Гуд бай, Арктика!..
Шрифт:
Леня достал камеру, чтобы сфотографировать эту колоритную парочку, но объектив его «Кэнона» не был рассчитан на такое дальнее расстояние.
— Может, подойдем поближе? — спросил он у Волкова.
Андрей настроил свой фотоаппарат с линзами для съемки диких животных.
— Если получится — скачаешь у меня мишкины портреты, — благодушно сказал Андрей. — Медведя лучше близко не снимать, издали спокойнее. Есть такое местечко в Канаде, Черчилл, там фотографы арендуют специальные домики с узенькими окошками — бойницами для съемки полярных медведей. Вот арендовали такой домик американский фотограф и мой знакомый швед Стефан. Пришел медведь. Американец камеру закрепил на штатив, объектив из окошка высунул, а Стефан с
Мы находились на самой северной точке нашего путешествия — тысяча километров оставалось до полюса, всего-то пятьсот с чем-то миль. Из снежной мглы надвинулся на нас исторический остров Чермниседоя. В 1928 году здесь останавливался русский ледокол «Красин» после того, как он снял с льдины экипаж потерпевшего крушение дирижабля «Италия».
Возглавлял экспедицию великий географ Рудольф Самойлович. По дороге они обследовали морские просторы между Шпицбергеном и Землей Франца-Иосифа, мерили океанические глубины и впервые составили карту рельефа дна высоких широт Арктики.
С 1921 по 1927 год Самойлович провел пять арктических экспедиций по изучению Новой Земли.
В 1928 году был награжден орденом Трудового Красного Знамени за спасение экспедиции Нобиле.
В 1931 году руководил научной частью международной воздушной экспедиции на дирижабле «Граф Цеппелин».
В 1938 году его обвинили в шпионаже и антисоветской деятельности.
А в 1939-м — расстреляли.
С грохотом опускается якорная цепь, в это время Волков пристально оглядывает землю в морской бинокль. Если на берегу лежит медведь, он обязательно встанет или хотя бы поднимет голову: что за шум? Острова маленькие, хозяин Арктики бродит по всей прибрежной полосе и может очутиться в любом месте в любое время.
— Если бы он встал, когда загрохотала цепь якоря, — объяснял нам Андрей, — я сразу бы его увидел, и тогда бы мы не высадились. Во всяком случае, в той части острова, где мы высадились, его в этот момент не было. Правда, он мог посмотреть, что за шум, не вставая. Или привстать, но потом лечь опять…
Короче, там пошли уже такие дела, что даже когда Леня просто приближался к задраенному иллюминатору, я говорила ему: Леня, надень куртку! А выход на палубу вообще был равнозначен выходу в открытый космос.
Первый «зодиак» ушел с Андреем и Афкой, мы наблюдали со шхуны, как они медленно плыли, разгребая веслом увесистые льдины-целухи и смерзшиеся комья снега — колтужник это называют, или колтак. А потом долго чалились около заснеженных скал.
В июне 1928 года, когда эти воды бороздил «Красин», море было сковано двухметровым льдом. Чтобы продвинуться на полторы мили, «Красину» требовалось четыре часа…
«Красин» вышел из Кронштадта 16 июня. Через два дня Амундсен на «Латаме» вылетает на поиски Нобиле из норвежского города Бергена. Вылетает и пропадает.
24 августа после спасения части экипажа «Красин» второй раз пускается в путь вокруг Шпицбергена, теперь уже на поиски Амундсена и унесенного в никуда дирижабля «Италия». Тут-то, наверное, красинцы и заглянули на Чермниседою.
Мы стали спускаться в моторку. Лодка отдельно, штормтрап отдельно. Ветер такой, что даже Афка нахлобучила на свою курчавую шевелюру какую-то лихую норвежскую шапку. Леню залило водой, как выражается гляциолог Топчиев, «по самые помидорки». Покуда шлюпка уткнулась в «бараньи лбы», занесенные снегом, всем досталось — кому плеснуло в сапоги, кому за шкирку.
Снежный ветер штормовой не пускал нас на берег, валил с ног, пронизывал до костей. Укутанные, словно
астронавты на Луне, стояли мы перед белой горой, из-за которой хлестала метель, казалось, еще пару шагов — и тебя унесет вместе с сапогами и спасжилетом к черту на рога.— Сейчас мы пойдем искать исторический монумент, но где он, понятия не имею, — звал нас Андрей в пасмурные дали. — Мне мореманы говорили, что в девятнадцатом веке тут якорь бросило шведское судно, они выложили камнями год прибытия и название корабля. Есть и другие достопримечательности. Я, правда, не знаю, где это конкретно…
Вдруг Миша закричал:
— Идите все сюда, здесь кроме нас еще фашисты были!
На белом снегу выделялись бугорки камней, составленных в свастику, — метра четыре, не меньше, рядом какое-то слово по-шведски и год 1890-й, выложенные камнями, а парой метров выше по-русски было начертано: «U.S.S.R. Красин. Красный медведь. 1928».
Да, первыми на Чермниседое побывали шведские геодезисты, которые увековечили название своего судна, потом ледокол «Красин», а еще через десяток лет, в сороковые, забрела сюда немецкая подлодка — вот и свастика.
Аккуратно оставляли они знаки своего присутствия, не ломая предыдущие, как бы говоря этим: вот на какой крайний свет мы с вами забрались, нету дальше земли, только льды, снег и ветер. В таком месте ты не фашист, не советский человек, не швед полтавский, а еле стоящий на краю вечности сухой тростник, еще немного — и пропадешь.
Все задумались над философской силой этих посланий, а наш неугомонный артивист Кевин отошел в сторонку и тоже стал из камешков складывать пирамидку, намереваясь примкнуть к славным посетителям этого острова. Но зоркий Волков сразу приметил его нелегальную акцию.
— Я тебе задам, Кевин! — крикнул он, перекрывая свист ветра. — Тут заповедник, а все, что нас окружает, — музей!
И страшно негодовал, что люди не понимают, в какую Историю они попали! Где, черт возьми, благоговение перед древностью этого места и его натурой?
Первый раз мы видели такой музей, в котором человек не может продержаться лишние пять минут! Скорей вызвали Афку, и она спасла нас: погрузила, как заледенелые бревна, на «зодиак» и забросила в каюты, где мы упали без сил, но все же плеснули себе пару доз «Джона Уокера», поставив еще черточку на доске за столиком бара.
Стих ветер, умолк мотор. Мы откатили в тишайшую бухту Моссел, подальше от замороженного острова-музея, и легли в дрейф. Недвижимый горизонт, снежные горы, замерзшее озерцо, море — топленый перламутр с нисходящим солнцем.
На расстоянии вполовину пушечного выстрела от «Ноордерлихта» на якоре стояло крохотное суденышко, метров десять от носа до кормы. После многодневных скитаний, когда нам вообще ничего не встречалось, кроме моря, и неба, и абсолютно необитаемых островов, мы его приняли за мираж [5] .
5
В Арктике настолько прозрачный воздух — теряется ощущение дистанции. Только если человек представляется тебе в виде букашки, каковым на протяжении всей экспедиции Андрей наблюдал Пола, тогда он, наверное, далеко, и хотя бы навскидку можно оценить масштаб. Иногда большой камень кажется галечкой, озеро — лужей. А они рядом, рукой подать! Или наоборот, мы наблюдали удивительные оптические эффекты: огромный валун, висящий в воздухе поблизости от корабля. Я показала его Ренске. Она ответила, что этот камень лежит себе неподвижно в дальней дали на песчаном берегу, а кажется, что вот он, да еще вознесся над морем.