Грязь
Шрифт:
Энцо сидел напротив Деборы. Джулия сидела во главе стола.
«Дебора, я узнал, что ты написала новый сценарий… Можно узнать, о чем он?» — спросил огромный парень в твидовом пиджаке и красной рубашке.
«Я не люблю говорить о работе», — ответила Дебора Императоре Корделла, взяв соломинку и используя ее как суровая учительница — указку.
Она была худощавая, с каштановыми волосами, подстриженными коротко, по-мужски. Нос в форме дышла делил надвое ее узкое лицо. Круглые очки придавали ей вид немецкой феминистки.
«Ну же, Дебби, давай, расскажи ему что-нибудь!» — подначивал ее Энцо с заговорщическим лицом.
Энцо прекрасно себя чувствовал.
Ну так!
Сценаристка приободрилась и вытянула шею — индюшачью, как стало видно, — и, держа соломинку как дирижерскую палочку, сказала:
«Ладно. Хорошо. Я хочу сказать, что причиной стала ужасная эксплуатация животных на съемках фильмов… В такое сложно поверить. Я не хочу углубляться в лошадиную тему, Бешеный конь с Дикого Запада, вы его, конечно, помните, в общем, его кастрировали, чтобы он стал более смирным. А собаки… И говорить нечего! Лесси, Ринтинтин и Бетховен и щенки из фильма „Смотрите, кто заговорил“ — самые отвратительные примеры собачьего стереотипа… Добрые, верные, милые. Иногда немного хулиганистые. С этим пора покончить. Поэтому я и написала сценарий про Чиро, полицейского пса. Несчастного полицейского пса-наркомана, который умирает от передозировки, съев в аэропорту Рима статуэтку Будды, сделанную из чистого героина таиландского происхождения. Это драматичная, мужественная, тяжелая история. Тут нужен выдающийся исполнитель. Продюсер, Эмилио Спавента, предложил на роль Чиро коккер-спаниеля из „Бирилло и кенгуру Томми“… Возможно, он подойдет. Я не уверена, что он выглядит как надо. Но я не считаю тему исчерпанной, мне хотелось бы написать еще один сценарий еще об одной социальной язве — брошенных собаках…» — и она театральным жестом опустила соломинку в миску с соусом из тунца и отправила его в рот.
27. СУКИЯ 21:41
Сукия возбуждалась, и в этом был секрет того, как ей удавалось выкладываться сполна.
И потом, в этот вечер она чувствовала себя в форме, как никогда.
После того как адвокат съел устрицы, она отлупила его по заднице мухобойкой. Возможно, она чересчур ожесточилась на этого бедолагу, но он издавал такие радостные вопли, что превратить его задницу в кровавую отбивную было ей в удовольствие.
Да, несомненно, Ринальди заслуживал большего.
Она должна довести его до крайней глубины падения, превратить его в драную тряпку, существо без капли достоинства. В кусок дерьма.
Так он почувствует себя по-настоящему счастливым.
Экстаз адвоката.
«Сними это!» — приказала ему она.
Он покорился, склонив голову. Снял с себя детскую одежду и остался в чем мать родила. Он был ужасен — с огромным животом, короткими волосатыми ногами, задницей в красных шрамах и стоящим членом.
«Ты отвратителен! Просто гадок! И я хочу причинить тебе боль!»
Сукия достала из своего портфеля самое ужасное орудие пытки, какое у нее было, заставлявшее любого мазохиста сходить с ума от счастья. Она взяла в одну руку орудие, оскалила белые зубки и воткнула штепсель в розетку.
Отвратительное вибрирующее жужжание разнеслось по комнате.
Адвокат закрывал голову руками и плакал. Услышав этот звук, он открыл глаза, увидел адскую машину удовольствия, которую собралась применить мучительница, и пролепетал:
«Нет! Умоляю! Только не эпилятор!»
Но сопротивляться было бесполезно.
Сукия
запустила страшный инструмент в лес, произраставший на его спине.28. ЭНЦО ДИ ДЖИРОЛАМО 21:44
Энцо ди Джироламо был просто в экстазе.
Какая женщина! Как тонко чувствует! А какие аналитические способности… — думал он, пока Дебора рассказывала про кризис итальянского кино. — Когда рядом с тобой такая женщина, это же совсем другое дело. С ней не будешь говорить о бытовой ерунде. Обо всякой ненужной фигне.
Только неделю назад они ездили в Сатурнию, к горячим источникам. И там, ночью, сплетая руки и ноги под водой, говорили о смысле жизни, о надежде и страхе одиночества в холодной и бесконечной вселенной, а потом занимались любовью в серном источнике. Нежно. Как тайные любовники.
Совсем не то, что тупой, хотя и техничный секс с Джулией.
Он вытянул ногу и коснулся ноги Деборы, сидевшей напротив, и от этого прикосновения украдкой почувствовал себя еще лучше.
Лучше.
Немного лучше.
Уже минут десять у него в животе творилась настоящая кишечная революция. Тихоокеанское цунами. Судороги прокатывались по всему пищеварительному тракту, и Энцо чувствовал настоятельную необходимость отправиться в туалет.
Что же я сегодня такое съел? Отчего мне так плохо? — размышлял он, стиснув зубы и ягодицы.
Он больше не мог терпеть. Надо пойти облегчиться.
Он встал, пытаясь сохранять непринужденный вид. Как будто пошел позвонить. Спокойно. Непринужденно. Но едва оказавшись за дверью гостиной, он рванул со спринтерской скоростью в сторону туалета.
29. ТЬЕРРИ МАРШАН 21:45
Тьерри Маршан пытался быть остроумным. Блистать. Но сегодня ничего не выходило. Ком в горле рос, и он уже с трудом переводил дух.
Им овладела вселенская тоска, темная и всеобъемлющая. Не то что у Леопарди. И он заиграл бесконечно печальную вещь. Может быть, самую печальную и тоскливую из всего широчайшего репертуара бретонских песен.
Традиционная поминальная песня, которую пели жены моряков на острове Сен-Мишель.
Уже с первыми угрюмыми нотами гости, сидевшие за столиками, зашумели, засвистели, заорали, а потом на сцену полетели первые анисовые печенья и бутерброды с рыбным паштетом.
«Что это за стоны? Хватит! Буууу, буууу. Вали отсюда! Мы заплатили! Верните наши деньги!» — орали гости.
Тьерри невозмутимо продолжал играть. Со щекой, к которой приклеились кусочки грибов и мягкого сыра. Он играл не для них, а для себя.
Вышибала, тот, с оранжевым пером, подбежал к сцене и двинул узловатым, как ветка черешни, кулаком прямо в морду музыканту, а потом прошипел сквозь зубы:
«Матерью клянусь, если ты сейчас же не бросишь эту дрянь и не сыграешь что-нибудь веселое, я тебе твою долбаную арфу на голову надену…»
30. ГУАЛЬТЬЕРО ТРЕЧЧА 21:48
Гуальтьеро Тречча, сидя в автобусе вместе со всей командой, молча массировал больную руку. Остальные, в приподнятом настроении, смеялись и болтали.
Он думал, стоит ли сказать, что он все выболтал. Что он их заложил. Что Мастиф силой вырвал у него адрес.
Ну конечно же, он не придет. Может, ему вообще дела нет до какой-то вечеринки на улице Кассия…
И он продолжил растирать руку.