Грязная жизнь

– Я тоже так думаю. Твоя интимная жизнь, дорогая мамочка, не должна касаться никого. Но журналисты почему-то думают иначе.

– Какие журналисты?

– А те, которым я хочу передать эти фотографии.

Ксения небрежно достала из сумочки пухлый конверт и швырнула его ей на стол. Маша достала первую фотографию и обомлела. Она и Женя, он внизу, она сверху. Глаза ее закрыты, а рот открыт – из него вырывается тягучий стон. Она даже услышала его. Дальше все в том же духе. Десятка два фотографий, и на них она то сверху, то снизу, то сбоку, то на четвереньках.

– Кстати, тебя запечатлели еще до того, как умер мой отец. Это не трудно доказать, уверяю тебя, – добивая ее, сообщила Ксения.

Да, если эти снимки не дай бог попадут в руки охотников за сенсациями, по ее престижу будет нанесен серьезнейший удар.

– Как они к тебе попали?

– А я за тобой следила. Знала, что ты, сучка поганая, не по любви замуж вышла. – Глаза Ксении налились ненавистью. – Догадывалась, что ты загуляла.

Маше стало не по себе. А вдруг она знает и о ее причастности к смерти Петра? Но нет, Ксения об этом не знает.

– Я знала, что ты еще та потаскуха, но не стала позорить тебя. Недавно же ты хотела меня унизить. Теперь я опускаю тебя. А еще я хочу продать тебе эти фотографии.

– Сколько ты хочешь за них? – пытаясь взять себя в руки, спросила Маша.

– Сто тысяч долларов.

– Но это большие деньги.

– Для меня да, для тебя нет. Думаешь, я не знаю, сколько оставил тебе мой отец?

– Ладно, договорились, – поспешила согласиться Маша.

Она уже боялась продолжения разговора.

– Завтра я вылетаю в Париж. Вернусь через неделю. Тогда и рассчитаемся.

– К тому времени эти фотографии упадут в цене.

– Почему?

– Потому что они уже попадут в руки журналистов.

– Когда ты хочешь получить деньги?

– Прямо сейчас.

– Я выпишу чек.

– Нет, мне нужны наличные. Я не думаю, что ты умрешь, если прямо сейчас отправишься в банк.

Ксения выступала не в роли просительницы. Она диктовала свои условия. И у нее было на это право.

Маше не оставалось иного выхода, как отправиться в банк. Ксения поехала вместе с ней. И ее совершенно не смущал грозный вид двух Машиных телохранителей.

* * *

– Вот, можете пересчитать, – пронзая ее свирепым взглядом, сказал здоровенный детина.

Маша почему-то сочла ниже своего достоинства вручать ей деньги лично. Через телохранителя передала ей кейс. Сама лишь похлопотала, чтобы деньги обналичили немедленно. Для нее банкир готов был луну с неба достать, а уж сто тысяч долларов и подавно. Как же, самая ценная его клиентка.

Ксения взяла кейс. Открывать не стала. Маша не дура, чтобы обманывать ее. Фотографии остались у нее на столе в кабинете. Но они же не в одном экземпляре – не надо много ума, чтобы догадаться об этом.

С кейсом в руках Ксения спокойно вышла из банка. Она не боялась, что на нее нападут и заберут деньги. У входа в здание стояли Леша и Митя. С ними она вообще ничего не боялась.

– Все нормально? – спросил первый.

– Будем надеяться, что да, – улыбнулась ему Ксения.

В отличие от Мити Леша согласился работать на нее без разговоров. Жена у него молодая. Только женился. Скоро дети появятся. А семью кормить нужно, одевать, квартиру неплохо бы собственную иметь. А тут пять миллионов долларов можно запросто заработать. Какой же дурак откажется от такого предложения? Ради этого случая и о службе на время можно забыть. Кстати, Леша и Митя о ней и забыли – оба разом в отпуск ушли. Февраль месяц – в это время отпуск попросить легче легкого.

Сама Ксения отпуск не брала. Она вообще завязала с рынком. Когда такие дела, разве можно думать о каких-то мелочах.

* * *

Да, ей представилась реальная возможность наказать Машу. Митя прав, самое ей место – на скамье подсудимых. И если бы эту стерву приговорили к расстрелу, она, кажется, своими собственными руками пустила бы ей пулю в затылок. Но тогда она потеряла бы деньги, которые по праву принадлежат ей. Да, отцовские капиталы должны принадлежать ей. И они будут ей принадлежать. Она все сделает для этого. Все эти деньги она вложит в отечественную экономику – так хотел отец.

Все втроем сели в машину, за рулем которой был молодой лейтенант, подчиненный Леши. Как ребята с ним договаривались, это не ее дело. Но он в общей доле не фигурировал.

В машине на заднем сиденье Ксения открыла кейс, взяла первую попавшуюся пачку, вынула из середины купюру, профессиональным взглядом оценила ее на подлинность. Нет, не липа. Да ее и не должно быть. Затем она посчитала деньги. Сто тысяч долларов, как и договаривались. Итак, первый этап акции по изъятию незаслуженного капитала завершен. «Лед тронулся, господа присяжные заседатели».

* * *

Женя застал Машу не в лучшем расположении духа.

– Полюбуйся, – бросила она ему в лицо кипу фотографий.

Она вся кипела от злости.

Он взял на выбор одну фотографию. На ней запечатлена сцена их любви. Он и Маша, в чем мать родила, расшатывают кровать. А кровать знакомая. Из той квартиры, где они встречались еще до смерти Петра. Стоп! А не в тот ли день их засняли, когда он передавал ей коробочку с отравой? Женя напряг память. Сережки на Маше в тот день были в форме неправильной звезды, как раз те, которые на фотографии. Он хорошо их запомнил. Шею они ему легонько оцарапали. Да, похоже, их засняли в тот день.

Он собрал все фотографии в кучу и начал лихорадочно перебирать их. Нет, ни на одной из них не отражен момент передачи смертельного препарата.

– Откуда эти снимки?

– Ксения, сучка эта, принесла.

– Как они у нее оказались?

– За нами следила.

– Что она от тебя хотела?

– Денег. Сто тысяч долларов. И она их уже, между прочим, получила.

– Больше она ни о чем не говорила?

– А о чем она должна была говорить?

– Нас с тобой сняли... – он ткнул пальцем в одну из фотографий, – как раз в тот день, когда я передавал тебе препарат.

– О боже! – побледнела Маша.

– Если просто фотографировали, то ничего страшного. Даже если зафиксирован момент, когда я протянул тебе лекарство. Без аудиозаписи ведь ничего не докажешь.

– И действительно. – Ее щеки порозовели.

– Ну а если нас снимали на видеокамеру, а потом с видеозаписи делали фотографию...

– А ты думаешь, так может быть?

– Изображение на снимках нечеткое. Не нравится мне это.

И, уже не обращая внимания на Машу, Женя начал собирать фотографии в конверт. А затем с ними направился к выходу.