Грозное лето

– А где теперь Шура?
– спросил Аким.

Губы Наташи покривились, дрогнули.

– В Германию угнали, на каторгу.

Аким обнял девушку и крепко прижал к своей груди.

– Не надо, Наташа. Не плачь, родная. Вернется Шура. И будут опять книги, и все будет...

Утирая слезы и глядя ему в лицо, Наташа попросила:

– Ты прости меня. Уж очень все обидно, больно... Я сейчас... Ведь я только ночью прихожу к маме, да и то не всегда.

– Что так?
– удивился Аким.

– Фашисты на девушек облавы устраивают. В Германию увозят. Ты слышал песню "Раскинулись рельсы далеко..."?

– Конечно, слышал. У нас красноармейцы ее поют.

Аким увидел, как губы девушки опять дрогнули. Должно быть, ей стоило больших усилий, чтобы сдерживать себя и не расплакаться.

– Так что же?.. Всех девушек и ребят они угоняют?
– Аким озабоченно посмотрел на Наташу.

– Нет, не всех. Есть еще лазейка, в которую ускользают наши ребята и девушки. Женятся и выходят замуж. Таких фашисты пока не увозят. Горе одно. Пятнадцатилетние женятся...

Аким насторожился. Об этой "лазейке" он не раз слышал в освобожденных селах. Уж нe хотела ли Наташа воспользоваться ею?

Но она отгадала его мысли:

– Ты, пожалуйста, не подумай, Аким, что я хочу заставить тебя остаться. Я ведь комсомолка, врагам не поддамся. Мне в лесу дела найдутся. Сейчас мы получили приказ побольше беспокоить фашистов... Ой, Аким, и несдобровать же им на нашей земле!..

– Разумеется. А помнишь, Наташа, как директор школы нам говорил, когда мы еще были маленькие: "Завидую вам, ребята!"

– Павел Федорович жив. Он партизанит.

– Увидишь - привет ему от меня самый большущий.

– Обязательно. А как он возил нас в Харьков на экскурсию!.. На Тракторный... Павел Федорович в белом костюме - светлый такой!.. Шли по городу и все время пели!.. О, до чего ж было хорошо, Аким!..

– И опять будет так. Еще лучше будет, Наташа!.. Ох, чего только мы не понастроим!.. А как мы с Колькой Володиным мечтали...

– Не говори о нем, Аким, забудь его, - торопливо перебила Наташа.
– Не стоит он того, чтобы о нем вспоминали...

– Почему?
– удивился Аким.
– Он ведь погиб на фронте.

– И вовсе не погиб. Он жив. Женился на Стешке Лунченко и теперь живет в ее доме...

Это не укладывалось в голове Акима. В сентябре 1942 года они вместе с Николаем ходили в разведку. Не вернулся тогда только один Николай, и все были убеждены, что он либо убит, либо тяжело ранен, лежит где-нибудь на сухой земле, задыхаясь в горькой полыни. В ту же ночь все отправились на поиски. Аким вместе с другими разведчиками исползал под огнем вражеских пулеметов всю нейтральную полосу. Володина так и нe нашли. Тогда разведчики потеряли двух бойцов, наскочивших впотьмах на немецкие мины. А тот, которого они так разыскивали, оказывается, к Стешке...

– Так что же он делает в селе? Наверное, в полицейские пошел?

– Нет. Он не стал полицаем. Живет затворником. И непонятно, кого больше боится - своих или немцев.

Наташа смолкла. Молчал и Аким. Потом он поднялся и через силу улыбнулся.

– Ну, Наташа, мне пора... Вот и повидал тебя...

Она побледнела, темные глаза ее заблестели. Глотая слезы, она не отпускала его руку, прижимала ее к себе.

– Как же это?.. Так скоро... Ведь ты мне еще ничего не сказал о себе. Останься, Аким!.. Ну еще немного!.. Плечи девушки затряслись.

– Не надо, родная. Помнишь, мы обещали быть сильными.

Он смахнул с ее горячих щек слезы и крепко поцеловал в мокрые ресницы, в припухшие теплые губы. Говорил уже ровно, спокойным голосом, хотя это ему стоило больших трудов:

– Школу сохранить надо, Наташа. Подбери смелых ребят... Пусть организуют охрану, когда фронт будет приближаться к селу. Как бы фашисты не взорвали в последний момент... А за меня не бойся. Меня пули за километр обходят...

– Я провожу тебя до леса, Аким.

– Не надо, Наташа. Мы будем скоро вместе и уж тогда никогда не расстанемся.

Они обнялись в последний раз.

Наташа слышала, как в коридоре прогрохотали его сапоги. Потушив лампу, она подбежала к окну. Но на улице было темно, и девушка ничего не видела. До нее доносились только сдержанные голоса - это Аким прощался с матерью, еще раньше вышедшей посторожить. Затем скрипнула калитка, и сразу все смолкло.

Стешкина хата стояла на отшибе, у самого берега реки, скрытая вишневыми деревьями. Ее не было видно со стороны. Но Аким нашел хату без особого труда.

Постучал. Новая дубовая дверь глухо и тревожно загудела. Странное дело, Аким сейчас не испытывал того страха, который пришлось ему испытать во дворе, перед крыльцом Наташиной хаты. Сердце его как бы окаменело.

– Кто там?
– послышалось за дверью.

– Полиция. Открывай!..

– У меня жена больная тифом...

– Открывай!..

Заскрипели крючки, звякнула щеколда. Тяжелая дверь медленно, со стоном, открылась. Перед Акимом стоял человек с длинной бородой, в белой исподней сорочке и подштанниках. От него веяло теплым запахом постели. Должно быть, ему очень не хотелось вылезать из-под одеяла.

– Веди в дом!

– Милости просим...

"Милости просим" - откуда у него это?" Аким первый шагнул в темную комнату. За ним вошел Володин.

– Что вы хотели, пан полицай?..

Николай сказал это с жалкой дрожью в голосе.

– Зажги свет.

– Стеша, где у нас спички?.. Стеша!..

Из-за перегородки раздался сонный голос женщины:

– За образами, Коля, возле лампадки. "За образами... Иконы, значит, выставил..." - подумал Аким.

Вспыхнула спичка и, помаргивая, поплыла за перегородку. Оттуда послышался испуганный шепот: "Кто это?.. Господи, спаси, помилуй!" Затем появился хозяин с лампой в руках. Он осторожно поставил ее на стол и лишь теперь решился посмотреть на вошедшего.

– Аким?
– карие красивые глаза Николая удивленно раскрылись. И вдруг безумная радость отразилась на его лице. Он ринулся навстречу Акиму: -Значит, и ты того... Вот и правильно! Пусть воюют те, кому жизнь не дорога!.. Как я рад... раздевайся... проходи сюда!.. Стеша, да это же Аким!.. Он тоже вернулся!.. Ну, проходи же, дружище!..

Аким не шевелился.

Володин посмотрел на его лицо и опешил. Борода его затряслась. Глаза испуганно забегали.

Однако ему не хотелось выпускать из рук слабую надежду.