ГРУППА СОПРОВОЖДЕНИЯ. Роман
Шрифт:
Сработка сигнализации оказалась ложной. Обратно к вокзалу возвращались уже не спеша. Морпех, идя за спинами товарищей, тихо материл модельеров новой милицейской формы: нашитый на брючину длинным карман под автоматный магазин оказался в боевой обстановке не просто ненужным, а даже вредным. «Рожок» АКМа, запихнутый туда перед броском в сторону продмага, при беге мотался из стороны в сторону и набил на бедре внушительный синяк.
-Наивный человек, — хмыкнул капитан, услышав жалобы подчиненного, — Это карман не для боя сделан, а чтобы бутылку можно было там пронести. Понял?
-Так горлышко же будет вылазить! — не согласился «мореман».
-А курточка
Вадим задумчиво надвинул кепи на лоб: толкаться меж колхозных рядов с оружием не позволяла инструкция, но она же не разрешала и дробить группу. Собственно говоря, капитан не был суровым службистом, понимая, что бесконечное закручивание гаек приводит в итоге только к одному: срывается резьба и все едет вразнос…
-Ладно, пошли, посмотрим! — вернул он кепи в уставное положение.
Опасения Вадима о возможной толчее на базаре оказались напрасными. В ранний час на рынке покупателей не было. Группа лениво бродила между рядов, рассматривая не столько товар — шматы домашнего сала, мясные туши и груды ранних фруктов и овощей, сколько их продавцов. Вернее, продавщиц.
А посмотреть действительно было на что: красавицы казачки — рослые девки с хуторским румянцем во всю щеку, задорно подмигивали милиционерам и предлагали «сальцу да с запивочкой, шоб лучше пошло!» Даниловский уже было приценился к такой «запивочке» — бутыли местного самогона чихиря, да споткнулся на полдороге, встретив пристальный взгляд капитана.
-На базу вернемся — отметим, — вполголоса пробурчал он Володе, — А здесь — ни–ни! Так что казачками любуйся!
-Я бы не только на них полюбовался, но и с ними полюбовался! — скаламбурил сержант, — А то ходишь тут как в картинной галерее…
-Наша служба и опасна и трудна… — пропел Морпех, идущий в конце группы, и тут же повернулся к одной из продавщиц:
-Девушка, поехали с нами, в Россию. Мы с вами так там демографию улучшим! Я ж вас на руках стану носить…
-А унесешь? — полногрудая дивчина подмигнула худому Морпеху, — А не надорвешься?
-Да ради вас… — разошелся Гидросолдат, — Я на все готов!
-Пошли, ловелас! — махнул ему рукой Вадим, — Труба зовет, паровоз ждет.
Гидросолдат выразительно посмотрел в зеленые глаза дивчины и отвернулся.
Та сочувственно вздохнула и крикнула вслед:
-Да ты хоть сальца возьми на дорожку!
-Потом, все потом… — пропел под нос Морпех, ускоряя шаг.
Разместились в купе, попросили чай. И тут Уфимцева сморило. Ослабли невидимые нервные канаты, не дававшие ему сомкнуть глаза в течение целых суток. Единственное, что он запомнил перед тем, как полностью отключиться: звяканье ложек в стаканах, шумный разговор его выспавшихся товарищей и — мягкая подушка, заботливо подсунутая ему под голову кем–то из них.
Но «канаты» только ослабли, не давая до конца уйти от реальности. Сон был всего лишь продолжением ее, только еще более ярким и контрастным. В нем Игорь по–прежнему сидел с автоматом на коленях в купе, шел по перрону Махачкалы, бежал куда–то в предрассветных сумерках…
Проснулся Уфимцев от того, что кто–то требовательно тряс его за плечо:
-Игорь! Гудермес! Ты же хотел пофотографировать…
Журналист,
стряхивая с себя осколки сна, как собака стряхивает капли воды, торопливо схватился за чехол фотокамеры:-Где?!
Да уже подъезжаем! — ответил разбудивший его Морпех, — Наши уже в тамбуре. Давай быстрей, стоим как и ночью, всего пять минут!
Гудер в лучах солнечного света казался не таким мрачным и угрожающим, как ночью. Однако, несмотря на нарядное бело–голубое здание вокзала, весело отбрасывающего ярко–весенние лучи, подспудная тревога не уходила. Все–таки здесь было чуждо. Жгло в спине, сковывало движения. Может, оттого, что на перроне по–прежнему никого не было? Или от колючих взглядов двух чеченских «патрулей», внимательно наблюдавших за поездом от дверей вокзала?
К самому составу они не приближались.
-Давай быстрее, Игорь! — махнули журналисту два сержанта, Даниловский и Сыктывкарский, стоя у вагона на крупной щебенке у рельсов платформы третьего пути. На этот раз на первый путь «московский» поезд подавать не стали. Отчего?
Может, оттого, что две недели назад таким же солнечным днем в момент прибытия состава прямо на перрон выкатилась белая «копейка» — «жигули», откуда длинными очередями полоснули по вышедшим из вагонов милиционерам предыдущей группы сопровождения…
Уфимцев в два рывка сдернул кожанный кофр с фотоаппарата, бросил его под ноги и стал снимать. Первый кадр: сержанты, с напряженными лицами смотрящие каждый за спину другому. Дубль, еще дубль…
Теперь — капитан, стоящий на ступеньках вагона.
-Вадим! — обратился журналист к нему, — Повернись корпусом чуть правее, вот… Смотри прямо вдоль состава! Вот…
Затвор «Зенита» несколько раз отчетливо щелкнул.
-Игорь! — вернулся обратно к своей первоначальной позе начальник группы сопровождения, — Давай закругляйся! Сейчас поедем.
Подтверждая его слова, в голове состава пронзительно свистнул тепловоз.
-Сейчас! — кивнул Уфимцев, — Еще пару кадров… Парни! — обратился он к по–прежнему стоящим на земле сержантам, — Повернитесь на меня… Теперь пару шагов! Хорошо… Хорошо!
С треском прошуршала в коробке фотоаппарата протягиваемая пленка.
-Хорош! — в полный голос скомандовал капитан, — Или здесь хочешь остаться!
Физически ощущая между лопаток давящий взгляд чеченских «полицейских», журналист прыгнул на нижнюю ступеньку мягко тронувшегося вагона. Поднялся наверх…
-Игорь, — обратился к нему Морпех, находившийся все это время в тамбуре и следивший за составом с противоположной стороны поезда, — А чехол–то твой от «фотика» где?
Уфимцев так и не смог потом определить, куда в первую очередь ударила эта молния прозрения: в сердце или в голову.
-Ч–черт!
Несколько мгновений он колебался, глядя, как все ускоряется бег темно–серого гравия напротив вагона. Скоро он начинет сливаться в единую полосу. Еще чуть–чуть и… И будет поздно.
Уфимцев так и не смог определить, что, в конце концов, стало решающим в принятии решения прыгать: мысль, что фотоаппарат с кофром не его, и в случае утери придется иметь долгий и неприятный разговор с хозяином фотокором Витькой Соколовым (Так и представились его крупная голова, укоряющие карие глаза и трубный занудливый бас их обладателя: «Ну, я тебе, как человеку, коллеге, доверил, а ты… Ну как тебе можно теперь доверять… Я же тебе, как родному, навстречу пошел…» Тьфу!) или — голос капитана, словно толкнувший в спину: