Грустничное варенье

За этими хлопотами она безнадежно опоздала на завтрак и спохватилась, только увидев, что Егор дожидается ее возле джипа, готовый ехать. Выражение его глаз не сулило ничего приятного, и без того чеканный подбородок совсем окаменел, так что она уже приготовилась ко взбучке или выговору и, вышагивая к машине, лихорадочно придумывала, как поэффектнее дать Арефьеву отпор. Это вдруг напомнило ей искристое и шипучее, до покалывания в носу, предвкушение новой проделки — как в детском саду или начальной школе.

Но Егор не доставил ей такого удовольствия. Он сел за руль, завел двигатель, и машина рванула с места, едва Лара забралась на заднее сиденье.

Несколько километров они пронеслись в гнетущей тишине.

Вдруг, без видимой причины, Егор припарковался у обочины и заглушил мотор. Потом обернулся к Ларе, положил руку на спинку свободного кресла рядом с собой и долго, испытующе глядел на нее. Глаза его стремительно темнели.

Своего он добиваться умел: Лара разнервничалась, даже живот свело. Егор неожиданно показался ей большим и опасным, было в этом мужчине что-то львиное, и не только благодаря кудрявой гриве волос или светлым бровям-кисточкам.

— Ты знаешь, что животные специально распушают мех, чтобы казаться противнику больше своих размеров? Коты даже скачут боком… Не желаешь попробовать? — ехидно предложила Лара. Это была отчаянная попытка расхорохориться, она не могла придумать, как еще вести себя с ним. Внутри Арефьева явно созрело какое-то решение.

— Лара. Нам надо прийти к согласию.

— Какое у нас может быть согласие, с ума сошел? — вставила она, но стоило ему шевельнуться, как она замолкла: в едва заметном движении ей почудилась угроза.

— Ты не пришла на завтрак. А нам далеко ехать.

— Я не голодна!

Это была неправда, она не ела со вчерашнего обеда, и, что гораздо хуже, Арефьев это знал. Но Лара упрямо поджала губы, предпочитая скорее умереть с голоду, чем признать, что ведет себя неразумно.

Егор нахмурился. Ей показалось, что он собирается сказать что-то резкое, но речь его осталась все так же спокойна и строга одновременно:

— Давай я объясню, как обстоят дела. Отношения у нас не очень. Раньше мы ладили, теперь нет. Я не понимаю, что стало причиной, потому что то, что ты говоришь про мои чувства к Лиле, полнейший бред. Но! — он повысил голос, видя, что Лара хочет вставить комментарий, и в этом слове сквозила незнакомая ей властность. — Но речь сейчас не об этом. Мы все равно едем, уже едем. И в любом случае мы все дальше от Москвы. Ни ты, ни я не собираемся отступать, так что нам нужно определяться. Ты, похоже, не совсем отдаешь себе отчет в том, что мы в дороге, и в дороге нас с тобой только двое. Путь неблизкий, дальняя дорога — предприятие рискованное, случиться может всякое. Мне нужен надежный спутник, если угодно, даже сообщник.

Он дал Ларе время осмыслить сказанное, кивнул и продолжил:

— Я хочу быть уверен в тебе. Хочу доверять тебе. Хочу знать, что ты не будешь вот так уходить, не предупредив и заставляя меня гадать, где ты, все ли в порядке с тобой и когда ты вернешься. Что не будешь больше играть в молчанку. Мне надо быть уверенным, что ты не голодна, не терпишь, если хочешь в туалет, только потому, что тебе взбрело в голову мне насолить. Понимаешь, о чем я? Я хочу тебе доверять.

Лара в задумчивости покусывала щеку:

— Но я-то тебе не доверяю.

— Переживу, — хмыкнул Егор. — Раз уж не могу это исправить. Но мне нужно, чтобы я мог тебе доверять.

Арефьев не нападал, не давил, и Лара вынуждена была признать, хотя ей это и не особо нравилось, что в его словах есть доля здравого смысла. Вчерашнее враждебное и ребячливое молчание выматывало ее больше, чем тысяча километров, пронесшаяся под колесами. Но признавать это вслух? Ни за что.

— То есть ты пасуешь! — вскинула она голову, строя из себя победительницу. — Мне, лично, великолепно едется, это у тебя какие-то проблемы. И если ты просишь меня о перемирии — пусть так. Только это ты должен идти на уступки. Потому что это ты сдаешься, а не я.

Она не ожидала от себя такой детской наглости и замолчала. Но Егор был по-прежнему сдержан, а в глубине его глаз промелькнула теплая искорка веселья:

— Хорошо, слушаю встречное предложение.

— Ты даешь мне руль. Скажем, — она быстро прикинула в уме, — меняемся каждые четыре часа.

— Я в состоянии вести машину, кажется, я это уже доказал, — Егор поморщился. — Вчера мы проехали тысячу километров. Надеялся тебя утомить дорогой, чтобы не сильно вредничала.

Лара проигнорировала рискованную реплику:

— Или меняемся, или все продолжится!

— Хорошо, ты будешь вести, — согласился он.

Лара расцвела. Она не ожидала, что Егор так легко сдастся, и уже потянулась к двери, чтобы выйти и пересесть. Но он, как выяснилось, и не сдался, и дверные замки с тихим щелчком заблокировались. Солнце заливало салон горячим светом, и Егор сощурил один глаз. Вид у него был шутливый, а в улыбке засквозил азарт:

— Ведешь один час, потом я три, потом снова ты один час.

— Не-ет! Нечестно! — задохнулась Лара. — Я три часа, потом ты три часа!

— Давай ты два, а я три. Соглашайся, это хорошее предложение.

Она еще колебалась. Егор протягивал ей руку, широкую открытую ладонь. Вздохнув, Лара пожала ее. Кожа у Арефьева была горячая, сухая, и от его длинных пальцев в Ларину руку, чуть покалывая, потекло надежное спокойствие и сила.

— Только первым веду я, — Егор улыбнулся и повернул ключ в зажигании. С уютным урчанием машина встроилась в дорожный поток.

— А ты отличный переговорщик, — заключил мужчина. — Может, бросишь свою фотографию? Возьму тебя к себе в штат, в компанию.

Лара легкомысленно фыркнула.

Синяя снежинка в атласе намекала на новое сообщение, и Егор, уже без Лариного напоминания, включил заветный диск.

— Немыслимо… — с готовностью вздохнула Лиля. — Уже не верится, что где-то там далеко шумит Москва, правда? А ведь еще недавно мы были там! В дороге все отдаляется быстрее, и сейчас Нижнекамская плотина ГЭС гораздо реальнее, чем гигантский город-дракон, оставшийся дышать где-то там… Да и вообще, что такое реальность без человека, наблюдающего ее? Только идея. А плотина, наверное, производит впечатление. Великолепное зрелище, да?

Никакой плотины Лара не заметила. Егор, внимательно следя за дорогой, все равно ощутил ее вопрос и счел нужным пояснить:

— Вчера проехали. Прямо перед ночевкой. Было и впрямь красиво, но я не стал тебя будить.

— Итак, — перебила его Лиля. — Мы проехали первую тысячу километров. Не буду говорить, что дальше будет легче и первая тысяча самая сложная. Все равно что утверждать: первый год брака самый тяжелый. Какой дурак это придумал! Первый год после свадьбы как раз легче легкого, потому что всем еще кружат голову гормоны, молодожены влюблены и счастливы одним присутствием в жизни друг друга. Сложнее становится позже. Так и с дорогой. Вчера мы были влюблены в саму идею дороги. А сегодня осознаем, что дорога — это все, что у нас есть, она еще только предстоит, хотя уже началась, и нужно собрать все силы, чтобы преодолеть это. Преодоление…