Грустный день смеха(Повести и рассказы)

— Постой, я сам… — бормотал отец и счастливо улыбался, гладя мать по волосам. — Я же не раненый… Это раненым…

Мы взяли по куску сала, планшет и улизнули во двор. Было уже темно, но я разглядел, что возле нашей калитки кто-то стоит. Это оказался сосед-бухгалтер.

— Это… отец? — спросил он хриплым голосом.

— Ага, — ответил Вад, жуя сало. — Он в партизанах воевал и во Франции был. Видали, какой планшет?

Семен Абрамович взял планшет и помял его в руках.

— На подметки хорош…

— А матери он целый парашют принес.

— Ну ладно, я пошел, — сказал бухгалтер. — Мне еще отчет делать… Вы заходите…

Семен Абрамович ушел, хромая сильнее, чем всегда.

— Переживает, — сказал Вад.

— А как же ты хотел? Никто даже и не думал…

— Пацаны подохнут от зависти. Теперь мы с ним и фрица откопаем, и сторожу накостыляем, и итальянку разминируем.

— Ты думаешь, он будет ходить с нами? — усомнился я.

— А что ему еще делать? С войны отдохнуть надо.

Вад был прав. Все, кто приходил с войны, обычно первое время отдыхали: пили, ходили по улицам с гармошкой, ловили на речке рыбу.

На завтра у нас были обширные планы. Мы решили посвятить в них отца.

Первое недоразумение

Отец проспал, наверно, часов до девяти. В это время мы бы уже были бог знает где — в отличие от других пацанов мы с братом любили рано вставать, — но сейчас мы слонялись по дому и изнывали от безделья. Мать давно уже приготовила завтрак, а отец все спал. Спал он очень неспокойно. В щель было видно, как он ворочался, хмурил лицо.

— Наверно, ему про войну снится, — сказал Вад. — Вот бы посмотреть.

Когда мать ушла за водой, мы пробрались в спальню и стали разглядывать отца. Из-под одеяла виднелись грудь и руки. Они были все в шрамах.

— Это собаки, — сказал я. — Помнишь?

— Ага… Даже на горле…

— И пальцев на ноге нет…

— Где? — Вад нагнулся и уронил планшет, с которым не расставался со вчерашнего вечера.

От звука отец проснулся. Он сел и уставился на нас немигающим взглядом. Очевидно, не мог понять, где находится.

— А… это вы, орлы… Идите сюда… Что делаете?

— Вы мины разминировать умеете? — спросил Вад.

— Приходилось. А зачем вам?

— Тут рядом итальянская машина заминирована. Вот бы ее раскурочить.

— Мины дело рискованное, — сказал отец. — Пошли лучше завтракать.

После завтрака отец вышел на крыльцо покурить. Мы уселись рядом.

— Может, сходим к машине? — опять спросил Вад.

Отец пыхнул цигаркой.

— Давайте плетень обмажем. Совсем завалился. Вы сходите на базар и насобирайте соломы, а я пока приготовлю глину.

Мы с Вадом уставились друг на друга. Вот это номер!

— Нам плетень не нужен, — сказал я. — Коров и коз на нашей улице совсем нет.

— Все равно непорядок, когда дом разгорожен. — Отец встал, поднял половинку кирпича и аккуратно потушил об него окурок. — Крыша у нас тоже вся дырявая. Так нельзя. Надо было толем залатать. Ты, Виктор, уже большой…

Мы с Вадом одновременно подняли головы и посмотрели на крышу. Действительно, какой-то гад забросил колесо от тачки и разбил несколько черепиц.

— Ерунда, — махнул я рукой. — Даже в самый сильный дождь не протекает.

— Не протекает, так может протечь. Ну, пошли, за работу. Пока мать обед приготовит, мы сделаем плетень.

— Может, лучше вечером? Сегодня будет жаркий день.

— Чего терять зря время?

Отец направился к плетню и стал его разбирать.

Мы потоптались. Потом взяли мешки и поплелись на базар. Вот тебе и фриц, итальянка, речка и грибы.

— Какой деловой, — сказал Вад. — И отдыхать не хочет.

— Это ему в охотку, — успокоил я брата. — Соскучился по дому. День-два повозится, и надоест.

Может быть, мы и принесли бы солому. Даже наверняка бы принесли, потому что дело это нетрудное, но когда мы явились с мешками на базар, туда как раз приехал цирк и мы проторчали возле него весь день, наблюдая, как проворные люди в блатных кепочках таскали клетки со зверями и натягивали на колья брезент. Про солому мы совсем забыли, тем более что мешки куда-то задевались. Только к вечеру, когда цирк был установлен, пустые желудки напомнили нам, что пора идти домой.

Подойдя к дому, мы не узнали его. Стены были свежевыбелены, крыша залатана, но самое главное — чаш растрепанный, хилый плетень превратился в прочную, крепкую ограду. Во дворе тоже были изменения: трава выкошена, дорожка к уборной посыпана песком.

Когда мы вошли, отец с матерью ужинали.

— Я тебе говорила, — сказала мать. — К ночи явятся.

— Где были? — спросил отец.

— На базаре. Цирк приехал, — бодро сказал я.

— Мешки в сарай положили?

— Их у нас украли…

— Толя! — закричала мать. — Ты видишь? Ты теперь видишь? Новые мешки! Я за них пятьсот рублей отдала. Накажи их, негодяев!

— Садитесь есть, — сказал отец строго. — На первый раз прощаю, но чтобы этого больше не было. Раз родители сказали, надо выполнять.

— Выполнять… — подхватила мать. — Я уж и слово это забыла. Совсем от рук отбились! С утра до ночи гоняют по лесу да на речке. Недавно мину приволокли. Страшная, вся ржавая, а они ее молотками дубасить.

— Это не мина, а фаустпатрон, — сказал я. — Он был разряженный.

Отец нахмурился:

— Нашли игрушку.

— Недавно такой страшный случай был… лежал в лесу снаряд…

— Не снаряд, а бомба.

— Я вижу, ты все знаешь, — недовольно заметил отец.

— Они этим порохом всю комнату захламили. Гильзы какие-то… Вон, посмотри. — Мать показала на подоконник, где действительно валялось несколько гильз.

— Где это они достают?

— Тут такие бои шли… Кругом начинено этой гадостью. Военные рвут-рвут, а все равно ее везде полно. Недавно шла с работы, споткнулась о камень, а там мина. Я так и обмерла.