Гвианские робинзоны

Наши друзья, приняв необходимые меры предосторожности, уже около часа дремали под сенью своей «хижины», когда внезапно разразился ураган.

Поистине удручающая картина! Дождь осложнился настоящей бурей. Нет ничего более волнующего и тревожного, чем пылающие вершины, пронзающие густое облако; ничего более странного, чем неподвижность древесных великанов, кажущихся колоннами огненного свода; ничего ужаснее яростных вспышек молний, сопровождаемых непрерывными раскатами грома, которые бесконечным эхом разносятся под лиственными арками.

Однако ни один порыв ветра не колышет лесные дебри, всегда недвижные и как бы окаменевшие. Буря в тропиках напоминает канонаду note 267 в пекле.

Подавленные, оглушенные, ослепленные робинзоны терпеливо ожидали завершения грозы, когда потрясающей силы удар раздался над их головами. Земля затряслась. Деревья, служившие опорой для навеса, отклонились в стороны, и хрупкое сооружение из листьев рухнуло. Затем страшный грохот перекрыл небесную канонаду: весь участок леса обрушился, похоронив стоянку под огромным зеленым шатром.

Note267

Канонада — одновременная стрельба из многих артиллерийских орудий, в переносном смысле — сильнейший, оглушительный грохот.

ГЛАВА 7

В каменном плену. — Опыт каторжанина. — Проныра. — Погребение колдуна. — Дипломатия бандита. — Крик в джунглях. — Встреча врагов. — Поляна смерти. — Ликование палачей. — Последний ритуал. — Возвращение бони. — Загробная история безголового вождя.

Ярость Бенуа, попавшего в каменную ловушку, не ведала границ. Известно, что терпимость и благодушие не относились к добродетелям бывшего надсмотрщика. И он дал выход природной грубости с такой безоглядностью, на какую только была способна его свирепая натура.

Очень сдержанные во внешних проявлениях гнева или страдания, индейцы помыслить не могли о такой щедрости проклятий и самой отборной ругани. Этот поток брани, зычные раскаты голоса, непомерная мощь голосовых связок в соединении со свирепой мимикой, возвысили бородача в глазах изумленных дикарей.

А ошеломленные белые хранили испуганное молчание: проявлять такой «первоклассный» гнев конечно же пристало только великому вождю.

Брань звучала добрые четверть часа, а затем у Бенуа перехватило дыхание, иссякла слюна, и ругань прекратилась. Он кончил тем, с чего должен был начать: заявил о необходимости поискать выход из положения. Покрутившись, как медведь в клетке, по пещере, изучив все ее закоулки, бывший стражник попытался сдвинуть камень, закрывший вход, но не добился никакого успеха и не столько сел, сколько брякнулся на землю в полной растерянности, совершенно неожиданной для этого человека.

— Ну что, шеф? Почему молчишь? — почти с робостью осведомился Тенги.

Хорошо знакомый с камерами-одиночками, Тенги не испытывал того давящего ощущения от закрытого пространства, которое обычно угнетает людей, привыкших к естественному простору.

— Что тебе сказать? Плохо дело. Я привык «запечатывать зеков», держать каторжников под запором, а не выкидывать штучки с побегами.

Несмотря на серьезность ситуации, трое преступников расхохотались. Это бесхитростное признание в устах бывшего надзирателя очень польстило им.

— Видишь ли, шеф, — поучительно сказал Бонне, — если бы тюремщики охраняли заключенных с такой же бдительностью и усердием, какие те вкладывают в свои тайные планы, то никогда бы не было побегов. Пленнику удается его предприятие, потому что он только о нем и думает.

— Ну ладно! Поторопись-ка и ты подумать, как выбраться отсюда. Вы же лучше меня разбираетесь во взламывании дверей.

— Плоды серьезного образования, — иронически бросил плут.

— Кончай базарить! Каждому своя роль. У меня одни способности, у вас — другие. Бонне, ты здесь самый большой мошенник, настоящий проныра, бери дело в свои руки, организуй что-нибудь! Ты увидишь, что я умею повиноваться.

— Вот это другой разговор! Беремся за дело, потому что долго мы здесь не протянем. Пища есть, а вот воды — ни капли. Те, кто нас тут завалил, знали, что делали, отводя русло реки.

— Ты полагаешь, подземную речку осушили специально?

— Убежден! Наши враги наверняка уступают нам в количестве и не решаются атаковать. Им показалось удобнее уморить нас голодом и жаждой.

— Гм, это вполне возможно… После всего, что произошло…

— Сам увидишь, что я прав! Мы выйдем наружу через два дня, или я не буду, как ты говоришь, самым большим пронырой среди твоих бывших подопечных! Приступаем к делу, время не ждет. Это видно по вытянутым физиономиям бравого Акомбаки и его людей. Они могут счесть, что шутка чересчур затянулась… Для начала набросаем план. К счастью, у нас есть руки. Работа несложная. Ты атакуешь скалу силами наших союзников. Да неужто эта чертова дылда не поддастся мачете! Разве мы не буравили тюремные стены в одиночку, в темноте, под недремлющим оком стражников… И всего лишь каким-нибудь гвоздем, обломком миски или даже кусочком стекла… А я тем временем внимательно осмотрю помещение.

Бандит взял факел и отправился в галереи, ведущие в глубину пещеры.

Тиос и эмерийоны, подстегнутые алкогольной дозой, которую щедро отмерил им Бенуа, яростно вгрызлись в глыбу, загородившую выход. Результат показался вначале обнадеживающим. За несколько минут они довольно заметно продвинулись, поскольку слюдяная порода оказалась рыхловатой. Но вскоре мачете наткнулись на диорит, от которого отскакивали с искрами. Скальная порода обладала твердостью, не уступавшей самой стали. Потребовался бы горный бур note 268 , чтобы в итоге изнурительного труда врубиться в эти блестящие плиты, спрессованные в каменные монолиты note 269 за тысячи веков несравненным рабочим — временем.

Note268

Бур — орудие для сверления скважины в земле или камне.

Note269

Монолит — цельная каменная глыба.

Бывший надзиратель почувствовал, как сразу вспотела его голова и ледяная дрожь пробежала вдоль спинного хребта, едва представилась ему в полной мере бесполезность самых энергичных усилий. Узкий проход, открывавший доступ в пещеру, появился в цельной скале в результате геологического сдвига и представлял собой овальную трубу от четырех до пяти метров длиной, а высотой до полутора метров. Он расширялся к краям с наружной стороны, так что камень, закупоривший проход, как бы впечатался в эту воронку.

Невозможно втянуть камень внутрь, поскольку его объем больше узкого коридора, невозможно и вытолкнуть наружу, потому что его наверняка придавила огромная масса земли.

В этом плане все попытки обречены.

Вернулся Бонне из своей разведки, и у него результаты оказались плачевными. Острая мордочка каторжника сохраняла бесстрастность, а грубое лицо Бенуа исказила судорога отчаяния и покрыл обильный пот.

— Ничего… — пробормотал он отупело. — Ничего!.. Значит, нам придется здесь умереть! Я все предвидел, кроме такой ужасной смерти. Быть заживо погребенным! Никогда не думал… Уж лучше бы мне раскроили котелок!

— Эй, кисляй! — язвительно бросил Бонне. — Ты, кажется, набрался страху?

— А то нет…

— Да ладно тебе, мокрая курица! Я еще не пою себе отходную…

— Но индейцы не понимают, что происходит, и начинают роптать. Если так продлится, они разорвут нас в клочья.

— Дай им выпить.

— От водки еще хуже… Она их разъярит.

— А ты заставь их биться между собой. Они друг друга поубивают, а мы съедим убитых, чтобы протянуть время note 270 .

Note270

Предложение, вложенное мною в уста этого человека, — чистейшая правда. Немало побегов совершено из гвианских тюрем. И в итоге редкое из них обходилось без ужасающих сцен антропофагии. В юридических анналах нашей колонии содержатся многочисленные рапорты, которые я переписал слово в слово и опубликую позже. (Примеч. авт.)