Грязелечебница «Чаша Аждаи»

– Почему же?

– Ну посудите сами: Йована его мать, и новость о ее скорой кончине наверняка станет для вашего отца сильным стрессом, который усугубит его состояние.

– Да, но… Но я никогда его не обманывала! Боюсь, он не простит меня, если узнает, что я солгала ему и утаила правду о бабушке.

– Правити од комарца магарца! (Прим.авт. – «Делаете из комара осла», сербская пословица, означает то же, что «из мухи слона»).

– Вы просто не знаете его. Он не переносит лжи!

– Не всегда горькая правда бывает лучше, чем сладкая ложь.

– Вижу, вы не только в сербских, но и в русских пословицах неплохо разбираетесь. И вообще так хорошо владеете русским, будто давно живете в России. Я права?

– Никогда тут не жил. – Голос Горана прозвучал на тон холоднее, а во взгляде появилась некоторая отстраненность, но в следующую секунду его вид вновь стал непринужденным. – Я выучил русский в Сербии. Знание русского и английского требовалось для работы в «Чаше Аждаи», а меня очень влекло в то место. Ведь это же истинный рай земной!

– Бабушкина грязелечебница? Ох, как бы мне хотелось там побывать хоть разок!

– Вы так говорите, будто не собираетесь ехать туда.

– Даже не знаю…

– Решайтесь! И мой вам совет: раз уж вам так трудно солгать отцу, передайте ему известие о своем отъезде через медперсонал, а как вернетесь, все и объясните. Только не упоминайте о Йоване, пока его состояние не стабилизируется.

– Уж позвольте мне самой решать, как и что говорить своему отцу!

– Ух! Узнаю внучку Йованы! Вы так похожи на нее!

– Правда?

– Просто копия, только моложе. Но и она очень даже неплохо выглядит для своих лет. – Горан осекся и поправился. – Выглядела… Но после падения в одночасье увяла. Теперь Йовану не узнать, жизнь утекает из нее с каждой минутой. Ведь вы не лишите ее возможности увидеть перед смертью хотя бы одно родное лицо? Кроме вас и вашего отца у нее больше нет родных, а ваш отец, по вашим же словам, не перенесет дальнего путешествия. Соглашайтесь, и перейдем к обсуждению деталей поездки.

Тияна поставила локти на стол и сцепила руки в замок с такой силой, что хрустнули костяшки пальцев. Ей всегда было тяжело говорить «нет» в ответ на чью-то просьбу, даже по мелочам, а уж в этом случае отказ и вовсе казался ей кощунством, но она все же озвучила его:

– Извините, но я не поеду. Я очень люблю бабушку, и все же… Отец в тяжелом состоянии, и я не прощу себе, если он… ну… вдруг он… – Ее голос предательски задрожал, и она замолчала.

Горан опустил взгляд в ее тарелку с нетронутым пирожным, долго разглядывал его, словно увидел там нечто диковинное, потом сдержанно кивнул и холодно процедил:

– Я все понимаю и, поверьте, не осуждаю вас. В таком случае – до свидания.

Когда Горан поднялся из-за стола, у Тияны вырвался вздох облегчения от того, что он собирается уходить, и она поймала на себе его быстрый взгляд, скорее удивленный, чем осуждающий. Он придвинул стул к столу и направился к выходу, но, не сделав и пары шагов, вернулся.

– Запишите мой номер на тот случай, если передумаете. Весь завтрашний день я буду ждать вашего звонка, а потом вернусь в Сербию ближайшим авиарейсом.

Будучи уверена, что не передумает, Тияна все же занесла в список контактов своего телефона продиктованный Гораном номер. При этом она старалась не смотреть на нового знакомого, а когда наконец оторвала взгляд от экрана, человека-«глыбы» в кафе уже не было.

Глава 2

Под крылом самолета стремительно вырастало длинное приземистое здание с огромными, во весь фасад, синеватыми окнами. Над ними белели выпуклые буквы: «АЕРОДРОМ БЕОГРАД». Ниже значилось имя великого ученого-физика: «НИКОЛА ТЕСЛА». Правее надписи повторялись на английском. «Все-таки сербский язык удивительно похож на русский», – подумала Тияна, разглядывая буквы, подсвеченные неоном.

Хмурое небо Белграда сыпало мелким колючим дождиком. Горан заботливо раскрыл над Тияной гигантский черный зонт, когда они, высадившись из самолета, прошли через здание аэропорта и направились к стоянке такси. Она была благодарна ему за то, что за всю дорогу он не проронил ни слова: горло у нее до сих пор саднило от рыданий после похорон отца, и говорить удавалось с трудом.

Отец умер наутро после ее встречи с Гораном в кафе. Ей сообщили об этом по телефону как раз тогда, когда она ехала к нему в больницу. Вне себя от горя, Тияна помчалась к кабинету главного врача, чтобы выяснить подробности, и столкнулась в дверях с Гораном, выходившим оттуда. Не отдавая себе отчета, она уткнулась в его плечо и разрыдалась, в тот момент даже не удивившись такой неожиданной встрече. Позже Горан объяснил, что ему тоже позвонили из больницы, так как еще раньше он оставлял там номер своего телефона с просьбой держать его в курсе любых изменений в состоянии отца Тияны. У него была какая-то бумага вроде доверенности, выданная бабушкой, которая позволяла Горану действовать от ее имени.

Хлопоты по организации похорон он взял на себя, полностью избавив Тияну от всех этих тягостных забот, и у нее была возможность как следует выплакать свое горе – все до последней слезинки. Когда гроб опускали в могилу, слез уже не было, и она лишь для вида прикладывала уголок платка к полуприкрытым векам, под которыми, как ей казалось, зияли бездонные пропасти с пересохшим растрескавшимся дном, а голову распирало от тяжелой звенящей пустоты. С тех пор прошли всего сутки, и отголоски этого горестного звона еще давали о себе знать, но Горан торопился с вылетом в Сербию, а у Тияны больше не было причин для того, чтобы отказаться лететь вместе с ним.

После того как гроб с телом отца засыпали землей и обряд погребения завершился, Тияна обошла могилы своих родных, в который раз ужасаясь тому, что их слишком много, а теперь прибавилась еще одна. Дольше всего она задержалась на могиле матери, вспоминая длинные уютные вечера из детства, когда отец читал им сербские книжки. Иногда мама перебивала его просьбой перевести какое-нибудь слово, звучание которого казалось ей странным или смешным. Узнав, что «Деда Мраз» – это по-русски Дед Мороз, а «понос» – это гордость, она заливисто хохотала и веселилась, как ребенок. «Подумать только, до чего же правильный язык! – восторгалась мама. – Порой Деды Морозы в новогоднюю ночь так за воротник закладывают, что кроме как «мразами» их и не назвать, и про гордость тоже четко подмечено! Все гордецы имеют непосредственное отношение к поносу: точно такое же дерьмо!» Однажды отец предложил почитать им «Унесенные ветром». Едва он произнес название книги по-сербски, мама покатилась со смеху, да так и не смогла успокоиться, пока отец не отложил книгу в сторону и не взял другую. Тогда Тияна не поняла, что же так сильно рассмешило маму, а та наотрез отказывалась ей объяснять. Теперь, вспоминая тот случай, Тияна невольно расплывалась в улыбке. «Прохуjало са вихором» – вот как звучало это название на сербском, довольно забавно для русского слуха. «Наверное, и для сербов некоторые русские слова звучат смешно или двусмысленно», – догадывалась Тияна.

Она переходила от одной могилы к другой и краем глаза видела серую угловатую фигуру Горана, глыбой маячившую среди надгробий и памятников. Издали его можно было запросто спутать с одним из каменных изваяний, если бы он не двигался. Следуя за ней, Горан держался на расстоянии и не смотрел в ее сторону, делая вид, что просто прогуливается по кладбищенским аллеям. Тияну очень тронула такая ненавязчивая забота, и она подумала, что Горану, скорее всего, будет неловко перед бабушкой, если он вернется к ней без внучки. Представив, каким несчастным станет его лицо, когда он будет сообщать умирающей Йоване о том, что не смог выполнить ее последнюю просьбу, Тияна решила все-таки лететь в Сербию вместе с ним, несмотря на свое тяжелое эмоциональное состояние.