Гуннора. Возлюбленная викинга
Шрифт:
Девочка до сих пор не могла поверить в то, что гер цогиня пользовалась чарами, но раз она хранила какую-то тайну — опасную тайну! — значит, она была не столь уж благочестива, как полагали остальные.
Эмма прижала свиток к груди.
— Пойдем, я знаю, где найти ее.
— Но монахи…
— Монахи не осмелятся заговорить с дочерью герцога, который лежит при смерти. Вот увидишь, я все улажу.
Агнессе пришлось признать, что
Ну, по крайней мере она не побоялась забрать этот свиток, пусть теперь его несла и Эмма.
К ее изумлению, Эмма направилась в самое неожиданное место.
— В часовню? — удивилась Агнесса. Ее вновь охватил страх перед братом Реми и братом Уэном.
Эмма многозначительно кивнула, ускорив шаг.
Глава 7
965 год
Шли месяцы. Падал снег, таял во дворе, становясь грязно-серым, ветер разгонял облака, но те вновь собирались на молочно-белом небе, и в каждом уголке замка поселилась стужа. Гуннора была бесконечно благодарна Ричарду за то, что ей не приходится проводить это время в лесу, в холоде. За то, что можно просто сидеть с другими женщинами у камина и наслаждаться теплом. Впрочем, она ни за что бы не проявила эту благодарность. Гуннора не общалась с этими женщинами. В отличие от Ричарда.
Он все чаще звал ее к себе на обед. Гуннора отказывалась говорить с ним о своих родителях, зато обсуждала с герцогом политику, не стесняясь высказывать свое мнение. Ричард прислушивался к ней. Он все лучше узнавал ее, обращал внимание на то, что ей нравится. Так, он подметил, что Гуннора любит говяжьи ребрышки и вино из ежевики, и с удовольствием угощал ее любимыми лакомствами. Гуннора делала вид, что не замечает этого, а от подарков просто отказывалась, и все же ей было приятно. Она отвергла и брошь с изумрудом, и украшенный яшмой пояс, и только цепочку с сапфировым кулоном приняла, очень уж Ричард настаивал.
— Этот сапфир тебе к лицу.
— Но мне не нужны украшения!
— Может быть, они порадуют твою младшую сестру Вивею.
Гуннора вздрогнула. Он знал, как звали ее сестер, а главное, выяснил особенности их характера. Как ненавидеть или хотя бы презирать человека, который так стремился порадовать ее сестер?
В последующие дни Гуннора помалкивала. Ричард делал вид, что не замечает этого.
Однажды вечером он позвал ее к себе поиграть.
Гуннора часто видела, как ее отец играл с соседями в кости, знала и игру под названием хнефатафл, в которой нужно было защищать короля от захватчиков. Но эта игра оказалась намного сложнее, в ней было много фигур. Доска из слоновой кости была расчерчена на маленькие квадраты с отверстиями в центре, куда вставляли янтарные фигуры.
— Что это?
— Шахматы. Если хочешь, я покажу тебе, как играть.
Гуннора не отказалась, и Ричард принял это как знак согласия. Он объяснил ей правила, и, как он и ожидал, Гуннора оказалась слишком
любопытна, чтобы не попробовать себя в этой игре. С тех пор они играли каждый вечер, и в какой-то момент Гунноре захотелось выиграть.После первой победы она все-таки разговорилась.
— В этой игре представлены все сословия, — пробормотала она. — Крестьяне, воины, короли. Только рабов нет. А ведь в Руане такой большой рынок рабов.
Когда Гуннора попала туда впервые, то очень испугалась. К тому моменту она уже научилась скрывать свои чувства, но никак не могла смириться с этим ужасным зрелищем: рабы, бритые наголо, худые, связанные, иногда в кандалах. Многих привозили работорговцы из Ирландии, кого-то — с юга, где солнце опаляло кожу дочерна. Сильных рабов продавали по цене хорошей лошади, женщин и детей можно было купить дешевле.
Матильда объяснила ей, что церковники выступают против работорговли и иногда выкупают рабов, чтобы отпустить их на волю, но только если эти рабы — христиане, а не язычники. Однако никто не решался открыто сказать герцогу, что нужно прекратить на его землях торговлю людьми.
Не собиралась поступать так и Гуннора, но ее не покидала мысль о том, каково в здешних снегах людям, привыкшим к палящему солнцу.
— Чернокожие рабы — из Алжира, — объяснял ей Ричард. — На те земли напали датчане и захватили там много людей.
Гуннора посмотрела на окна. Они были затянуты кожей, чтобы задержать ледяные ветра, но в комнате все равно было холодно.
— Они мерзнут в наших землях. Но хуже всего то, что они разлучены со своими семьями. Им пришлось увидеть, как умирают их дети, братья, родители… — Гуннору бросило в дрожь.
Ричард откинулся на спинку кресла.
— Я знаю, многие говорят, что нельзя продавать людей в рабство. Но тебе ведь известна история о Хеймдалле, боге, который породил трех сыновей — Ярла, правителя, Карла, крестьянина, и безымянного раба. На Севере людей не считают равными. Вот и тут не так.
Гуннора удивленно посмотрела на него. Раньше они никогда не заговаривали о том, что она не христианка, а Ричард никак не выказывал, что знает истории Севера.
— Когда я жил в Байе, где должен был научиться датскому, один переселенец из Норвегии часто рассказывал мне о богах, — сказал Ричард, словно прочитав ее мысли. — Больше всего меня потрясла история об Одине, отдавшем глаз, чтобы обрести мудрость.
Гунноре невольно вспомнился день их прибытия в Нормандию, когда мать сказала, что все имеет свою цену, в том числе и познания в магии рун. Гуннора не хотела признавать, как потрясла ее мысль о том, что и Ричард знает об этой цене.
— Я слышала, что в первые годы в Нормандии многие поля стояли не убранными, потому что северяне забрали почти всех молодых людей в рабство, — прошептала она. — Страна, так пострадавшая от рабства, почти погибшая из-за него, не должна обогащаться за счет торговли людьми.
Ричард задумчиво кивнул.
— Это правда, однако нельзя добиться всего сразу. Когда наступит мир, я смогу запретить рабство. Но пока что мне нельзя ссориться с купцами. Торговля приносит деньги, которые мне нужны для ведения войны.
— Войска из Дании, о которых ты просил короля Харальда, прибудут весной, верно?
— Да, и я не знаю, что бы делал без них. Тибо подбивает против меня других правителей, и сейчас его союзником стал не только Жоффруа Анжуйский, но и граф Фландрии Арнульф, и король Лотарь, и граф Ротру дю Перш. Они опять готовят вторжение.