Грозовой август

Волобой внимательно оглядел пленного, спросил, с какой целью он шел в Учагоу. Мамура сверлил злыми глазами командира бригады, надменно задирал вверх голову и молчал.

Вот таких же самоуверенных пленных Волобой встречал на Западе в первый год войны. Спросит, бывало, у него номер части, кто командир, а он кричит как угорелый: «Хайль Гитлер!» Не битый как следует самурай, видно, изображал из себя частицу «великой расы ямато». Смотрите, дескать, как я силен! Завоевал пол-Азии! Заставил попятиться союзников.

Комбриг, кивнув на пленного, сказал Викентию Ивановичу:

— Видите, сколько спеси у этого гада?

Мамура густо покраснел и вдруг заговорил довольно чисто по-русски:

— Прошу вас, господин полковник, не оскорблять моей чести. Я офицер японской императорской армии. — И многозначительно добавил: — Я потомок Оямы [9] . Вы знаете такого маршала?

— Куда же вы дели свой мундир, потомок маршала? — спросил с иронией Волобой. — Кстати, вы на самом деле потомок Оямы или просто хотите напомнить мне некоторые страницы истории?

9

Маршала Ояму японская военщина прославляла как победителя при Мукдене и Ляояне в русско-японскую войну 1904—1905 гг.

— Вы догадливы, господин полковник, — осклабился Мамура. — Я хотел вам напомнить страницы истории...

— Ясно. А вы не родственник, случайно, генерала Камацубары? [10]

— Нет, не родственник, — торопливо ответил пленный.

Волобою было неприятно говорить со спесивым майором. Но перед ним, судя но всему, сидел штабной офицер. Он должен был знать, что намеревается предпринять командующий японским 3-м фронтом генерал Усироку Дзюн, и это заставляло комбрига продолжать допрос.

10

Камацубара командовал японскими войсками в боях у реки Халхин-Гол.

— Не будем углубляться в дебри истории, — посоветовал Волобой. — Давайте поговорим о настоящем. Как вы расценили появление наших танков у вас в тылу?

— Мы думали, что ваши танки пойдут по Чохарской равнине на Жэхэ. Но вы пошли через Большой Хинган. Вы сошли с ума.

— Значит, вы считаете нас сумасшедшими?

— Это от потери крови. У вас кружится голова. Вам бы лежать в постели, а вы лезете на Хинган!

— Вы считаете его непроходимым?

— О, я понимаю: вы намерены быстро-быстро пройти с танками в центр Маньчжоу-ди-Го, хотите сделать блицкриг. Но вы можете попасть в смешное положение.

Мамура стал говорить о непроходимости Большого Хингана для танковых частей, о крутых подъемах и спусках, о горных узких тропинках, по которым могут пройти лишь мелкие подразделения пехоты. По его словам, комендант Халун-Аршанского укрепрайона долго смеялся, узнав, что русские танки пошли через Хинганский хребет.

— Смеялся, говорите? Не рано ли? Ведь смеется хорошо тот, кто смеется последним.

— Вы хотите хорошо смеяться? Но у вас впереди Хинган, а сзади Халун-Аршан. Там у нас много солдат. Вы не боитесь иметь такую силу у себя за спиной?

— Не пугайте. Были у нас немцы в тылу и под Корсунью, и под Яссами. И ничего получалось.

Волобой не без любопытства разглядывал представителя Гумбацу [11] , и он показался ему чем-то похожим на эту ночную совку, что упрямо билась о лампочку, стараясь ее погасить. Удар слева, удар снизу — а лампочка все горит.

— Я знаю военную историю: Суворов! Альпы!

— Да, Суворов не устарел.

— Но ваш Суворов говорил про солдат, а не про танки.

— Он просто не успел сказать: не дожил до них.

11

Японская военщина (япон.).

— Вы оптимист! Но не ваш ли дедушка собирался закидать нас шапками сорок лет назад? — снова осклабился Мамура.

— Знаю. Старик просчитался. Шапками вас не закидаешь. А снарядами и бомбами закидать можно. И мы это сделаем! — Комбриг изучающе поглядел на японца, чиркнул зажигалкой.

— Нет! — вскинул голову Мамура. — Перед вами лучшая в Японии Квантунская армия. Полки генерала Усироку Дзюна. Им гордится микадо!

— Скажите откровенно, у вас хватит сил задержать нас на хинганских перевалах? — спросил Волобой.

— Для этого не надо иметь много сил. В горах одна батарея остановит ваши железные машины.

Волобой понимал, что Мамура во многом прав: в горах танк задержать не трудно. Но все-таки сказал, что одна батарея его не задержит. Тогда Мамура поднял вверх палец и назидательно, почти торжественно проговорил:

— Не забывайте, господин полковник: для современной армии сотня километров — не расстояние.

— И вы, господин майор, не забывайте, наша авиация не позволит вам подбросить на перевалы артиллерию.

— Она ждет вас. Идите в горы, идите! Мы отрежем вам пути назад, закроем выходы из гор на той стороне. Вы будете зимовать в горах. Хинган будет вашей могилой, танки будут вашими гробами! Да, да! Вы вспомните меня...

Волобой с усмешкой посмотрел на Мамуру. Ему стало ясно: японцы не предполагали, что наши танки пойдут через Хинган. Гораздо логичнее было считать, что они двинутся по равнине. Но на том, видимо, и строился замысел всей операции — поступить «нелогично», свалиться на врага оттуда, откуда он не ждет.

— Вы не ответили прямо ни на один вопрос, — сказал он. — Но я узнал все, что мне нужно. Вы не хотите, чтобы наши танки шли в горы. Значит, вы не ждали их там и вам нечем их держать. Так ведь?

Ван Гу-ан почувствовал, что разговор подходит к концу, сжал винтовку, шагнул к Мамуре. Тот шарахнулся в сторону.

— Бакаяро! [12]

— Вам мерещатся расстрелянные китайцы? — спросил Викентий Иванович. — Бойтесь живых!

Прежде чем выпроводить очумелого майора, Волобой сказал:

12

Болван (япон.).

— Натворили вы здесь — хуже некуда. Убирайтесь домой. Что вы хорохоритесь? Во всем мире наступило замирение. Одни вы мечами размахиваете. Пора прийти в себя.

С Большого Хингана спускалась на землю темная ночь. Где-то выли шакалы. Прохладнее стал воздух, сильнее запахло болотной гнилью. Из потонувшей во мгле баргутской деревушки доносился запах горелого кизяка. Все тише становилось в стане. Поужинав, бойцы ложились на разостланные шинели, одни тут же засыпали, другие тихонько переговаривались. Илько глядел на деревушку, шептал стихи: