ГРУППА СОПРОВОЖДЕНИЯ. Роман

 -Да сдался он. К нас своих заморочек хватает. Мы «дедовщиной» и «землячеством» с армии сыты, чтобы тут еще казарму устраивать. Вот несколько иностранцев со «школьниками» живут (так студенты — «армейцы» именовали тех, кто поступил в университет со школьной скамьи), так там — да… Развели, блин, салаги, «дедовщину». А у нас живет, как у Христа за пазухой, мы тут и подкармливаем его своими харчами. Он–то готовить не умеет, в столовку ходит, а нам эта пища за три года уже обрыла… Правда, полы мыть мы его все же научили. А то «не мужское дело, не мужское дело»!… Кстати, ты про Жан–Клода ничего не слышал?

 -А чего я должен был услышать? Я же только приехал! — ответил Уфимцев.

 -Нету больше нашего Клода.

 -Как так? — удивленно спросил Игорь, — Как так «нету»? К себе в Анголу уехал, что ли?

 -Совсем нету, Игорек — убили его неделю назад.

 Уфимцев опустился на стул и длинно выматерился.

 С Жан–Клодом Нсегитомбой он познакомился три года назад, после поступления на подготовительное отделение факультета.

 На первых порах, сразу после зачисления, Уфимцева вместе с еще двумя «рабфакерами» поселили в холодную необжитую комнату, в которой сквозило из всех незаклеенных щелей оконных рам. Со недавнего времени армейской службы на Дальнем Востоке Игорь люто ненавидел морозные сквозняки, от которых начинало пронзительно ныть между лопатками. Поэтому он, узнав, что один из ребят в группе устроился более удачно — в теплой, комфортной комнате второкурсников, один из которых был дагестанец, а второй — негр из Анголы, не стал затыкать щели, а быстренько перебрался туда.

 …Негры бывают разные. Есть черные, как сапоги, выходцы из Центральной Африки, есть шоколадные — с побережья. Уроженец бывшей португальской колонии Жан–Клод был не просто шоколадным, а шоколадным с золотистым отливом. Света его облику добавляли интеллигентные золотые очки в тонкой оправе, внимательный взгляд, знание трех европейских (не считая русского) языков и сдержанные манеры воспитанного отпрыска из хорошей семьи.

 Жан–Клод, или просто Клод, как его звали все студенты, учился на телевизионном отделении и специализировался на рекламе, что для студентов советской страны, где телевизионной рекламы не было вообще, было высшим пилотажем. Африканец окончательно поразил слегка одичавшего в Дальневосточном военном округе Игоря тем, что в своем, отгороженном шкафами от соседей, закутке, имел низкий стеклянный столик на колесиках для закусок и напитков. Такие столики Уфимцев видел только в кино.

 Раздражала манера Клода долго принимать душ по утрам, в то время как остальные соседи в ожидании слонялись по комнате, глядели на часы, не выдерживали и начинали орать:

 -Клод! Блин! Сколько можно!

 Журчание воды прекращалось. Нсегитомба в одной набедренной повязке из полотенца с извинениями выметался из душа, но на следующее утро все повторялось вновь.

 Уфимцев вспомнил, как однажды анголец, сидя в своем закутке и зубря русский язык, окликнул его в своей обычной манере: с вопросительной интонацией:

 -Игорь? Помоги мне? Тут сложное предложение? Скажи: что такое «арапа»?

 Уфимцев с озадаченным видом попросил соседа несколько раз повторить слово, но так ничего и не понял, зашел к нему и попросил «источник». Им оказалась серенькая брошюрка под названием «Русские половицы и поговорки для иностранных студентов». В ней Игорь и прочитал фразу: «Черного араба не отмоешь до бела»…

 Он осторожно отложил брошюру на буржуйский стеклянный столик и, мысленно выматерив составителей книжонки, стал выпутываться неполиткорректной ситуации.

 – Ну, понимаешь, Клод… В средние века неграмотные русские крестьяне всех выходцев из Африки называли «арабами» или «арапами»…

 – А! — воскликнул Нсегитомба, подняв кверху черный указательный палец, — Так это я?!

 – Ну. В принципе… Ну да!

 – Все понял, Игорь, спасибо! — с дружеской улыбкой произнес Клод, перелистнул страницу брошюры и стал читать дальше.

 При всех своих интеллигентных манерах Клод был настоящим мужиком: не раз и не два он, заговорщицки подмигивая, предлагал Уфимцеву пару часиков поиграть в покер у ребят этажом ниже, пока он попытается найти общий язык с дамой. И он единственный не спасовал перед здоровенным чеченцем–заочником, почему–то лютой ненавистью ненавидевшим негров: выставил его, пьяного, за дверь и вызвал милицию. Тогда–то Игорь и узнал, что «профессорский сынок» Жан–Клод успел на своей родине послужить в армии и повоевать против банд черных расистов «Унита». И вот теперь…

 … — Кто? — выдавил из себя Уфимцев, — Кто его убил?

 -Кавказцы, — произнес Ленька.

 -Тот самый «Кавказ»? — Игорь вспомнил здоровенного бывшего старшину внутренних войск, любившего в пьяном виде ломиться во все двери.

 -Нет. Другие. Поссорился с одним из–за очереди в лифт… Дурь какая… Тот на него наехал. Клод ему в морду дал. Тот вернулся с дружками… В общем, выкинули его из окна седьмого этажа… Клод не один был, с товарищем. Тоже черным. Товарищ драться не стал, под кроватью спрятался. А вот Жан–Клод предпочел не прятаться…

 -А милиция?

 -Ты разве не знаешь, что сейчас, как только Хасбулатов стал спикером Верховного Совета, с ними никто не хочет связываться? У нас в общаге целая диаспора живет. Они такие же студенты, как я — испанский летчик!… В общем, черные те срочно куда–то смылись, а Клод поехал на родину в цинковом гробу…

 Гораздо позже у оперов РУБОПа с Шаболовки Уфимцев узнает, что с 1990–го по 94–й в ДАСе свила свое гнездо штаб–квартира чеченской этнической преступной группировки. Рассматривая фотографии бандитов, участвовавших в похищениях иностранных бизнесменов, он узнает лица людей, с которыми когда–то сам ссорился из–за очереди в студенческой столовой… Впрочем, тогда он пошел на попятный и, может, поэтому не повторил судьбу африканского студента Жан–Клода Нсегитомбы. Бандиты исчезнут из ДАСа только с началом первой чеченской войны.

 -Я тебя понимаю, — участливо проговорил Леня, — Ты же с ним в одной комнате полгода прожил… Кстати, тут вчера Ромку встретил. Он сказал, что сегодня вечером дасовские негры собираются что–то вроде поминок по Клоду сообразить. Сходишь?

 -С ритуалом вуду? Куриц резать будут? — блондин из Волгограда, с нордическими чертами лица, Счастливов, чернокожих не любил и своих взглядов особо не скрывал.

 -Иди в жопу! — беззлобно ответил Мазурин и произнес, принципиально обращаясь к Уфимцеву:

 -Ромка должен у себя быть. Зайдешь?

 Дагестанец Рамазан, или просто «Рома», был вторым хозяином–второкурсником, в чью комнату Игорь переехал во время учебы на «рабфаке» .

 В замке двери повернулся ключ и в комнату вошел смуглый, невысокого роста, паренек.

 -А вот и Хорхе! — приветствовал его толерантный Леонид, в то время как студент фотоотделения Счастливов демонстративно снова завалился на кровать, — Ну чего, купил форму?

 -Да! — парень, похоже, был очень доволен, разворачивая кульки, — Сейчас надену!

 -Не надену, а одену! — поправил Рамиреса со своего лежбища Андрей, — «Надевают» на русском языке только ботинки, а одежду «одевают». Обрати внимание, даже слова однокоренные!

 Хорхе в ответ кивнул головой с серьезным видом:

 -Да, Андрей, «одевают»!

 Сгребя в охапку одежонку цвета хаки, он стыдливо скрылся в своем закутке — «аппендиксе».

 -Стесняется… — со значением проговорил Андрей, — Изыски католического воспитания. Эх, в советской армии ты, Корка, не служил!