ГРУППА СОПРОВОЖДЕНИЯ. Роман

 -Все! Здесь или больше никакого нет, или им не повезло. Дальше работа пожарных. Игорь, мы с Мишкой и Николасом двинем в другое крыло — будем оттуда народ эвакуировать. А ты дуй вниз, на вахту, вызывай пожарных!

 Не дожидаясь лифта, Уфимцев кубарем скатился по крутым ступеням лестницы с восьмого этажа. Впрочем, его растрепанная фигура не произвела никакого впечатления на бабушку–вахтершу, видавшую на своем посту разные виды.

 -Пожар? — равнодушно протянула она, — Вот телефон, вызывай. Мне проблем за ложный вызов не нужно!

 -Да ты нос высуни на улицу, посмотри! — бешено прохрипел Игорь.

 -Звони, мне–то что… — ответила бабка и шлепнулась обратно в свое кресло.

 …После того, как пожарные, поднявшись на лестнице до восьмого этажа, пролили из брандсбойтов комнату погорельцы Марии, (в результате чего обои жилья Николаса этажом ниже дружно отвалились, а в разбухших шкафах перестали закрываться двери), обещали прислать акт и уехали восвояси, на этаже появилась хозяйка комнаты. Бродя растеряно по почерневшему от копоти линолеуму среди обгоревшей утвари, она повторяла по–испански только одну фразу: «Проклятый русский телевизор!»

 Африканец Николас сидел у стола с раскисшими остатками тризны по Жан–Клоду и рассеянно цедил водку из оставшейся бутылки.

 -И как ты все это оцениваешь? — проговорил Уфимцев, усевшись рядом с ним на мокрый от пены стул, — Может, дух Клода таким образом решил о себе напомнить?

 - Жан–Клод был христианином. А я похож на жреца вуду? — пробурчал Николас, — Все просто. Эта курица Мария включила телевизор. «Телек» старый, ламповый, в нем произошло короткое замыкание. Курица выдернула штепсель из розетки и, не посмотрев толком, пошла на пятнадцатый этаж к землякам. Пока она там спрашивала почти целый час, телек разгорелся… Я всегда говорил, — неожиданно заорал двухметровый негр, бешено вращая карими зрачками в орбите красноватых белков, — что наши дасовские латиносы — раздолбаи!!! Эта курица постоянно забывала выключать воду в туалете, топила нас постоянно. Иди посмотри: у нас в сортире специальный зонтик висит. Я с ним на унитазе сидел, бля!!!

 -Наводнение во время пожара в «доме активного секса», — вздохнул Игорь, — почти как в поговорке, — Ник, может, тебе хватит водку пить?

 -Не хватит, — просипел негр, заглатывая очередной стакан, — Я водку всегда допиваю. Иначе она ви–ди–хнет–ся!

 В «свою» комнату Игорь вернулся пропахшим дымом и водкой. Счастик уже спал в своей половине, накрывшись с головой одеялом от электрического света настольной лампы, пробивавшейся с «половины» Мазурина. Леня сидел за столом и читал книгу.

 -Сессия у тебя закончилась, а ты все учишься, — присел рядом с ним на кровать Уфимцев, — Пошел бы развеялся…

 -Как ты? — уточнил Мазурин, — ты же знаешь, что я водку как–то не очень… У меня от нее вся физия пятнами красными покрывается… Да, кстати, как прошли поминки?

 -Наводнение во время пожара в публичном доме. В прямом и фигуральном смысле.

 -То–то от тебя дымом пахнет. Я слышал, пожар в соседнем крыле случился. Естественно, без твоего участия не обошлось… Любишь ты всякие приключения! — спокойно заключил Мазурин.

 -Ну, не на тебя же, ботаника, равняться!

 -Сейчас будешь прибедняться. Ты же на курсе не хуже меня учился. Скажи: какого рожна ты на заочное отделение перевелся? Только не вешай мне лапшу на уши об исторических процессах, о стране, которая встала на дыбы в то время когда мы, как школьники, сидим за партами…

 -Не буду. Потому что ты сам знаешь, что это — правда. Жизнь проходит мимо, Ленька. Настоящая жизнь, не по учебникам. Знаешь, когда я принял решение перевестись, то впервые в мае почувствовал себя человеком. Весна, на Воробьевых горах цветут яблони, я молод, полон сил — весь мир передо мной и не нужно заморачиваться предстоящей сессией… Мы же всю сознательную жизнь заморачивались: сначала, в школе, контрольные, экзамены… Только в армии слегка отпустило — сопки, тайга дикая. Только не мне тебя объяснять, что в армии сильно не расслабишься даже под дембель. Один раз попытался — ночь на киче у «красначей» провел, а им, беспредельшикам, похеру — «дембель» ты или «дух»… А потом опять — коллоквиумы, зачеты, сессии… А за окном была весна… Скучно мне стало, а душа пела… Я захотел жить, дышать полной грудью и …

 -…сбежал с урока.

 -Можно и так сказать.

 -Доволен?

 -По–разному, да и приходится иногда дышать не только розами. Чаще — вот так как сейчас. Сгоревшей помойкой.

 -Ну понятно, репортер криминальной хроники… А что дальше?

 -Дальше — Кавказ. Рейды с ментами по воровским притонам меня уже не прикалывают.

 -Решил повоевать… Адреналина мало? Ты всегда был таким, с шилом в жопе. И когда в каникулы кости погибших солдат искал с поисковиками в болотах, и когда во время путча потащил Счастика к Белому дому… Он мне рассказывал…

 -Как говорил робот Вертер: «Мне будет что вспомнить на свалке!»

 -Главное, чтобы не оказаться на ней раньше отпущенного срока.

 -Кесарю–кесарево, а ботану–ботаново… До сих пор не могу понять, как ты мог отказаться от той поездки в Ригу ради какого–то коллоквиума по Кальдерону!

 -Жизнь есть сон — учил нас Кальдерон, — усмехнулся Мазурин, — У нас с тобой, товарищ романтик, разные подходы к жизни.

 -Ты, наверное, Маз, и не помнишь… Ехали мы с тобой как–то с занятий в общагу, стояли на трамвайной остановке у Донского кладбища. И ты сказал, глядя на девятиэтажки через дорогу: «Закончу универ, в Москве не останусь. Люди здесь жизнь кладут, чтобы заработать вот такую «двущку» в панельной коробке, кататься на метро и трамваях с работы домой и обратно… Какая разница, здесь это или у меня в Саратове!» Забыл? А я запомнил. А я еще тогда сказал, что в Москве останусь. Получилось наоборот, правда. Потому что твои слова вдруг в один прекрасный момент вспомнил. Вспомнил и уехал… А ведь ты, Ленька первым из нас будешь жизнь на «двушку» в новом панельном класть…

 Он помолчал и добавил:

 -И в тоже время мы с тобой на рабфаке и на первом курсе были не разлей вода. Помню, кто–то из наших девчонок сказал: «Как они могут дружить, они же совершенно разные!» И дружили же…

 -А сейчас?

 -И сейчас. Только мы повзрослели, Леня. И дороги наши расходятся. А знаешь в чем между нами разница? Твои умозаключения остались в тебе, а я их решил воплотить в жизни… Она же у нас одна, Ленька, и тратить ее на «двушку» очень нерационально.

 -Убьют же дурака.

 -Не убьют. Что–то мне подсказывает, что раньше времени не убьют.

 -А потом?

 -А потом все равно будет.

Глава пятнадцатая ПУЗЫРИ НА ВОДЕ

 Зима, отыгрываясь за мокрый январь, морозила землю до конца марта. И только перед Днем дурака побежали настоящие ручьи, и снег стал пористым, как плитка молочного шоколада. Капель жизнерадостно долбила в пузырящуюся лужу. Солнце весело пускало зайчики в окно редакционного полуподвала, отражаясь от талой воды. Уфимцев щурился и вполуха слушал привычно–надоедливое бухтение Шведа:

 -Игорь, нужно к первому апреля написать несколько шутливых заметок, так, чтобы никто не догадался… Ну чего ты опять смотришь в окно? Кто на контракте: ты или я? Или опять с Бунина пример берешь? Да, кстати… Тебя Лариса из отдела культуры искала. Хочет взять в компанию на постановку премьеры театра–студии. У нее там контрамарки лишние, что ли… Да будешь ты меня слушать или нет?!

 -Напишу, Витя, напишу… — лениво отозвался Уфимцев, — и в театр схожу, какие наши годы!

 Отбившись от настырного начальника, он вспомнил, как прошлой осенью ездил в пригородный совхоз на презентацию новых сортов голландской картошки. А вспомнив, в течение часа набил на «Эрике» историю о прибытии гуманитарной акции из объединенной Германии, приславшей в губернию колонну с семенными овощами. Причем, под бдительной охраной бронетехники и пехоты бундесвера. Чтобы, типа, по дороге не украли, хе–хе…