Гуси-гуси, га-га-га...

Снова заговорил Антон:

– Спокойной ночи, ребята. Спокойной ночи, господин Корнелий. Спокойной ночи… Цезарь.

– Спокойной ночи… – прошептал тот, растерянно помолчав.

– Ложись, постарайся уснуть, – сказал Корнелий.

– Хорошо.

– Послушай… Цезарь. Тебя так и надо звать этим именем? Или можно как-то поуменьшительнее? – Корнелий и сам не знал, почему это спросил. Цезарь медленно поднял лицо.

– Да… Папа зовет по-южному: Чезаре. А мама… иногда просто Чек. – Губы у него шевельнулись в намеке на улыбку. И Корнелий понял – мгновенно! – что, улыбнись мальчишка, и лицо его преобразилось бы. Появилась бы та самая детская округлость щек, заблестели бы глаза, забавно растянулся бы веселый белозубый рот. И стал бы Цезарь удивительно славным Чезаре, озорным Чеком.

Но он вдруг опять закаменел.

– Если позволите, я лягу. И называйте меня, пожалуйста, Цезарь.

Корнелий быстро встал. В своей каморке бросил в рот две таблетки. Потом еще одну, последнюю. Запил из стакана противной теплой водой. Не раздеваясь, упал на кровать.

«Гуси-гуси, га-га-га…»

«Железный шарик – сквозь зеркало… Стебелек сквозь стекло… Почему?»

«Все-таки как может исчезнуть у живого человека индекс?.. А, Цезарь?..»

Сигнал побудки Корнелий проспал. Поднялся он, когда ребята вернулись с завтрака и переодевались для школы. Цезарь, помятый, босой, сидел на койке и, морщась, разглядывал свои носки. Потом взглянул на вошедшего в спальню Корнелия.

– Извините, но я так не могу. Без чистого… Почему не привезли мои вещи?

«В самом деле, почему? Идиоты…» – подумал Корнелий. Но сказал хмуро:

– На дворе, у очистного блока, люк прачечной. Сложи все в пакет, брось туда. Через полдня будет готово.

– А полдня мне ходить голым?

– Оденься как все. Уж как-нибудь выдержишь несколько-то часов, – с раздражением сказал Корнелий. Голова тоскливо гудела, подташнивало.

Цезарь заколебался. Увидев его нерешительность, Антон кивнул девочкам. Лючка слетала в кладовую и принесла стопку одежды. И пластиковый жесткий пакет. Цезарь что-то буркнул, взял это имущество и удалился в умывальную. Через несколько минут появился переодетым.

Школьный костюм не сделал его похожим на остальных. Во-первых, форменный жилетик он так и не надел, а по-прежнему держал на плечах свою «гусарку». Во-вторых, и походка, и взгляд, и поворот головы – все говорило, что мальчишка «не отсюда» и здешнюю жизнь отталкивает всем своим существом. Несмотря на то, что бледен и покачивается.

– Ты завтракал? – спросил Корнелий.

Цезарь двинул уголком рта.

– Он не завтракал, – сунулся Чижик. – Мы звали, а он…

– Антон, веди ребят на уроки. Мы с Цезарем придем позднее.

Цезарь глянул удивленно и пренебрежительно.

Когда ребята ушли, Корнелий тяжело сказал:

– Ты ведешь себя глупо, ни то ни се. Надо было или сразу ложиться и помирать в знак протеста, или принимать здешние правила до конца.

– Как вы? – тихо, но дерзко спросил Цезарь.

Корнелий ощутил быстрое желание дать ему крепкого шлепка (и почему-то обрадовался этому). Но ответил медленно и сдержанно:

– Неудачное сравнение. У меня… нет родителей, которые тревожатся и ждут… А ты ведь, наверно, надеешься еще увидеть отца и маму?

Это было, кажется, в точку. Цезарь закусил большую губу, уронил голову. Шепотом сказал:

– Извините.

– Идем.

В пустой столовой Корнелий глянул на табло с меню БДСБ – блока доставки стандартных блюд. Расположенная в старом доме, неказистая с виду, школа-казарма для «бичат» была тем не менее подключена ко всем коммуникациям. Ну и понятно! Не держать же поваров, прачек и прочий хозяйственный люд для нескольких безындексных пацанят. С уборкой ребятишки справляются сами, а остальное – автоматика…

Корнелий взял из окошка две тарелки с непонятной серой кашей, две чашки кофе и хлеб. Цезарь съел все быстро, не морщась.

– Ну, как? – спросил Корнелий. Потому что каша была похожа на сладкий клей.

Цезарь пожал плечами:

– Не все ли равно?.. Благодарю вас.

Он понес в мойку свою и Корнелия посуду, ухитряясь не уронить едва державшуюся на плече «гусарку».

– В школу-то пойдешь? – спросил Корнелий.

– Я закончил четвертый класс высшего частного колледжа профессора Горна. Вы думаете, здесь похожие программы?

– Не думаю… Значит, опять будешь весь день сидеть в спальне?

Цезарь поправил «гусарку», помолчал.

– Хорошо, я пойду…

От кадыкастого длинного учителя уже попахивало. Корнелий кратко объяснил ему положение дел с Цезарем и ушел. В гулкой после снотворного голове стучала мысль: «Что же дальше-то?»

Около часа он лежал у себя в каморке, потом позвонил Альбину, чтобы сказать: «Инспектор, кончай эту волынку как хочешь! Я так больше не могу…» К счастью или на беду, инспектор Мук не ответил. Корнелий выждал несколько минут, опять схватил наушник, нацелился на кнопки… и ослабел от внезапного страха: а что, если и правда сейчас придет момент «кончать волынку»?

Он полежал еще, обмякший, с разбежавшимися мыслями. Затем, боясь нового приступа безнадежности, встал. Вынудил себя снова стать воспитателем. Пошел в класс.

Учитель в своем закутке был уже хорош. Ребятишки, кажется, добросовестно решали задачки электронного наставника, чье мудро-очкастое лицо маячило на стереоэкранах. Лишь Цезарь в своей кабине был занят явно не тем. На его экране возникали и распадались какие-то абстрактные композиции.

Цезарь оглянулся на Корнелия.

– Программы чудовищно примитивные. Я отключился.

– Вижу.

– А машина хорошая. Даже не ожидал.

– Что хорошего? Обычная школьная персоналка.

– Сама по себе да. Но она подключена к сети.

– К какой сети?

– К ВОТЭКСу.

– Не может быть…

«А собственно, почему не может быть? Раз школа подключена к общей системе коммуникаций… И поскольку в школе почти нет учителей, подсоединение к Всеобщей телеэлектронной кабельной сети вполне логично: для информации, для смены программ… Ребятишки могут этого и не знать… Хотя Антон, видимо, догадывается, научился же смотреть здесь телепередачи… Но пользоваться ВОТЭКСом – это надо уметь…»

Цезарь, видимо, умел.

– Я связался с информатором Центрального аэропорта, я знаю шифр. Информатор ответил, что штурман Лот в рейс не уходил, он в отпуске. Значит, эти люди из Управления врут, я так и знал… А Бим ответил, что мамы и папы нет дома уже третий день. Что они, если я позвоню, просили не волноваться… – В голосе Цезаря задрожала слезинка. Он сглотнул ее. Опять затвердел.

Корнелий быстро сказал:

– А кто такой Бим?

– Наша домашняя машина.

– У вас есть компьютер полного профиля?