Грозное лето
Шрифт:
– Очень плохо, что не учились, - резко возразил комдив.
– Прошло то время, когда можно было кичиться своей неученостью. У нас и солдаты-то все учатся, а вы... Впрочем, идите. Поговорим потом.
– Слушаюсь!..
В окопе стало тихо.
Мимо Марченко торопливо пробежал подполковник Тюлин.
Лейтенант в нерешительности постоял еще с минуту, а затем, набрав в легкие воздуха, подошел к генералу. Тот сразу показал на курган.
– Как вы думаете, лейтенант, могли бы ваши разведчики овладеть этим скифским сооружением?
– Безусловно, товарищ генерал!
– не задумываясь, ответил Марченко.
– Так вот: приказываю
– Так точно. Курган будет взят.
– Вы в этом убеждены?
– неожиданно спросил его комдив.
– Убеждены крепко?
– Конечно, товарищ генерал!
– ответил Марченко, не совсем понимая, почему комдив задал этот вопрос.
– А потери у вас в роте есть?
– спросил начальник политотдела и пристально посмотрел на лейтенанта.
– Нет, товарищ полковник.
– Добро.
– Идите, лейтенант, - приказал генерал.
– О выполнении задачи доложите лично.
– Есть!
– Марченко круто повернулся и мягко зашагал по траншее.
Разведчики отдыхали, расположившись на небольшой лесной поляне. Каждый занимался своим делом. Забаров о чем-то сосредоточенно размышлял.
Алеша Мальцев, вычистив свой автомат, приблизился к Шахаеву.
– Ты что, Алеша?
– спросил парторг.
– Я к вам, товарищ старший сержант.
– Ну-ну, рассказывай. Что у тебя там?
По голосу бойца Шахаев понял, что Мальцев чем-то сильно взволнован.
– Мне Ванин сказал, что я не гожусь в разведчики...
– Ванин?
– удивленно переспросил Шахаев.
– Это когда же он тебе сказал такое?
– Еще на Донце. Выдержки, говорит, у тебя нет.
– А-а... Ты на него не обижайся. Сеньке самому влетало за невыдержанность.- Шахаев вспомнил все Сенькины проделки, и ему стало приятно от сознания, что Сенька уже совсем не тот бесшабашный парень, каким был раньше.
– Да я ничего,- примирительно сказал Алеша.- Только, по-моему, разведчик из меня все же получится.
– А ты кем до войны-то был?
– вдруг спросил Шахаев и подсел к нему поближе.
– Учился в десятилетке. Хотел потом поехать на агронома учиться.
"Еще один агроном!" - улыбнулся парторг, вспомнив сержанта Фетисова.
– А сколько тебе лет?
– спросил он, уловив в голосе своего собеседника что-то совсем юное.
– Уже восемнадцать вчера сравнялось!
– гордо, баском ответил Алеша.
– Так у тебя вчера был день рождения?
– удивился Шахаев.
– Что же ты молчал?
– А зачем говорить. На войне ведь дни рождения не справляют.
– Да... Восемнадцать, говоришь...
– раздумывал Шахаев.
– Как же ты, братец мой, умудрился так рано в армию-то попасть?
– Добровольцем.
– А после войны кем бы ты хотел стать?
– Шахаеву все больше нравился этот молоденький и прямодушный паренек.
– Мое решение твердое - агрономом!
– убежденно заявил Алеша.
– Сады буду разводить. У меня все книги Мичурина дома имеются. Видал, сколько садов немцы уничтожили - страсть одна! Вот я и буду разводить.
Беседу Шахаева с Мальцевым прервал возвратившийся от генерала лейтенант Марченко.
– Федя!
– ласково позвал Забарова командир роты.
– Есть одно интересное заданьице. Хочу поручить его тебе.
Плотно сжатые большие губы Забарова шевельнулись, но глаза остались прежними - угрюмоватые и сосредоточенные. Он коротко спросил лейтенанта:
– Какое?
Марченко объяснил.
– Сможете?
– Да
уж как-нибудь. Только к начальнику разведки схожу, посоветуюсь с ним.– Что ж, сходи. Желаю успеха, Федя, - протянул Забарову тонкую руку лейтенант.
– Может быть, ребятам поднести по одной... для храбрости?
– Не надо, - отрубил Забаров и, темнея в лице, добавил: - Не нужна мне такая храбрость.
Стоявший неподалеку Ванин, услышав слова старшины, сокрушенно вздохнул.
– Шахаев!
– позвал Забаров старшего сержанта.- Пойдем со мной к майору Васильеву.
– Сейчас, товарищ старшина!- отозвался Шахаев и стал подниматься с земли.
– До свиданья, дружок, - сказал он Алеше.
– Мы еще не раз поговорим с тобой о жизни. А разведчик из тебя обязательно получится, и в общем неплохой.
– Шахаеву хотелось сказать что-нибудь доброе, хорошее этому славному юноше, но на войне трудно подбирать нежные слова. Похлопав Мальцева по плечу, парторг повторил: - Сенька не нрав. Ты станешь хорошим разведчиком, Алеша, - и быстро пошел к Забарову.
Наступила ночь. Разведчики отдыхали. Но Ванину сегодня не спалось. Он подошел к Акиму и, увидев, что тот тоже не спит, стал донимать его разговорами.
– А здорово ты, друже, немцев-то напугал, - заговорил он, присаживаясь рядом.- Всю дорогу у них только и разговор был про тебя, -вдохновенно врал Сенька.
– Сильно, говорят, этот очкастый руссиш зольдат бьет в морду. Вот какие отзывы о тебе я слышал, Аким! И знаешь, рассказывают с удовольствием, черти! Даже, можно сказать, с уважением к тебе. "Ах какой суровый этот руссиш зольдат!.." А этот "зольдат" до сих пор тележного скрипа боялся, по голове бандюг гладил, этакий добрый паинька!.. А сейчас начал помаленьку исправляться. Там, в пехотном окопе, здорово ковырнул фашиста. А в ту ночь с этими обозниками, прямо тебе скажу, ты был молодец, Аким!
Аким слушал Сеньку рассеянно, вяло и так же вяло ответил:
– Не удержался. А не следовало бы горячиться.
– Не удержался. Не следовало бы!
– передразнил Ванин.
– Опять ты за свое! Да ты видишь, как они о тебе сразу заговорили, когда ты их только попугал. А дал бы ты им по роже не один, а разков пяток, они бы просто с восхищением о тебе сказали. Знаю я их!
– Меня вовсе не интересует, что они обо мне говорили, - все так же равнодушно ответил Аким, проверяя рацию, которую вручил ему командир, -старая специальность связиста пригодилась разведчику.
– Они, можно сказать, в восторге!
– гнул свою линию Семен.
– А ты -"не следовало бы". Эх, нюня!
– Ванин от чистого сердца сплюнул.
– Да они, поганые твари, видал, что с нашими людьми делают?
– Ну, видел. Что ты, собственно, пристал ко мне? Подумаешь, геройство - пленных бить. В бою - другое дело.
– Везде их надо бить!
– убежденно сказал Ванин.
Друзья не договорили: их позвал к себе Шахаев, вернувшийся вместе с Забаровым от майора Васильева.
Незадолго до рассвета тронулись в путь, к кургану, который темной громадиной вырисовывался на побледневшем горизонте. Оттуда изредка доносились пулеметные очереди, раздавались сонные ружейные хлопки. Разведчики пробирались неглубокой балкой, она тонула в пепельно-серой прохладной дымке. Пахло росой, чернобылом, подсолнухами и еще чем-то необъяснимо милым и сладким, что рождает степная зорька. Ноздри бойца широко раздувались, жадно захватывая этот настоянный на разнотравье запах. Шли, как всегда, гуськом, след в след, тихо и настороженно.