ГРУ в годы Великой Отечественной Войны. Герои невидимого фронта

Шла бойкая торговля не только товарами первой необходимости, но и предметами роскоши. В городах широко были открыты двери многочисленных ресторанов, баров, кафе, варьете и других злачных и незлачных заведений, общее число которых в столице достигало 5 тысяч.

Вся страна была разделена, в соответствии с межсоюзным соглашением, на 4 зоны: в советскую входили Бургенланд, Нижняя Австрия и часть Верхней, французы оккупировали Тироль и Форарльберг, англичане — Штирию и Каринтию, и американцы — большую часть Верхней Австрии и провинцию Зальцбург. Вена была разделена на 4 сектора, в каждом из которых имелась городская комендатура соответствующей оккупирующей Австрию страны. Центр города — 1-й район, очерченный живописным Рингом с правительственными зданиями, бывшим дворцом Франца-Иосифа Хофбургом — являлся межсоюзным, и командование в нём осуществлялось поочередно в течение месяца. Вопросы городского управления решались межсоюзным совещанием комендантов, являвшимся высшим органом власти в городе, без разрешения которого бургомистрат не мог принять ни одного решения. Поскольку передвижение из одного сектора города в другой было свободным для граждан всех оккупирующих держав, каждая из которых имела в столице свои войска и различные гражданские оккупационные учреждения, за общим порядком на территории города наблюдали так называемые межсоюзные патрули. В состав этих патрулей входило по одному солдату от каждой из четырех союзных армий. Разъезжая в радиофицированном джипе в определенном районе, они бдительно следили за поведением военнослужащих своих армий и гражданских лиц, тесно сотрудничая при этом с австрийской полицией. Несмотря на то, что патрули состояли из солдат, они пользовались весьма большой властью. Патрульный солдат при необходимости мог арестовать любого своего старшего офицера и доставить его в свою часть межсоюзной комендатуры. Старшим патрульным являлся солдат той страны, которая несла дежурную службу в 1-м районе. Характерно, что служба межсоюзных патрулей в Вене сохранилась до вывода оккупационных войск из страны в 1955 году. Несмотря на все обостряющиеся отношения между СССР и западными державами, патрульные солдаты мирно, по-деловому несли свою службу. Было интересно видеть, как эти простые парни в различной солдатской форме мирно беседовали друг с другом на своеобразном языке, состоящем из смеси франко-англо-русских слов, и при этом прекрасно понимали друг друга, олицетворяя, так сказать, мирное сосуществование простых людей в момент самого высокого накала каких-либо политических страстей в высших сферах. «Сердца четырех», как шутливо называли наши солдаты этих поборников межсоюзного порядка, несли часто потери. Запомнился случай, когда наш пьяный солдат, открывший огонь на Ринге, при попытке задержать его убил нашего и французского, тяжело ранил английского патрульного. Были аналогичные случаи и с англо-франко-американскими военнослужащими. Бесчинства по отношению к австрийцам, пьяные драки и другие неблаговидные поступки особенно отличали американцев, но общественный резонанс от них был значительно меньше, чем от наших нарушений, поскольку американцам удавалось приглушать его за счет долларов. Американский рядовой получал в месяц 120 долларов, или 3000 шиллингов, — зарплату квалифицированного инженера, и такому солдату не составляло труда откупиться от ответственности за мелкие, а иногда и крупные проступки, совершенные в отношении местных жителей. Помимо этого, австрийская «объективная пресса» каждое, даже незначительное, нарушение порядка нашими гражданами раздувала до невероятных размеров, и наоборот, о бесчинствах представителей западных держав упорно умалчивала.

Красочное зрелище, привлекавшее большое число зрителей, представляла собою смена караула, ежемесячно проводимая в 1-м районе. Каждая армия хотела при этом продемонстрировать все лучшее и оригинальное, что только она могла в условиях оккупации. Красочные парадные мундиры солдат и офицеров, музыка, торжественный марш, смена государственных флагов над зданием межсоюзной комендатуры — все это на площади старой Вены напоминало что-то опереточное. Стороны изощрялись в стремлении удивить зрителей по линии увеличения оркестра и к концу оккупации довели его до нескольких сотен человек. К смене караула наши трубачи готовились за несколько месяцев и «убивали» венцев своей выправкой и строевой подготовкой. Англичане для экзотики назначали в караул, шотландских стрелков с неизменным козлом перед оркестром с волынками, французы — альпийских стрелков с их своеобразным горным шагом-бегом. Прохождение такого войска мимо трибун, где обычно стояли городские коменданты секторов Вены, сопровождалось аплодисментами зрителей-австрийцев, научившихся за время существования в стране «нового порядка» ценить строевую выправку и подготовку.

Своеобразное впечатление сохранилось о людях, простых тружениках Австрии. Это веселый, жизнерадостный, музыкальный народ. В нем нет немецкой педантичности, но сохранена аккуратность и точность. От чехов и итальянцев они унаследовали некоторую беззаботность, от венгров — любовь к песням и танцам.

Недаром венцы в шутку говорят: «Настоящий австриец имеет мать — венгерку, а отца — чеха или наоборот». И от всех народов, входивших когда-то в лоскутную империю, австрийцы получили в должном количестве любовь к труду. Чтобы оценить это должным образом, нужно видеть их крестьянина в поле, а рабочего в цехе у станка. Нас удивляло, как они без сдельщины и широко развитого соревнования работают значительно производительнее наших крестьян и рабочих. Это можно объяснить только выработанной трудом многих поколений привычкой добросовестно относиться к порученному делу, т.к. в противном случае это дело можно потерять и остаться безработным или нищим.

Современное положение Австрии, как мирового курорта, выработало у ее населения своеобразный космополитизм. Этакое радушие ко всем. Многие простые люди открыто заявляли: «По своему географическому и хозяйственному положению мы, маленькая страна, не можем вести самостоятельную политику. Мы должны иметь хозяина, и для нас безразлично, кто он, лишь бы он был богат».

К сожалению, таким хозяином даже средние слои австрийцев предпочитают видеть американцев или западных немцев, и только беднота, которой в ту пору немало было в стране, тянулась к нам. Социальные контрасты в этой демократической стране для нашего человека были разительными. В ней можно было увидеть живого барона, графа. В окрестностях Вены, и в особенности на западе страны, стоят настоящие средневековые замки, принадлежащие этим графам и баронам, владеющим тысячами гектаров земли, а рядом — малоземельные крестьяне, живущие тяжелым трудом, арендуя эту графскую землю.

На площадях и перекрестках больших улиц столицы, таких как Кернтнерштрассе, Марияхильферштрассе и др., можно было слышать музыку чудесных духовых и симфонических оркестров, играющих под открытым небом. Но это не стремление городских властей удовлетворить эстетическим вкусам венцев, а попытка безработных музыкантов собрать у прохожих несколько шиллингов на жизнь. Нищих официально не было, т.к. нищенство запрещено полицией, но имелась масса изможденных, плохо одетых продавцов спичек, иголок, газет. Это были те же нищие, нашедшие удобную форму обойти закон. Широко процветала проституция в самых вульгарных проявлениях, описанных у нас в свое время Горьким, с регистрацией в полиции, с медицинскими освидетельствованиями, облавами, отелями на час, ночными дежурствами «жриц любви» на улицах, с одной стороны, и роскошными дамами и господами в фешенебельных ресторанах, таких как «Максим», «Сплендид» и др., где те же процессы осуществлялись знатью страны на более высоком уровне. Работа одних за 1500 шиллингов в месяц и кутежи других на Каленберге или Гринцинге, на которых пропивались тысячи шиллингов за ночь.

Вся эта заведенная веками жизнь шла так же и в период оккупации, как много лет назад, и многие австрийцы, в особенности торговцы, владельцы гастхаузов, мелкие ремесленники, открыто говорили, что оккупанты средним слоям населения не мешают, а возможно, и содействуют, поскольку упразднена статья налога на содержание армии, которая при всех условиях не в состоянии будет защитить Австрию в случае войны, да и внутренний рынок значительно расширился за счет союзнических войск и многочисленной оккупационной администрации, уменьшилась безработица.

К началу пятидесятых годов между СССР и западными странами началось своеобразное соревнование: кто больше даст льгот и послаблений австрийцам в зонах. Западники отказались от оккупационных платежей, мы незамедлительно сделали то же и стали оплачивать казарменный и жилищный фонд местным властям из своих средств. Стали возвращаться из дальних стран так называемые мало обремененные преступлениями нацисты и требовать свое имущество: виллы, землю, замки, — и их соответствующие стороны, как правило, возвращали. Была введена плата транспортных расходов, ранее не взимавшаяся с военнослужащих оккупационных армий, и т.д. и пр.

Многое было необычным для советского человека в Австрии. Значительное количество безработных, осаждавших заводы Управления советским имуществом в Австрии (УСИА) и нефтяные разработки в поисках работы. Манифестации трудящихся, в том числе рабочих-подростков, с требованиями повысить зарплату и снизить продолжительность рабочей недели до 40 часов. Подобного рода шествия, организованные, как правило, коммунистами, обычно направлялись к зданию парламента и заканчивались рукопашным и схватками демонстрантов с респектабельной государственной полицией, неизменно оказывавшейся в этих битвах победительницей. Шествия разгонялись, многие из участников арестовывались, раненые отвозились в больницы. Порядок водворялся. При виде подобного зрелища наши солдаты с трудом сдерживались, чтобы не вступиться за демонстрантов и не разгромить полицейских, олицетворявших буржуазную законность в стране. Но мы демонстративно не вмешивались во внутренние дела страны, и такое невмешательство было иногда непонятно для простого советского человека.

Удивляла набожность австрийцев-католиков, особенно женщин. В стране парадоксально сочетались высокая цивилизация с идейной отсталостью, которая активно поддерживалась церковью, пользовавшейся значительным влиянием у населения. Крестные ходы вокруг церквей, большое количество религиозных праздников с торжественными богослужениями и проповедями духовенства, марш отрядов армии спасения на площадях и в парках столицы, монахи различных орденов и монахини в белых чепцах и наколках, разъезжающие на велосипедах по улицам, — все это для советского человека казалось экзотичным и вызывало естественный интерес.

Церковники умело играли и продолжают играть на чувствах верующих. Некоторые обряды, такие как торжественная конфирмация подростков, трогательное празднование дня матери, когда все дети, от ясельного до преклонного возраста, поздравляют своих матерей и делают им подарки, день памяти мертвых, в который каждый католик считает своим долгом посетить кладбище, где похоронены его близкие, имеют много рационального, и их можно было бы перенести в нашу действительность, придав им, понятно, другое содержание. Например: первый шаг в самостоятельную жизнь — вручение паспорта 16-летним гражданам нашей страны — не проводить как чисто милицейский акт, а привнести в него те же элементы сердечности и торжественности, которые приняты у католиков при конфирмации с тем, чтобы этот день ребенок помнил всю жизнь.

Празднование дня памяти мертвых нужно в большой мере и для живых, поскольку наши умершие труженики и павшие в боях герои не в меньшей мере заслужили, чтобы о них с благодарностью вспоминали потомки.

У австрийцев весьма высока привитая многими годами, если не десятилетиями, гражданская дисциплина. Пьют вина местные жители и даже представительницы прекрасного пола весьма много, но преимущественно свое сухое — «Кремсервайн», «Гумбольдскирхен», «Бургенландер» и др., и поэтому пьяных на улицах даже в праздничные дни не видно. При встрече в Вене субъектов, потерявших над собою контроль или затевающих на улице пьяные дебоши, можно безошибочно утверждать, что это или наши соотечественники, или американцы.