Гувернантка книга первая

Коля обдумывает слова Арсения, и какое-то время приятели шагают по улочке молча. Арсений Балашов, между тем, поглядывает на фонарь, горящий промеж деревьев. Молодому человеку кажется, что этот фонарь самым хамским образом ему подмигивает, и у Арсения так и чешутся руки этот фонарь погасить. Он даже начинает оглядываться по сторонам в поисках подходящего булыжника.

– Да, брат, тут ты прав. Сибирь это не шутки. Сибирь, это, брат, Сибирь, – соглашается, прерывая молчание, Николай.

– Я видел таких девиц в Петербурге, – говорит Арсений, подбрасывая в руке бутылку, а сам искоса поглядывает на фонарь. – Они все, будто не в себе. Им головы заморочили этими крамольными книжками.

– Мне что-то на ребра давит, – жалуется Коля Кувшинкин. – Что это у меня в кармане такое… И все же Лиза невероятная красавица. У нас во всем уезде другой такой не найти… Ты же не станешь с этим спорить? Я обижусь!

– Нет, не стану, – соглашается Арсений. – Лиза и впрямь хороша собой.

Коля, тем временем, достает из кармана тонкую брошюру в картонной обложке. Он останавливается под фонарем, поправляет очки, переворачивает брошюру, которую держал вверх ногами, и читает заглавие,

– Сергей Нечаев. «Катехизис революционера».

– Нечаев? – переспрашивает Арсений и тоже останавливается. – Нечаев, говоришь… Слушай, Коля, выбрось ее немедля от греха подальше.

Коля глазами пустыми смотрит на брошюру в своих руках, потом медленно поднимает взгляд на Арсения.

– Куда выбросить?

– Да куда хочешь. Вон, в кусты. Или в сточную канаву.

– Отставить, – говорит сам себе Коля и прячет брошюру обратно в карман.

Навстречу приятелем из темноты верхом на лошади выезжает жандарм в кавалерийском кителе, темно-синих шароварах и сапогах.

– И откуда он тут взялся, – бормочет Арсений и тащит Кувшинкина в сторону под своды старых кленов.

Лошадь неспешным шагом проходит мимо приятелей, и Арсению кажется, что жандарм дремлет в седле, не выпуская из рук поводья.

– Знаешь, брат, а я как будто протрезвел, – говорит Коля Кувшинкин, провожая жандарма взглядом.

Он снова достает из кармана «Катехизис революционера», находит спички, поджигает брошюру и бросает в пересохшую сточную канаву.

– У Лизаветы шляпная коробка набита запрещенной литературой, – качает головой Арсений. – Совсем девка из ума выжила.

– Твоя правда, – говорит Николай и икает. – Ох, попадет Лиза в беду! Сеня, надо что-то делать… Что-то делать…

Остановившись возле дома Николая Кувшинкина, приятели допивают плодовое вино.

– Ну, еще свидимся, – говорит Коля.

– Свидимся, – кивает Арсений. – А то как же.

Приятели обнимаются, потом Николай толкает калитку и идет по дорожке к темному дому. Арсений глядит ему вслед, вокруг него вьются и тонко звенят комары. Немного постояв возле ограды, Арсений с пустой бутылкой в руке идет восвояси по темной улице. Ночи в июне стоят такие теплые, что спать можно прямо на земле.

Возле фонаря Арсений останавливается и смотрит на него, наклонив голову на бок.

– Что же ты, сволочь, мне прямо в глаз светишь? – спрашивает Арсений с укоризной.

Его словно черт подначивает. Арсений ничего не может с собой поделать. Он подбрасывает бутылку, хорошенько размахивается и бросает ее в фонарь. Слышен звон бьющегося стекла.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

– Это Зора, – представляет Григорий Ипатович темноволосую смуглую женщину лет тридцати. – Зора мой верный старинный друг.

У Зоры огромные глаза, изогнутый «римский» нос, и темные вьющиеся волосы. Зора похожа на цыганку. Она худощавая и высокая, и кажется Лизе невероятно красивой. Рядом с Зорой барышня чувствует себя гадким утенком.

– А это моя кузина, Лизавета, – представляет барышню Григорий Ипатович. – Помнишь, я тебе о ней рассказывал? Так она у нас погостит.

– Я очень рада нашему знакомству, – улыбается Зора.

Держа в руке подсвечник с тремя огарками, цыганка направляется в глубину старой усадьбы. Лизонька со шляпной коробкой в руке идет следом и разглядывает кашемировый архалук Зоры в золотую и малиновую полоску, подпоясанный кушаком. Стены коридора, по которому ведет их Зора, обшиты деревянными панелями. Мигающий отсвет свечей ложится на портреты в овальных и прямоугольных рамах, висящие на стенах. Замыкает эту маленькую процессию Григорий Ипатович, он несет чемоданы с вещами кузины. Рассохшиеся половицы скрипят под ногами. Неожиданно из темноты выбегает белая с рыжими подпалинами собака и ластится к Григорию Ипатовичу. Тот улыбается, опускается на корточки и треплет и гладит собачью морду.

– Ах, ты моя хорошая! Ну, вот я и приехал! Глаша, девочка, что заждалась меня? Заждалась…

Глаша неожиданно зевает, а потом принимается обнюхивать Лизу. Барышня протягивает собаке руку. Глаша внимательно смотрит на нее темно-карими умными глазами. Собака немного смахивает на волка и про себя Лизонька решает, что это русская гончая. Она ставит шляпную коробку на пол и, наклонившись, принимается гладить и чесать собаку.

– Идемте же, – торопит всех Григорий Ипатович.

Пройдя еще немного по темному, кажущемуся бесконечным, коридору, они сквозь распахнутые арочные двери заходят в гостиную.

На длинном столе, застеленным домотканой скатертью, стоит пара зажженных масляных ламп. Лиза замечает темные гардины на окнах, стоящий подле стены книжный шкаф, оттоманку в углу, и просторный диван, едва различимый в полумраке. В топке камина, сложенного из горшечного камня, тлеют припорошенные золою угли. Над каминной полкой поблескивает золотой краской рама какой-то картины, но что за картина сейчас не разобрать.

Григорий Ипатович ставит чемоданы с вещами кузины подле стола.

– Ты проголодалась с дороги? – спрашивает он Лизу.

– Нет, я не голодна. Да и поздно уже.

Глаша валится на старый ковер посреди гостиной и начинает вылизывать себе пузо.

– От поздней обильной трапезы сон обычно бывает скверный, – замечает кузен. – Я, пожалуй, тоже не стану есть, а вот чаю выпью… Зора, ты покажешь нашей гостье ее комнату?

– Я, кажется, потеряла шляпную коробку, – говорит растерянно Лизонька. – Я же несла ее в руке. Как же так…

– Верно, была шляпная коробка, – вспоминает Григорий Ипатович.

– Вы, наверное, оставили ее, когда гладили Глашу, – говорит Зора.

Лиза сразу светлеет лицом.

– Ну, конечно, какая же я растяпа!

– Я сейчас принесу, – Григорий Ипатович быстро выходит из гостиной.

– У вас чудесная комната, – говорит Зора с улыбкой. – Окна выходят в сад, и по утрам солнце не будет вас будить.

– Да-да, замечательно, – кивает Лиза, а сама прислушивается к шагам в коридоре.

Наконец, кузен возвращается.

– Тяжелая какая коробка, – замечает Григорий. – Что у тебя за шляпки такие?

– Позвольте, – барышня торопливо тянет руку.