Грустный мотив

И конец мира наступил. Его мира, во всяком случае.

Он услышал короткий жуткий женский вопль. Рывком обернувшись, он увидел, что Лида-Луиза катается по траве, держась за свой худой, втянутый живот. Черный Чарльз неловко пытался повернуть ее к себе, как-нибудь изменить неестественное положение, которое приняло ее схваченное мукой тело. Лицо у него было серое.

Радфорд и Пегги очутилась подле них в одно и то же время.

– Что она ела? Что она могла съесть?
– истерично допрашивала миссис Джонс брата.

– Ничего! Она почти ничего не ела, - отвечал подавленно Чарльз. Он все пытался что-то сделать с неестественно изогнутым телом Лиды-Луизы.

Тут у Радфорда мелькнуло какое-то воспоминание. Что-то такое из отцовской "Первой помощи для американцев". Он, волнуясь, шлепнулся на колени и двумя пальцами нажал Лиде-Луизе на живот. Она откликнулась нечеловеческим воплем.

– Это аппендикс. У нее лопнул аппендикс. Или вот-вот лопнет, - сказал он Черному Чарльзу.
– Ее надо скорее в больницу.

Уразумев по крайней мере часть из сказанного, Черный Чарльз кивнул.

– Бери ее за ноги, - приказал он сестре.

Миссис Джонс, однако, на пути к машине выпустила из рук свой конец ноши. Радфорд и Пегги оба ухватили по ноге, и с их помощью Черный Чарльз втащил стонущую девушку на переднее сиденье. Радфорд и Пегги забрались туда же. Пегги поддерживала голову Лиды-Луизы. Миссис Джонс осталась одна сидеть на заднем сиденье. И оттуда неслись стоны куда более громкие, чем те, что издавала ее дочь.

– Везем ее к "Самаритянину". На Бентон-стрит, - сказал Радфорд Черному Чарльзу.

Руки у Черного Чарльза так дрожали, что он не мог включить мотор. Радфорд просунул руку между спицами рулевого колеса и включил зажигание. Машина тронулась.

– "Самаритянин" - это ведь частная больница, - заметил Черный Чарльз, заскрежетав рукояткой скоростей.

– Ну и что? Только скорее. Скорее, Чарльз.

Радфорд подсказал ему, когда перевести на вторую, когда на третью. Только на одно у Чарльза самого хватило соображения: гнать все время на повышенной скорости.

Пегги гладила Лиде-Луизе лоб. Радфорд следил за дорогой. Миссис Джонс на заднем сиденье не переставая причитала. Лида-Луиза лежала у детей на коленях с закрытыми глазами и стонала, стонала... Наконец машина доехала до больницы "Самаритянин", в полутора милях от речки.

– Подъезжай с главного входа, - успел подсказать Радфорд.

Черный Чарльз оглянулся на него.

– С главного входа, малыш?
– переспросил он.

– Да с главного же, с главного, - повторил Радфорд в нетерпении шлепнув его по колену.

Черный Чарльз послушно описал полукруг по гравию у главного подъезда и затормозил перед высокими белыми дверьми. Радфорд, не открывая дверцы, выкарабкался через верх из машины и взлетел по ступеням в больницу.

В вестибюле за столом регистратуры сидела медсестра в наушниках.

– Там привезли Лиду-Луизу, она умирает, - зачастил он, встав перед ней.
– Ей нужно немедленно удалить аппендикс.

– Т-ш-ш, - махнула ему сестра, слушая наушники.

– Будьте добры. Я же вам говорю, она умирает.

– Ш-ш-ш.

Радфорд стянул с нее наушники.

– Простите, - сказал он, - нужно, чтобы кто-нибудь пошел с нами, помог вынести ее из машины. Она умирает.

– Это которая певица?
– спросила сестра.

– Ну да! Лида-Луиза, - многозначительно повторил мальчик, почти счастливый от гордости.

– Очень сожалею, но правила в нашей больнице не допускают приема пациентов-негров. Мне очень жаль...

Минуту Радфорд стоял с разинутым ртом.

– Будьте добры вернуть мои наушники, - невозмутимо промолвила сестра. Ее не так-то просто было вывести из себя.

Радфорд выпустил ее наушники, повернулся и выбежал вон из больницы.

Он снова влез в машину и распорядился:

– Едем в Джефферсоновскую, угол Лиственничной и Фентон-стрит.

Черный Чарльз не сказал ничего. Он снова включил мотор - он уже выключил его - и рывком пустил машину с места.

– А в чем дело? "Самаритянин" ведь хорошая больница, - недоумевала Пегги, не переставая гладить лоб Лиды-Луизы.

– Нет, плохая, - отрезал Радфорд, глядя прямо перед собой, чтобы не встретиться нечаянно глазами с Черным Чарльзом.

Машина повернула на Фентон-стрит и остановилась перед зданием больницы, названной именем Джефферсона. Радфорд опять выскочил на дорожку, сопровождаемый на этот раз Пегги.

Внутри был такой же стол регистратуры, но за ним сидела не медсестра, а мужчина - санитар в белом парусиновом костюме. Он читал газету.

– Будьте добры, скорее. Там у нас в машине женщина, она умирает. Наверно, аппендикс у нее лопнул. Только поскорее, пожалуйста.

Санитар вскочил, газета упала на пол. Он поспешил за Радфордом.

Радфорд открыл дверцу автомобиля и отступил в сторону. Санитар увидел бледное, искаженное мукой лицо Лиды-Луизы на коленях у Черного Чарльза.

– О! М-м, я ведь сам не доктор. Подождите минутку.

– Да помогите же нам ее внести!
– заорал на него Радфорд.

– Минутку, - повторил санитар.
– Я сейчас позову дежурного хирурга.

И зашагал прочь, с показной непринужденностью засунув руку в карман куртки.

Радфорд и Пегги уже приноровились было поднимать больную, но теперь отпустили ее. И бросились вслед за служителем, Радфорд первый, Пегги за ним. Они настигли его в тот момент, когда он как раз подошел к щитку звонков. Рядом стояли две медсестры и женщина с мальчиком, у которого было забинтовано горло.

– Слушайте, вы. Я знаю. Вы не хотите ее брать. Да!

– Подождите мину-то-чку, сказано вам. Я звоню дежурному хирургу... Ну-ка, отпусти мою куртку. Тут ведь больница, мой милый.

– Можете не звонить, - сквозь зубы проговорил Радфорд.
– Можете никого не звать. Мы повезем ее в другую больницу, в хорошую больницу. В Мемфис.

И, полуослепший от ярости, он повернулся к дверям.

– Пошли, Пегги.

Но Пегги покинула поле боя лишь минуту спустя. Дрожа с ног до головы, она сказала всем, кто был в приемной: