Грузии сыны

…Спустя три дня после этого вечера Важа, перекинув через седло хурджины, верхом на коне узкой горной тропой спускается в Тифлис. В хурджине лежат рукописи, которые он отнесет в редакции, ну и, конечно, хлеб с сыром. Среди рукописей вместе с уже законченным «Алудой Кетелаури» сатирические рассказы «Смерть Баграта Захарыча» и «Автобиография урядника».

— Быть бою с цензурой, — усмехнулся Важа. — Эх, жизнь! Напишешь правду, а тебе будут доказывать, что это неправда, в лучшем случае скажут, что это случайность, а вообще-то в жизни так не бывает. Почему и печатать это не нужно. А для писателя с душой и сердцем всего важнее напечатать то, что он написал. Ведь пишешь-то кровью сердца, пишешь потому, что не можешь не делать этого.

Конечно, не все пишут так… А как узнать, есть ли у человека душа, сердце? Об этом можно судить по тому, служит ли он какому-нибудь идеалу, любит ли он в этом мире что-нибудь, хочет ли он блага миру.

Приветствия проезжавших мимо крестьян отвлекли Важа. Обернувшись им вслед, Важа улыбнулся: что бы сказали они, узнав о его размышлениях? «Согласились бы со мной, должно быть. Главную думу сынов земли составляет сама жизнь, добро и зло в ней. И поскольку мы, я и эти крестьяне, сыны одной страны, поставлены в одинаковые условия, значит страдаем мы от одной и той же боли. Нет, не нужно мне обращаться к гадалке, чтобы узнать их мысли».

— Здравствуйте, уважаемый Важа. В город?

Знакомый, встретившийся с поэтом почти у самого въезда в Тифлис, был совсем молод.

— Знаете ли вы, какие у нас новости?

Понизив голос, юнец, хотя и торопившийся, по его же словам, на важное деловое свидание, сам себя перебивая, рассказывал: разбросали прокламации. Да, да. Царя ругают. Глаза юнца округлились от восторга, и Важа уже не знал, от природы ли болтлив парень, или это он от радости.

* * *

Прошло три года. Напечатана поэма Важа Пшавела «Бахтриони». Все только о ней и говорят. Ходит много всяких слухов. Эстеты говорят, что «Бахтриони» — это величественная глыба, созданная гениальным поэтом. Народ волнует другое: «Наш Важа посвятил поэму свободе Грузии». И это в самом деле так. Бахтриони — старинная крепость — была захвачена иранским шахом. Восставший народ изгнал чужеземцев. С могучей силой утверждает Важа Пшавела тему патриотизма. Саната, Квирия, Лела, Лухуми, Зезва — имена его героев, для которых свобода родины всего важнее.

В бою погибли муж и семеро сыновей Санаты, но она оплакивает не их, а судьбу своей страны:

О, если б только до победы Мне пособил дожить господь, Я, позабыв былые беды, Сумела б горе побороть… О, если б люди отомстили За нашу, кровь! Любая мать О тех, кто спит в сырой могиле, Тогда не станет горевать.

Вся Грузия собирается на врага. В стан воинов приходит красавица Лела:

Что смотрите, хевсуры, пшавы? Зачем дивитесь вы? Ужель Не заслужила бранной славы Грузинка-женщина досель?

Но воины отвергают помощь Лелы. Лишь один из них, Квирия, настигнув ее в ущелье каменных высот, предлагает ей:

Кому вдомек, что Бахтриони Простой осадою не взять, Что там засела в обороне Врагов бесчисленная рать? Что вражьей крепости ворота Нам не осилить никогда, Что нам открыть их должен кто-то, Коль мы хотим войти туда… Подъехав к вражескому стану, Скажу я страже: «Краше роз В подарок доблестному хану Красотку деву я привез». И стража нас пропустит в двери, И мы проникнем в дом к врагу, И, обманув его доверье, Я нашим людям помогу. Открыть ворота я сумею. Пускай заколот буду я. Согласна ль ты мою затею Осуществить, сестра моя?

Квирия и Лела гибнут, но благодаря им грузинские воины одерживают победу. Тяжело ранен предводитель грузинского войска мудрый Лухуми.

И весь народ твердил в раздумьи, Что, исцелившись в том краю, Еще поднимется Лухуми К Лашари, на гору свою.

Поэма «Бахтриони» пришла в горы ничуть не позже, чем в город.

«Один малограмотный пшав, — вспоминал Важа Пшавела, — прочитав поэму «Бахтриони», которая, оказывается, очень ему понравилась, обратился ко мне с такой горячей просьбой, точно просил подарить ему по крайней мере оседланного коня; он молвил, чтобы я признался ему:

— Важа, богом тебя заклинаю, не скрывай от меня, скажи мне, правда это, что ты подразумевал свободу Грузии, когда писал в «Бахтриони»:

И весь народ твердил в раздумьи, Что, исцелившись в том краю, Еще поднимется Лухуми К Лашари, на гору свою.

— Возможно, и подразумевал! — ответил я.

— Вот, вот, как раз о свободе Грузии и говорится там, — упорно повторял пшав, и пятнадцать тысяч красноречивых профессоров не смогли бы его переубедить, изменить направление его мыслей».

Важа счастлив. Народ понял его тайные думы, и, как знать, в числе тех, кто пойдет сражаться за свободу, будут, возможно, и те, кого вдохновит на этот подвиг его «Бахтриони». Свобода — это понятие, которое в комментариях не нуждается. Ради нее он готов на смерть. Да, человек больше всего любит жизнь, но он и в смерти часто обретает ее…

«Будущее рождается из настоящего. Мы, поэты, писатели, общественные деятели, — думает Важа, — должны стремиться к тому, чтобы сегодняшний день был для страны лучше, чтобы действия каждого из нас были целенаправленными. Тот, кто честно служит настоящему, тот творит величественное будущее; кто много пашет и сеет, у того будет большой урожай; пусть даже все вокруг выгорит от засухи, он. все равно получит больше других. Да, будущее Грузии прекрасно. Он верит в него, в это будущее, и без этой веры он не сумел бы жить. Но жить — означает действовать».

И Важа действует. Поистине «враги есть только у героя».

* * *

Предоставим слово врагу Важа Пшавела, царскому чиновнику, доносившему в 1907 году по начальству:

«Во главе революционного движения сего района стоит народный поэт «Важа Пшавела» (прозвище), фамилия Лука Разикашвили, проживает в селе Чаргали. Означенный Разикашвили пшавец, имеет неограниченное влияние на пшавцев, считается народным вождем… Ввиду крайней вредности, как человека умного и деятельного, Важа Пшавела в горах необходимо обдумать ряд мер, дабы его обезвредить, ибо арест его может вызвать серьезные последствия и брожение среди магароскарцев».

Сам же Важа Пшавела, ненавидевший царское самодержавие, говорил: «У меня болезненное чувство к полиции. Чувствую, что если я не возьму в руки палку, она без меня начнет гулять по их головам».

Но вернемся на несколько лет назад. Шел 1909 год. Миндиа-змееед, о котором он слышал в детстве, теперь полностью овладел мыслями Важа Пшавела. Мудрость Миндиа питается его союзом с природой.

И мир здоровается с ним, Как с давним другом и знакомым, — Он каждой птичкой здесь любим, Замечен каждым насекомым. А что творится тут с травой! Увидев гостя дорогого, Шумят цветы наперебой: «Дружище Миндиа, здорово! Взгляни, я — средство против ран!» «А я — лекарство от падучей!» «А я от горя талисман. Сорви меня на всякий случай».

Если у цветов так силен дух самозабвения, то деревья — совсем иное. Эти — плачут!

И змеееда их слова Не раз, бывало, озадачат. Идет он к вязу с топором, А вяз ему: «Побойся бога! Отрадно мне в лесу глухом, Дай мне прожить еще немного. Пусть безоружен я вовек, Не обрекай меня на муки!» И вздрогнет бедный дровосек И, потемнев, опустит руки. Другое дерево найдет, А то еще печальней стонет… И так ни с чем домой уйдет, Кусочка малого не тронет.