперь вот пришли, спрашивают Лузгина. Знают, что он жил в этой хате.

Андрейчик обмер, и если бы не темень, Рыгор увидел бы ту мертвенную бледность, которая вдруг разлилась по его лицу.

— Ты чего молчишь, — торопил Рыгор. — Ведь люди ждут.

— А ты... ты сказал им... — дрожа всем телом, заикаясь, заговорил Андрейчик.

— Про Лузгиных? Сказал. Так и так, мол, расстреляли немцы. И Василя, и семью его. Все равно зайти хотят. На сутки или двое им укрыться нужно.

— Боже, Рыгор... но... нельзя же ведь! Хоть это и Лузгинова хата, да живу теперь в ней я...

— Ладно. Самогон у тебя есть?

— Есть, есть, Рыгор Иванович. Могу дать. Только возьми их...

— Вот что, — оборвал его Рыгор. — Скажи Герасиму, пусть ведет этих на хутор Шкринды... Нет, погодь, я сам ему скажу. Герасим! — позвал он, приотворив дверь.

Герасим, высокий, рыжий, неуклюжий мужик, неохотно вышел, спросил недовольно:

— Ну, чего?

— Иди за мной. Дело есть. Да быстрее.

Герасим подчинился. Рыгор вышел на крыльцо, тихо свистнул. Сразу же появились двое, с русскими автоматами, в русской военной форме.

Герасим попятился назад.

— Стой, не бойся, — за рукав удержал его Войтенок. — Это свои. И тебе нужно отвести их на хутор Шкринды. Понял? Через несколько минут и мы с Андреем туда явимся, только прихватим, что нужно. Люди, небось, проголодались...