Гурко. Под стягом Российской империи

— Солдат должен быть сыт и ноги в тепле…

У коновязи дежурили, дожидаясь выхода генерала, дежурные конвойцы. Они охраняли Гурко и сопровождали его в поездках.

Генерал выходил из штаба, ему подводили коня, держали стремя. Гурко усаживался в седло, разбирал поводья и отправлялся на аванпосты, чтобы лично осмотреть вражеские позиции. Его сопровождали начальник штаба генерал Нагловский и старшие штабные офицеры. У самого дальнего аванпоста, от которого открывалась Плевна, Иосиф Владимирович останавливался и, въехав на курган, доставал из футляра бинокль, тщательно всматривался в неприятельские позиции, обнесенные рвом и валом, тщательно замаскированные ложементы, кустарники, укрывавшие турецкие батареи.

Оторвавшись от бинокля, Иосиф Владимирович подозвал Нагловского и офицеров:

— Обратите внимание, господа, это серьезные укрепления и нам с вами надо продумать, как их одолеть. Первыми начнут обстрел орудия бригады полковника Сиверса. Завтра он должен лично на местности уточнить расположение батарей бригады, чтобы огонь не велся вхолостую. Холмы — помеха. Обстрел вести гранатами, шрапнелью.

Достав карты, офицеры делали пометки.

— Дмитрий Степанович, наша рекогносцировка должна дать нам полную картину предстоящего боя. Только тогда мы сможем составить диспозицию по войскам.

— Так точно, ваше превосходительство, — Нагловский указал на укрепления по фронту. — Здесь, я думаю, место стрелкам.

Гурко согласно кивнул, а через короткое время уточнил:

— По фронту пойдет Гвардейская стрелковая бригада, а от деревни Чуриново будут наступать гренадеры и лейб-московцы. Когда развернется сражение на правом фланге, мы пустим конницу полковника Черевина… Однако, господа офицеры, это предварительная расстановка. К этому вопросу мы еще вернемся…

На следующее утро Иосиф Владимирович снова был на этом кургане. Повторный осмотр ничего нового не дал.

За рекой Вид местность, поросшая кустарником. Стекла бинокля выхватывали те же вражеские укрепления, траншеи, редуты, расположения батарей. Новым сегодня было то, что иногда наблюдалось движение по Софийскому шоссе, проезжали фуры, в Плевну доставляли продовольствие, боеприпасы…

«Плевна с сорокатысячным гарнизоном, отразившая три штурма Дунайской армии, основательно подготовилась к четвертому штурму, И, естественно, меры, принятые генералом Тотлебеном, единственно верные для взятия города. Плевна падет только в результате осады. И только взяв Горный Дубняк, мы прочно оседлаем Софийское шоссе…» — Так думал Гурко, разглядывая Плевну.

И еще он думал о том, что Осман-паша время зря не терял и, если не перерезать Софийское шоссе и не замкнуть кольцо блокады города, Плевна может продержаться еще длительное время…

А чтобы окружить Плевну, надо, как и предлагал генерал Гурко, взять Горный Дубняк и Телиш. Однако задача ох какая сложная, учитывая все эти укрепления.

Именно эту задачу и предстоит решить гвардии, войскам его корпуса. Тотлебен так и сказал: «Полагаюсь на вас, Иосиф Владимирович».

Продолжая осматривать турецкие оборонительные сооружения, Гурко думал, что гвардия уже заканчивает подтягиваться и будет готова выполнить приказ.

Вчерашним полуднем пришли 2-я Гвардейская артиллерийская бригада полковника Сиверса, лейб-гвардии Гренадерский полк полковника Любовицкого. С песнями, лихим присвистом привел своих удальцов-казаков генерал Краснов. Его, Данилу Васильевича, за живой острый ум, доброго и чуть насмешливого, Гурко любил и уважал…

Еще раз окинув взглядом местность, Гурко уселся в седло… И снова мысль о сражении за Горный Дубняк… Турки будут биться за него. Они понимают: падет Горный Дубняк, не устоит и Плевна. Осажденные лишатся продовольствия, боеприпасов. Но как овладеть этим укрепленным районом?

Вчера вечером обсуждали это с Нагловским, Раухом, Шуваловым и согласились с мнением генерала Гурко, перед наступлением выдвинуть на огневую позицию полковника Сиверса с его артиллерийской бригадой. Это должно помочь подавить турецкие укрепления, батареи и гвардия сумеет избежать многочисленных потерь.

На вчерашнем совещании Гурко говорил:

— На мою долю, господа, выпала большая честь командовать гвардейским корпусом, и мы с вами в ответе за каждого солдата.

— Сокрушать такие укрепления — без больших потерь не обойтись, — вздохнул командир 1-й Гвардейской дивизии генерал Раух.

— Не следует настраиваться на это, господа.

Нагловский принялся на карте показывать возможную дислокацию частей.

А Гурко сказал:

— По моим предположениям наступление может начаться числа 11–12 октября… Накануне мы уточним и ознакомим вас с дислокацией.

Возвратившись из штаба, Иосиф Владимирович уселся в плетеное кресло. Денщик Василий принес горячие щи, кашу. Продолжая думать о предстоящей операции, Гурко ел, и когда отставил котелок, Василий подал конверт.

— Не стал отвлекать вас от обеда, ваш благородь.

— По этому поводу можно было с обедом и повременить, — заметил Иосиф Владимирович. — Разве не видишь, письмо от сына. — Прочитал, отложил в сторону.

Домой Гурко писал редко. Да и знал, там его писем не весьма и ждут. Разве что сын Василий уважал и любил отца.

Находясь в казармах, среди солдат, Иосиф Владимирович чувствовал удовлетворение, поэтому дома бывал наездами.

Денщик спросил:

— О чем сын пишет, ваш благородь?

— Как обычно, об учебе…

Как-то, возвратившись из штаба, Гурко заметил, что денщик чем-то недоволен. На приход генерала даже внимания не обратил, усердно выбивал пыль из генеральского мундира.

Войдя в комнату, Иосиф Владимирович сразу же понял причину недовольства. Василий обнаружил отсутствие второй пары генеральских сапог. А сегодня увидел их на ногах хозяина квартиры.

Гурко усмехнулся, кликнул денщика:

— Разве ты, Василий, не замечал, что хозяин дома ходит даже в непогоду босой?

— Ваш благородь, коли б отдали нашему болгарину, христианину, а то ведь мусульманину.

В тот час Иосиф Владимирович ничего не ответил Василию и только вечером сам завел с денщиком разговор:

— Видишь, Василий, хозяина этого не осуждай. Не одно столетие турки угнетали болгар, веру их притесняли, храмы оскверняли. Не все болгары оказались стойкими, некоторые переметнулись к исламу. Вот освободим болгар от турецкого гнета и те болгары-отступники вернутся к вере предков своих.

— Ваш благородь, аль вера, что портки, снял и выбросил? Вера, она в душе человека.

Ушел денщик, и Гурко понял, не убедил он Василия. Гурко ловит себя на мысли, что в последний год он часто стал вспоминать сына. Пожалуй, с того памятного дня, когда встречался с ним в Пажеском корпусе… А денщику сказал: