Гуннора. Возлюбленная викинга

Гуннора тяжело дышала. Она не хотела, чтобы он к ней прикасался. Но в то же время она не желала оставаться среди всех этих людей. Находиться с Ричардом в этой комнате было непросто, но она хотя бы отбросила оцепенение, в голове прояснилось, кровь побежала быстрее, и ее охватило странное чувство — и отвращения, и страсти.

— Строго говоря, ты мне ничего не обещала. Ты лишь умоляла взять тебя со мной. Неужели за это ты не улыбнешься мне?

Гуннора напряглась, вспомнив, каким унижением это стало для нее. Хотя она и понимала, что сейчас мудрее будет изображать покорность, женщина чувствовала, что если прогнется еще раз, то сломается.

— Улыбку нужно заслужить, — прошипела она.

— Я дал тебе красивое платье. Разве это не щедрый подарок?

Но платье ей не придется носить долго. Он расстегнул ее брошь, снял паллу, расстегнул ремень и дотронулся до ее шеи.

Тяжело дыша, Гуннора зажмурилась, стараясь не думать о его прикосновениях. Она изо всех сил вызывала в себе образ руны «иса». Но пред ее внутренним взором предстала другая, тайная руна, похожая на «эйваз» и сходная с ней по действию. «Эйваз» занимала проклятое тринадцатое место в ряду рун и означала тис, ядовитое дерево. «Эйваз» и ее темная сестра, тайная руна «вольфсангель», были рунами смерти и разрушения.

Гуннора открыла глаза. «Разве ты не знаешь, что я могу убить тебя?» — говорил ее взгляд.

Но Ричард не смотрел ей в глаза, он любовался пульсацией жилки у нее на шее, ее белоснежной кожей, округлой грудью. Он нетерпеливо стянул с нее туники.

— Пойдем, — хрипло пробормотал он, подводя Гуннору к кровати в углу комнаты.

Руны утратили силу. Она не могла убить его. И не могла притворяться, будто ничего не чувствует.

Чувств было слишком много.

Ненависть — ведь он христианин, как и убийца ее родителей.

Отвращение — ведь она отдается ему, точно шлюха.

Страсть — ведь он играл на ее теле, точно на арфе.

Вожделение — ведь было так чудесно забыть в его объятиях о том, кто она и откуда.

Возлечь с ним вновь было и больно, и радостно, и страшно, и сладостно, это лишало Гуннору сил, но придавало новых, а когда все закончилось, она уже и не знала, не привиделось ли ей все это во сне.

Голова была такой же ясной, как и прежде. Но Ричарду хотелось спать. Он обнял ее и уже хотел уснуть, как тогда, в лесу, но Гуннора грубо оттолкнула его и встала.

— Останься.

— При дворе столько женщин, — отрезала она. — Позови кого-нибудь из них, если хочешь согреться.

— Ты упрямей осла.

— Но тебе это нравится. — Гуннора холодно улыбнулась. — В твоем стойле много роскошных кобылок, а ослица только одна.

Она не знала, позволит ли он ей заходить настолько далеко, но понимала, что не сможет жить здесь, если придется притворяться.

К ее облегчению, Ричард засмеялся.

— Полагаю, мне нравится переругиваться с тобой.

Любовницы герцога не враждовали между собой, неважно, делили ли они с ним ложе, или он уже давно покинул их. Кто-то нашел себе новых любовников среди знати, кто-то не знал, чем заняться, но все эти женщины с еще маленькими бастардами жили вместе в большом доме внутри крепостных стен. Они не ссорились и относились друг к другу вежливо, а иногда даже дружелюбно.

Гуннора ощутила это на себе уже на следующий день. Воины герцога привезли ко двору ее сестер, но, похоже, не объяснили им, что к чему. Вивея не могла прийти в себя от ужаса, а Дювелина рыдала, но прежде чем Гуннора успела утешить их, детьми занялась одна из женщин, Хонильда. Она взяла Дювелину на руки и принялась кормить девочку овсяной кашей, подслащенной медом. Попробовав непривычное лакомство, Дювелина перестала плакать. Вивея уже не казалась такой напуганной, она потрясенно смотрела на наряд женщины. Хонильда, заметив ее взгляд, улыбнулась.

— Мое платье сшито из шелка, привезенного из далекой страны на востоке, и оторочено мехом медведя, который жил в далекой стране на севере.

— Можно потрогать?

Женщина кивнула, и Вивея потянулась к ней, но Гуннора успела перехватить ее ручку.

— Извини, — поспешно сказала она.

Гуннора говорила резко и неприветливо, но Хонильду это не смутило.

— Все в порядке! — воскликнула она. — Мы живем здесь все вместе и рады твоим сестрам, как и тебе. Ты ведь не хочешь посеять в нашей башне раздор, верно?

Гуннора поспешно покачала головой, но постаралась поскорее оттащить малышек в угол.

— Почему мы здесь? — спросила Вивея.

— Тот мужчина в лесу, который расспрашивал вас, где я живу… Он вернулся?

Вивея кивнула.

— Он говорил с Сейнфредой и Замо, но никто не рассказал ему, кто ты такая. Он очень разозлился, но тут приехали эти воины и увезли нас.

Гуннора вздохнула. Может быть, это отпугнет того христианина? Она надеялась, что с Сейнфредой все в порядке.

Ей хотелось попросить Ричарда, чтобы тот отправил своих воинов в лес на тот случай, если Сейнфреде понадобится защита, но нельзя было испытывать его терпение. Гуннора решила довольствоваться тем, что ее младшие сестры с ней, в безопасности.

Первые дни в Руане прошли как во сне. Ричард больше не звал ее к себе — впоследствии Гуннора узнала, что он отправился в одну из провинций Нормандии, чтобы уладить спор между двумя рыцарями. Ей ничего не оставалось, как проводить время с другими женщинами, не только любовницами герцога, но и служанками и дочерьми высокопоставленных чиновников и рыцарей. Все эти девушки жили при дворе. Их мир был очень громким, в женских покоях царил непрерывный гул, как в пчелином улье. Гуннора не понимала, как можно все время говорить о всяких глупостях. Все разговоры тут вертелись вокруг тканей и украшений, платьев и лошадей, рыцарей и священников, а главное — вокруг Ричарда.

В лесу достаточно было лишь нескольких слов, да и те не нужно было произносить, только писать рунами. Тут же речь переставала быть сокровищем, на нее не скупились.

Гуннора обычно молчала. Она не хотела умножать слова без надобности и не отвечала на расспросы других девушек о том, кто она и где встретила Ричарда. Но со временем датчанка смягчилась. Она поняла, что девушки болтают так много не по глупости своей, а от скуки. Им нечем было заняться. Служанки и рабыни готовили еду и убирали комнаты, благородные же могли развеяться только болтовней. Кроме того, они пряли и ухаживали за своим телом, и это им очень нравилось. Почти каждый день девушки ходили в термы. Там можно было пропотеть, как в банях у Гунноры на родине. В небольших комнатках разводили огонь из торфа и поливали камни на полу водой. Конечно, термы были намного больше бань, но пара там было не меньше. Гунноре нравилось сидеть здесь, наслаждаясь теплом. Ее тело расслабилось, и девушке захотелось поговорить.

— И тут вы моетесь каждый день? — удивленно сказала она.

Одна из женщин рассмеялась.

— Ну конечно. Говорят, что северяне грубы и неотесанны, но даже франкские женщины признают, что норманны чистоплотнее франков.

— Викинги, которые поселились в Англии, — вмешалась другая, — еще чистоплотнее. Говорят, что они не только моются каждый день, но и переодеваются в чистое, чтобы понравиться англичанкам.

Гуннора постаралась запомнить это название, чтобы потом узнать, где же находится эта самая Англия. Но сейчас ей было важнее побольше узнать о герцоге и его окружении. Она начала расспрашивать об этом товарок, и их вечная болтовня перестала ее раздражать. Благодаря им она могла обрести ответы на свои вопросы.