Гвианские робинзоны
Шрифт:
Но заявление бандита (а ведь он тоже белый), его присутствие на месте казни со своими бесчестными компаньонами подняли дух Акомбаки, придали ему необходимую самоуверенность.
Бенуа бросил на пленников последний взгляд, исполненный ненависти, и добавил, обращаясь к Робену:
— Я не намерен объяснять мотивы своего поведения по отношению к тебе. Мы в диком лесу, вдалеке от всякой цивилизации, здесь правит закон более сильного. И чтобы свести наши с тобой давние счеты, обстановка самая подходящая. Как ты понимаешь, и повод они дают более чем достаточный. Но, чем больше я размышляю, тем больше убеждаюсь, что это ты с помощью своих щенков пытался свалить нам на голову деревья на реке, а потом ранил стрелой одного из моих товарищей. Признайся, ведь сбежать нашему краснокожему пленнику помог тоже ты?
— Да, я, — четко выговорил Робен.
— Вот уж не ждал такой
Робена и троих его сыновей усадили рядом, спинами к связке пальмовых листьев. Индеец с широкой тыквенной бутылкой, наполненной куаком, подносил каждому по очереди горячие плотные катышки, но пленники отказались от пищи. Другой принес кувшин с водой. Бедняги сделали по нескольку глотков, что дало им некоторое облегчение.
Главарь убрался, краснокожие остались под началом Бонне, которого надзиратель кратко посвятил в суть происходящего.
Пленники беседовали вполголоса, но по-английски, к великому разочарованию Бонне, которому очень хотелось знать, о чем они говорят. Запрещать разговоры он не собирался, ибо шеф отдал приказ не мешать их общению.
Патрон так поступил, конечно, не из гуманности: просто он надеялся, что доверительная беседа в такой момент, трагическая торжественность последнего разговора способны привести к проявлениям слабости и тем самым усилить его торжество.
Ожидания надсмотрщика не оправдались. Робинзоны, богатыри не только телом, но и духом, с детства готовились к любым превратностям жизни. И безжалостные удары судьбы, самые внезапные катастрофы могли их потрясти, но не в состоянии были сокрушить.
Однако на сей раз они должны будут погибнуть безоговорочно, если не произойдет какого-то чуда — увы, слишком невероятного в подобных условиях и в таком месте! Невозможно было не только предпринять отчаянную попытку освободиться от своих уз и убежать, но даже просто пошевелиться — настолько плотно спеленали их палачи по рукам и ногам!
— Дети мои!.. Милые мои дети! — шептал беглый каторжник, чье сердце надрывалось от тоски, но лицо сохраняло гордое спокойствие. — Я знаю, что мы пропали. Ничего не остается, как только подготовиться и умереть с достоинством!
— Отец, мы готовы, — в один голос отвечали отважные сыновья.
— Отец, я могу тебе твердо сказать от имени братьев и от своего собственного: мы жили без упрека и умрем без страха!
— Знаю, знаю, какие вы смелые, дорогие мои мальчики, моя вечная забота и любовь… Я не боюсь слабости, но могу ли думать спокойно, что увижу вас завтра совсем беззащитных среди рычащей и алчущей своры дикарей, что этот монстр note 276 с человеческим лицом, самый мерзкий выродок изо всех каторжных отбросов, станет издеваться над вашим бессилием, а я даже не смогу пожертвовать жизнью, чтобы спасти вас! Вот что для меня невыносимо…
Note276
Монстр — здесь: жестокое и бессмысленное чудовище.
— Папа, а правда, — прозвучал нежный голос Эжена, — правда, что это — тот самый человек, которого ты вырвал из когтей тигра, когда завоевал себе свободу?..
— Увы, это он! И вы теперь становитесь жертвами моего доброго поступка!
— Да какое значение имеет жизнь без тебя! — сказал Эдмон. — Сто раз мы встречались со смертью с того дня, когда впервые после разлуки обняли тебя! Разве эта постоянная, каждодневная борьба, не знающая ни минуты передышки, не приучила нас к мысли о преждевременной смерти?..
— Отец, мы жалеем только о великих планах, которые строили вместе с тобой ради будущего нашей приемной родины!
— Не жалейте ни о чем… — сдавленным голосом произнес Робен, чьи глаза увлажнили горячие слезы.
— Ни о чем… Ты ведь знаешь, папа, что Она не переживет нашей смерти!
До сих пор ни словечка не проронили бесстрашные дети о своей матери. К чему слова?! Сердца их переполняла память об этом обожаемом и доблестном существе. Разве не составляли все они вместе единую душу в нескольких телах?.. Разве Она не присутствовала незримо при их предсмертном разговоре? Они даже не произносили слов: «наша мама», им хватало одного только упоминания: Она. И это слово заключало в себе вместе с неотступной
памятью идею прочной общности, соединявшей их всех в единое целое.— Бедный Шарль! — тихо прошептал несчастный отец.
— Шарль уже мужчина, — твердо заявил Анри. — Он примет наше наследство. Надо, чтобы он жил, чтобы осуществил наши планы. Масштаб задачи ему по плечу.
В то время как гвианские робинзоны, бесповоротно осужденные, еще бодрствовали в свою предсмертную ночь, на поляне началась оргия. Индейцы и каторжники пили до одурения. Один Бенуа оставался трезвым и сохранял самообладание. Пьяного в стельку Тенги охватила алкогольная ипохондрия note 277 .
Note277
Ипохондрия — тяжелое, мрачное настроение.
— Так ты говорил, шеф, — повторял он уже в десятый раз, — что этот здоровенный бородач, отец этих юнцов, из бывших, оттуда…
— Ну да, — злобно отругивался разжалованный надзиратель. — Пристал, как мокрый лист к заднице… Отлипни!
— И какие же это, — продолжал тянуть свое Тенги с упорством пьяницы, — у тебя были с ним делишки в свое время…
— Ну, были… Оставь меня в покое, говорю тебе!
— Тогда это тот самый, что порвал пасть тигру, который грыз твою ногу?.. Странная же у тебя манера расплачиваться со своими долгами! И ты его бросишь на растерзание краснокожим… Слушай! Хочешь, я тебе скажу? Ты не стоишь даже последнего «фаго»… note 278 У фаго есть чувство благодарности… А у тебя, значит, ни хрена за душой?.. Я не ж-желаю, чтобы его убивали… Как мою тетушку… Если бы снова началось…
Note278
Фаго — каторжник (французский тюремный жаргон).
Глухой удар кулака оборвал фразу на полуслове. Пьяница распластался на земле, ноги его разъехались в стороны, голова попала на кучу листьев, и вскоре он захрапел.
Едва забрезжил рассвет, как начались приготовления к казни. Присев на корточки возле огня, индейцы плели сита — «манаре» — из волокнистого растения арумы. Ячейки манаре должны были служить «камерами заключения» для «бессмысленных мушек». Всего полагалось по одному ситу на каждую жертву.
Двое эмерийонов отправились на разведку, в поисках гнезд насекомых. Время суток как раз подходило для ловли перепончатокрылых: в такой ранний час они обычно дремлют. Одни палачи-любители заготовляли острые иглы «сырного дерева» и иных колючих растений, другие точили свои мачете о диоритовые плиты, третьи готовили стрелы и вырезали для них буту, деревянные шарики, заменявшие наконечники, с помощью которых не пронзали, а только оглушали животных. Поскольку пленники обладали незаурядной силой, то не исключалась вероятность, что серия пыток может сильно растянуться во времени. Жертвы подлежали поочередно уколам, жалящим укусам, протыканию острыми предметами, оглушению, а затем их предстояло разрезать на мелкие кусочки.
Сколько радости для наивных детей природы — разживиться несколькими копчеными ломтиками белых людей, обрести возможность прицепить к перекладинам своих хижин размалеванные краской руку останки! Это верный талисман, самый надежный пиэй, который сделает племя непобедимым: поскольку эти белые были самыми смелыми и сильными, счастливые владельцы талисманов станут похожими на них.
Приготовления к мрачной церемонии закончены. Сейчас начнется казнь. Раздирающие сердце звуки индейской флейты прорезали плотную атмосферу душного леса. Воины подготовили подобающий случаю наряд. Все без исключения были разрисованы краской руку с головы до ног, все казались только что вышедшими из кровавой бойни. Причудливые линии, проведенные коричневым соком генипы, образовывали на ярко-красном фоне весьма любопытные рисунки. У каждого он свой, подобно личному старинному гербу. В левой руке краснокожие держали большой деревянный лук с тетивой из волокон маго и связку длинных стрел из стеблей тростника. Все эти летательные снаряды обрамлялись у основания красными перьями тукана и трупиала note 279 .
Note279
Трупиал — иначе кассик, птица отряда воробьиных. Около 50 видов этих птиц обитает в Америке.