Грозное лето

"А сейчас, наверное, село уже освобождено. Как она? Где теперь?.." -подумал он с тревогой и легкой грустью.

Аким стоял у реки и всматривался в ее помутневшие воды, взбаламученные бомбами и снарядами. Вдоль всего берега, насколько охватывал глаз, виднелись грязно-желтые остовы немецких танков. Их было очень много. Такого количества разгромленных немецких машин Аким не видел со времен Сталинграда. Как стадо слонов, пригнанных на водопой, танки уткнулись длинными стволами в воду. Одни стояли на берегу, другие, словно разморенные жарой, по самые башни заползли в реку, и от них по воде расплывались маслянисто-фиолетовые пятна, третьи распластались на суше, расстелив позади себя порванные гусеницы.

Вернулся Пинчук и приказал Кузьмичу выбираться на дорогу. Петр узнал, где должен располагаться КП дивизии, и теперь направлялся туда.

Сенька и Аким пошли искать остальных бойцов роты.

В полдень они догнали разведчиков, двигавшихся впереди наступающих частей дивизии.

– А знаете, товарищи, мы с Камушкиным побывали у деда Силантия. Не забыли старика?
– спросил Шахаев.

– Что вы говорите?
– удивился Аким.- Ну, что он, жив?

– Жив!.. Стоит на дороге, встречает бойцов!

– А старушка его жива?

– Жива. Прослезилась даже, узнав меня.

– А про мост не спрашивали?

– Немцы его несколько раз пытались восстановить, но другие советские подрывники вновь сжигали. Старик привет вам всем передавал. Помнит хорошо, никого не забыл.

– Да. Теперь он развернется. Небось уже свой инвентарь собирает.

Разведчики укрывались в подсолнухах, наблюдая за большим селением Терновая, откуда немцы яростно отстреливались. Но перед вечером они вдруг замолчали. Разведчики сейчас же обнаружили, что враг отходит. Сообщив об этом в штаб дивизии, вошли в село. Забежали в маленький домик, стоявший на западной окраине селения, у Харьковского шоссе. На глиняном полу, у самого порога, лежала молодая женщина, совершенно голая, с растрепанными волосами. В ее левой груди, под соском, чернело пулевое отверстие. Рядом с ней в луже крови лежало трое маленьких детей, очевидно сраженных одной короткой автоматной очередью.

Жестокость врага была настолько бессмысленной и чудовищной, что разведчики первое время стояли молча.

– Дикари, дикари...- сдавленным голосом сказал наконец Аким.-Дикари...- повторял он одно это слово, так как другого в эту минуту придумать не мог.

– А ты у них очки боялся взять!
– прохрипел Ванин.- Эх-х!..

Аким промолчал. Только лицо его налилось кровью - оно как-то вытянулось, непривычно построжало. Злорадное, ожесточенное чувство охватило Сеньку. Ему хотелось говорить обидное и грубое Акиму. Пусть слушает, так ему и надо! Жалельщик!.. Только не здесь скажет он ему эти слова. Не здесь!..

Разведчики вышли на улицу. Кое-где уже сбивались кучки людей, больше старики, женщины, дети. Они смотрели на дорогу, изрытую воронками от бомб, заваленную разбитыми немецкими машинами и повозками. Тихо переговаривались. Во дворе соседней хаты стояла женщина. Заметив разведчиков, она выронила из рук коромысло, закричала:

– Боже ты мой!.. Родименькие!.. Никак, наши?!

– Свои, свои, конечно!.. Что же соседку-то не похороните?
– спросил Марченко.

– Ночью они ее... Я в погребе сидела. Слышала крик Аннушки... Что они сделали с ней?

– Ладно. Потом сама увидишь. Принеси-ка попить.- Его правая бровь над усыпанным светлыми крапинками коричневым глазом дергалась от нервного тика - Марченко, видавший тысячи трупов, не мог, однако, переносить вида убитой женщины.

– Пойдемте в дом. Разве так можно!
– всплеснула руками женщина. Глаза ее наполнились слезами.- Светлые вы наши! Ясны соколы! Дождались мы красна солнышка!..- запела она.- Заходите, заходите, милые... Притомились, чай, ваши дорогие ноженьки!.. Ильинична! Ильинична!
– звала она кого-то.-Вылазь, наши пришли!.. Наши... красноармейцы!..

– Господи, святитель ты наш!.. Да где?..- с этими словами из погреба вылезла худенькая старушка; яркий дневной свет ослепил ее.

Разглядев наконец разведчиков, она приковыляла к Забарову, хотела осенить его крестным знамением, но, сообразив, что может достать только до его пояса, передумала.

– Вот вы какие!.. Орлы, право!.. А нам-то тут говорили, что старики да детишки малые остались в Красной-то Армии... А что ж вы, сынки, одни-то пришли?..

В голосе и во взгляде старушки была тревога. Она пытливо всматривалась в лица разведчиков.

– Придут еще, бабушка,- успокоил ее Шахаев.- Водички холодненькой готовьте. Весь колодец выпьют. Сейчас будут здесь.

И как бы в подтверждение его слов, на восточной окраине села показались первые красноармейцы-пехотинцы. Вслед за ними из-за угла, взвихрив облако пыли, выполз тяжелый танк и помчался вдоль улицы, наполняя селение грохотом гусениц и ревом мощного мотора.

Старушка испуганно и в то же время восхищенно следила за танком и, не оборачиваясь, говорила:

– Водички, говоришь, сынок?.. Да пускай пьют на вдоровьечко. Вода у нас как слезиночка. Поесть не хотите ли?
– повернулась она наконец к разведчикам.

– Нет, бабушка, некогда. На обратном пути забежим.
– Как на обратном?
– вновь испугалась старуха, поджав тонкие бесцветные губы.

– Когда из Берлина с победой будем возвращаться,- пояснил все еще мрачный Ванин.

– Ах вон оно что!.. А я уж, грешница, подумала... Ну, с богом, сыночки. Светлая вам дороженька... такая же светлая, как ваши головушки... Жизнь ведь вы нам спасли, счастье вернули,- причитала Ильинична.- Берегите там себя, матери-то ждут вас не дождутся, все глазыньки проглядели...

Простившись со старушкой, разведчики пошли по деревне и вскоре оказались на шоссе. Золотоголовые подсолнухи-послушники с тихим шелестом кланялись им. Свернув с дороги, бойцы углубились в лес и чуть заметной просекой стали осторожно идти дальше. Миновав рощу, они остановились на ее опушке. Прислушались. С неба доносился неровный гул моторов. Около тридцати "юнкерсов" плыли на восток. Вскоре раздались громовые раскаты - это немцы бомбили Терновую, которую недавно покинули разведчики.

– Танки наши, наверное, заметили.

– Огрызается здорово.

– Тяжелые бои идут.

Впереди, где-то далеко-далеко, слышались глухие взрывы.

– Взрывает что-то фашист,- сказал Алеша Мальцев.

– В Харькове, наверно,- предположил Ванин.

– Мосты, заводы... Все разрушают...- вмешался в разговор и Аким. Сенька немедленно набросился на него:

– Это они тебе за твою жалость платят! Да я б их всех...

– Ладно, прекрати, Семен,- остановил его Аким.

– Не прекращу!.. Что ты командуешь! Подумаешь, начальник какой объявился!..