ГРУППА СОПРОВОЖДЕНИЯ. Роман

 На кровати кто–то зашевелился, тело на матраце оставалось неподвижным.

 -До того нажрались, что встать не смогли, — заметил сержант, — Остальные ушли через черный ход. Видимо, кто–то у них на стреме стоял, нашу машину заметил…

 Игорь внимательно, насколько позволял рассеянный свет из окна от уличного фонаря, рассматривал обитателей «блатхаты», похожей больше на элементарный бомжатник.

 На кровати тщетно пыталась сесть неопределенного возраста женщина в рваном свитере и грязных синих джинсах. Длинные грязные волосы какого–то пегого цвета были растрепаны и сбились в колтун. Под левым глазом красовался огромный лиловый синяк. Ей могло быть и двадцать, и с тем же успехом сорок пять. Уфимцев неосознанно сделал шаг назад — до него докатился отчетливый запах мочи и давно немытого тела.

 Старший сержант, напротив, шагнул вперед, вглядываясь в лицо опустившейся женщины. Потом зло сплюнул на пол и произнес:

 -Любка, дрянь, это ты? Опять из дома сбежала, шалава?

 Любка в ответ только пьяно промычала.

 Сержант повернулся к Игорю:

 -Училище бросила, нигде не работает, отца нет, мать такая же, как она. Пару месяцев назад мамаша привела очередного мужика, самое интересное, что мужик этот нормальным оказался: воспитывать начал, запретил по всяким хазам шляться. И чем все это закончилось? — сам себе задал он вопрос, — Банда малолеток избила его до потери сознания. Мужик попал в больницу, а эта… — сержант пожевал губами, подыскивая самое сочное определение девице, но и так и не нашел, — опять по притонам.

 -Сколько ей лет? — спросил корреспондент.

 -Только восемнадцать исполнилось.

 Любке за время разговора все же удалось выпрямиться на постели, откинула назад руки, уперлась в край кровати, чтобы не опрокинуться снова. Она подняла на них заплывшее лицо. Высокий лоб сморщился — девушка (хотя, какая, к черту, девушка!) пыталась вникнуть в суть разговора. Она уже поняла, что речь идет о ней.

 -Г–гражда–а–ажданин начальник… — потрескавшиеся полные губы расползлись в бессмысленную улыбку, открывая великолепные зубы.

 Игорь опустил голову и отошел в середину комнаты.

 «Люба, — подумал он, — и эту зовут Любой. Такие же блестящие зубы, та же молодость, а все остальное разное. Разное прошлое, настоящее, будущее. У той будет интеллигентный муж, впрочем, не будем загадывать, но деньги, чистая квартира — будут. Будут вечеринки с друзьями, посиделки на кухне у подруг за чашкой чая. Дети… Что будет у этой? Сифилис, выбитые зубы, сгоревшее от паленой водки нутро, суд за пустяковую кражу, тюрьма, женская «зона»… Одно и то же имя, один год рождения, одна национальность, одна страна. Полно, одна ли? Они с разных планет. Кто сказал, что они одной нации, одного народа? Инопланетяне, иностранцы. А посередине мы — пограничники, псы при пастыре, группа сопровождения…»

 -Ну, что тело, очухаешься или нет, — тыкал тем временем кончиком сапога старший лейтенант человека, раскинувшегося на матраце, — Нет, бесполезно. Черт с ним, возиться тут со всякими бомжами…

 Он разогнулся и отошел от топчана.

 -Тем более, у нас более интересный разговор намечается, — старлей повернулся к двери и Игорь заметил, что в ее проеме стоит, прислонившись плечом к косяку, невысокого роста мужчина, средних лет, одетый в чистую голубую маечку и тренировочные трико. Стоит и безучастно наблюдает за происходящем, словно оно не здесь, а на экране телевизора.

 Офицер милиции нагнулся к уху Уфимцева:

 -Это хозяин блатхаты. Ты погуляй пока здесь, корреспондент, набирайся впечатлений, а я пока с ним потолкую. Извини, тебе нельзя присутствовать: это не допрос, а, так сказать, дружеская беседа. И она обычно без свидетелей проводится…

 Опер угро подошел к вору. Тот, неторопливо, с достоинством, отлепился от косяка и пошел впереди милиционера. Дверь в коридоре, ведущая в жилые помещения, открылась, и корреспондент увидел чистенькую прихожую, кухню, оклеенную бедными, но вполне приличными обоями. За столом на кухне сидела женщина средних лет в домашнем халате и спокойно пила чай из фарфоровой чашки.

 Больше Уфимцев заметить ничего не успел: дверь захлопнулась. Но и этого ему вполне хватило для того, чтобы погрузить в изумление. У корреспондента появилось чувство, что он ненароком заглянул с самого дна смердящего адского котла в уютный предбанник… ну, не рая, хотя бы чистилища. При этом никаких перегородок между этими двумя ипостасями не существовало, никто не охранял вход. Хотя… Хозяин блатхаты. Чистенький, аккуратненький. Может, он и есть слуга сатаны? Кто сказал, что эти ребята должны быть обязательно с рогами и копытами?

 Подошел сержант:

 -Этот дядечка — местный уголовный авторитет. Держит местный «общак» и заодно прирабатывает на этой «малине». Бомжи, которые спускают здесь в обмен на водку свое и чужое барахло — так, прикрытие, грязь навозная, которую «шестерки» этого вора используют для мелких поручений. А вот те, кто сдулся перед нашим визитом через черный ход — ребята посерьезнее. В этой хате решают, какую квартиру обнести, происходят сходки преступников, встречи с наводчиками, скупщиками краденого. Ты не смотри, что этот дядя весь из себя чистенький и домашний. Он — настоящий волчара. Те, кого ты здесь видел, вся эта пьянь и рвань, ногтя его не стоит.

 -А женщина, та, что на кухне — жена его?

 -Нет, вору жениться запрещено. С точки зрения волчьих законов это понятно и даже объяснимо. Сам посуди: где у мужика самое слабое место? Между ног. Иными словами, жена и дети. На них его всегда подцепить можно, как на крючок. А воровство — такое ремесло, где найдется много желающих взять тебя за яйца. Вот поэтому они и не женятся. А баба эта — сожительница его. И сама не одну судимость имеет.

 -Не подумаешь.

 -Э, корреспондент, тут целый мир со своими правилами и законами. Государство в государстве. Мы с ними боремся, но эта борьба вечна, потому что всегда будут рождаться люди, желающие жить за чужой счет.

 -Как будто в «правильном мире» таких людей нет…

 -Есть. Но в «законном мире» для этого нужно в дополнение к этой склонности иметь образование, социальный статус. А здесь — только волчью хитрость и волчью же жестокость

 -Или шакалью.

 -Кого на что хватает.

 Уфимцев внимательно посмотрел на старшего сержанта:

 -Ты, случаем, нигде не учишься?

 -Слишком гладко выражаюсь? — сержант подмигнул, — Угадал: четвертый курс юридического. В следующем месяце получу звание лейтенанта и уйду в уголовный розыск.

 На улице под окнами раздался топот. Потом крик:

 -Стоять, сука!

 Корреспондент узнал голос Сани–водителя.

 Сержант мгновенно сорвался с места и скрылся за дверью. Чуть помедлив, Уфимцев бросился за ним.

 В подъезде стояла темнота, хоть глаз коли. Внизу, на лестнице, Игорь услышал несколько ударов. Звонких, явно по лицу. Потом глухой, по телу. Раздался стон, в котором было больше досады и злости, чем боли. И — голос сержанта:

 -Ну, подергайся мне тут, падла, подергайся.