Гувернантка для капризного принца

— Это... — нерешительно протянула Эвита, потянувшись рукой к странной нити на шее принца. Пальцы ее чуть коснулись черного шнурка, и руку ее до локтя пронзила резкая боль, словно током ударило.

Эвита с криком отпрянула, тряся кистью, которая горела, словно обожженная. На подушечках пальцев пульсировал болью магический след.

— Это смирительный ошейник, — угодливо подсказал принц, посмеиваясь и пряча шнурок под одежду. — Кода король упокоился, королева решила, что власть должна принадлежать ей. Именно тогда и началось истребление магически одаренных людей.

Естественно, я не мог присягнуть на верность королеве. Не хотел.

— И тогда…

— Тогда она решила меня заставить. По ее велению меня пытали — хотели заставить дать слово, присягнуть на верность. Я долго провел в застенках. Очень долго.

— Боже.

— Но и пытками они из меня клятвы верности не выбили. Я почти отдал небу душу, но им не удалось заставить меня произнести клятву верности. Калечить меня у королевы планов не было. Я нужен был ей живой и сильный. Тогда она и прибегла к средству, которое ненавидела всем сердцем: к магии. Два узелка на ошейнике.

Первый — заставляет меня драться за королеву. Второй — не дает мне ее убить. Все просто.

— ЕСТЬ ли хоть что-то святое в душе этого монстра?! — вскричала потрясенная Эвита. —

Пытать собственного сына!

— Нету, — сухо ответил принц. — Не пытайтесь разглядеть свет там, где чернильно черно.

«О, ужас! — подумала Эвита, содрогаясь. Сердце ее сжалось от жалости, на глаза навернулись слезы. — Нацепила на него эту удавку! Сколько же боли он перенес, сопротивляясь? Этот шнурок душил, жег и мучил его при каждой попытке воспротивиться.

А этот упрямец наверняка сопротивлялся долго. Недели, месяцы, наполненные болью и яростью... Самый могущественный человек в Королевствах, самый сильный, гордый, он сидит на веревке у ноги своей жестокой и порочной матери. Какое унижение! Что удивляться, что он жесток и груб? Побоями можно вырастить и воспитать только монстра.

И все же, в его душе еще осталось место состраданию и милосердию».

— Мне очень, очень жаль, — произнесла Эвита, изо всех сил стараясь, чтоб ее голос звучал как можно мягче и искреннее. — Простите, что я дразнила вас! Мне так стыдно за свои слова! Я не знала... действительно, даже не подозревала, что вы…

Принц отпрыгнул от нее, словно ожегшись.

В его черных глазах сияло безумие.

— Ни слова больше! — прохрипел он, словно шнурок вдруг сдавил его гордо до тяжелого удушья.

— Но я всего лишь хотела сказать, — растерянно и убито пробормотала Эвита, шагнув к нему, — что мне искренне жаль вас! Я не хочу причинять вам боль, как это делают другие.

Правда, не хочу Вы достойны уважения, а не жестокости и не унижения.

— Мне не нужна твоя жалость! — взревел принц. — Пожалей-ка лучше себя, ведь это твоя участь не завидна!

— я не верю, что вы причините мне вред, — храбро ответила Эвита, подступив к разъяренному принцу вплотную и глядя в его глаза. — Вы пугаете меня и хотите казаться злодеем в моих глазах, но это не так Иначе вы бы не спасали меня, рискуя собственной жизнью.

В них были боль, злоба и стыд.

— Из вас лепят чудовище, — произнесла девушка. — заставляют быть цепным свирепым псом. Но вы не такой. Теперь я это точно знаю.

— Ты ничего обо мне не знаешь — рыкнул принц. — ласковых щенков не сажают на привязь.

— Зато сажают гордых львов, — ответила Эвита. — Чтобы хвастаться своей добычей. Так?

Принц взревел, занес руку для удара... но не ударил.

А Эвита даже не моргнула, хотя удар, грозивший обрушиться на нее, должен был быть чудовищным.

— Ну? — произнесла она, видя, как подрагивает занесенная ладонь принца. — Что же вы?

Бейте.

— Не смей дразнить меня! — прохрипел принц исступленно. — И терпения моего не испытывай! Оно может кончиться!

— Для этого вам нужны магически одаренные наследники? — поинтересовалась Эвита. —

Не для того, чтобы посадить на трон, а чтобы снять эту гадость? Никто из ныне живущих не сможет ее снять. Смерть королевы тоже ничего не даст; маг, что нацепил эту штуку, полагаю, тоже мертв?

— Жак, — тихо ответил принц, медленно опуская занесенную над Эвитой руку. —Я сам его убил. Он потому и доверял мне, что знал: без него я освободиться не смогу.

— И вы ради меня его…

— Он не освободил бы меня ни в коем случае, — грубо ответил принц. — Он держался за эту нитку как за гарантию своей жизни. Он думал, я буду защищать его от королевы в обмен на призрачную надежду свободы. Но это злобное животное не заслуживало жизни.

Я просто убил его. Потому что хотел. Не обольщайтесь, что я сделал это ради вас!

— Остаются ваши дети, — подвела итог Эвита. — Новые маги, о существовании которых не знал тот, кто накладывал заклятье. Они смогут избавить вас от рабства, если их выучить.

— Верно, — сухо ответил принц, глядя в лицо Эвиты горящими глазами. — все верно. Ты умна; и бастарды от тебя, думаю, будут не дураками. Это хорошо; для будущего короля —

хорошо.

— Мне в самом деле очень и очень жаль, — тихо произнесла Эвита. — За то, что с вами такое сотворили. Я даже представить не могу, каково это — быть одному. Без поддержки и …

— Повторяю еще раз, — рявкнул принц неласково, грубо перебив девушку. — Я не нуждаюсь в твоей жалости! Нет, нет и нет! Все, что со мной произошло, в прошлом. Как освободиться, я придумал, и ты мне в этом поможешь. Хочешь ты этого или нет. Не обольщайся на мой счет; не нужно романтических иллюзий, которые ты тут себе уже напридумывала! Ты для меня ничего не значишь. Ты — никто. Всего лишь женщина, каких у меня было много. Просто так совпало, что ты мне можешь быть полезна. Только поэтому я терпелив по отношению к тебе. И только поэтому мой хлыст еще не пощекотал твою бархатную шкурку.

Он приблизил свое искаженное злобой лицо к лицу Эвиты и усмехнулся, страшно оскалившись.

— я не добрый человек, — прошипел он. — И не душка. Я — расчётливый и хладнокровный негодяй, который действует только в своих интересах. Так что свою жалость оставь при себе! Ты просто не знаешь, какое чудовище жалеешь.

Глава 6. Дары венценосных

— И вы не дадите мне времени на то, чтобы подумать?!

Принц усмехнулся.

— Думать не о чем, — грубо ответил он. — Я все давно обдумал и решил за тебя. Тебе придется лишь покориться. Ну, и свыкнуться с мыслью о том, что ты себе не принадлежишь. Вот и все.