Гвиневера. Дитя северной весны

Старик повернулся и осмотрел остальных членов нашего отряда, а Артур подошел ко мне, чтобы помочь спешиться.

– А я думал, что ты привезешь с собой кумбрийку, – громыхал Пеллинор, оглядываясь на нас. Артур только что поставил меня на землю, и брови Пеллинора удивленно взметнулись.

– Дьявол меня подери, – весело выругался он, – я принял тебя за пажа!

– Такое случается не впервые, – ответила я, улыбаясь Артуру, обнявшему меня за талию.

– Гвиневера, я хочу представить тебе нашего союзника и моего боевого друга Пеллинора, – торжественно объявил Артур и добавил: – И его банду будущих воинов.

Мальчишки неожиданно застеснялись и притихли; старшие неловко кланялись, а младшие смотрели на меня с откровенным ужасом.

– А это моя жена Таллия, – сказал Пеллинор, протягивая руку женщине, вокруг которой столпились детишки. Она выглядела слишком молодо, чтобы быть матерью такого количества детей, и, как бы отвечая на мои мысли, Пеллинор сказал: – Мы поженились сразу после Великой битвы… к следующей жатве будет три года… и она уже подарила мне одного здорового младенца, а со дня на день будет еще один.

Молодая женщина покраснела и присела в глубоком поклоне, волоча домотканую юбку по пыли немощеного двора. «Какое великолепное чувство собственного достоинства», – подумала я, сразу же проникшись к ней симпатией.

Когда мы вошли в зал, Пеллинор приказал принести эль и после того, как мы если рядом с ним, стал по одному представлять своих сыновей.

Старший сын, чье недоверие сейчас утихло, гордо вышел вперед. В свои четырнадцать лет он уже обещал стать таким же великаном, как и отец. Пеллинор сказал, что его зовут Ламорак, и мальчик чопорно поклонился Артуру.

За ним последовали другие дети, от тринадцати лет до младенцев, едва начинающих ходить, и по их внешности было ясно, что матери у них разные.

Бросив взгляд на Таллию, я подумала, что этот мужчина плодит столько детей, что, вероятно, бедные женщины умирали родами. Хорошо, что Артур не такой громадный, как Пеллинор.

После того как нам представили детей, началось знакомство с воинами, рыцарями и вольными людьми, потому что хозяин пригласил своих соседей принять участие в пире. Потом, когда мясо было нарезано и роздано на деревянных досках, беседа вернулась к Ламораку.

– Мне, конечно, хотелось бы оставить его у себя, – гремел Пеллинор, – но он мечтает, что однажды появится при твоем дворе.

Паренек застенчиво покраснел, но голову держал высоко и надменно.

– Если сын похож на отца, мне лучше быть настороже, – с ухмылкой ответил Артур и стал рассказывать, как Пеллинор нанес ему жестокое поражение во время их первой встречи задолго до коронации. – Сбил меня с лошади и сломал мой меч, – закончил он.

– На моей стороне были одновременно вес и опыт, – грубовато признал Пеллинор. – В другой раз этого у меня, может быть, и не получится.

– Не получится, если то, что я недавно услышал, правда, – ответил Артур и сообщил приятелю о любителях верховой езды из Рибчестера и о том, как они улучшили сбрую своих лошадей. – Даже легко вооруженному воину это обеспечит преимущество в схватке, – заключил он.

– Любопытно, – согласился Пеллинор, отдирая остатки мяса с кости и швыряя объедки своре псов у очага.

– Одного из мальчишек Бедивер привезет в Винчестер к свадьбе, – продолжил Артур. – Я сам хочу поскорее увидеть это приспособление. Почему бы тебе не принять участие в празднествах и не посмотреть на него самому?

Пеллинор задумчиво кивал и оглядывал собравшихся мужчин.

– Есть ли какие-нибудь причины, по которым я не смогу поехать на юг на месяц или чуть более? – спросил он одного из своих рыцарей, и тот, на минуту нахмурясь, отрицательно покачал головой.

Широкое лицо Пеллинора расплылось в ухмылке, и он повернулся к жене. Было ясно, что она не могла сопровождать его в такую далекую поездку из-за беременности, но и ему не хотелось сидеть дома, когда подворачивалось развлечение. Поэтому он ласково посмотрел на нее и спросил:

– Что тебе привезти из города, любовь моя?

– Только себя, – ответила молодая женщина, понимающе хмыкнув, и старые друзья довольно захохотали. Она наверняка знала о любви мужа к похождениям, и, пожалуй, их союз был удачен только потому, что она не протестовала против этого.

Разговор перешел на воспоминания о Великой битве и о том, как Пеллинор в одиночку одержал победу над королем Лотом, когда мятежные короли вынудили войско Артура остановиться.

– Это был храбрый поступок, друг мой, – сказал Артур. – И я обязан тебе за него, иначе не получил бы ни победу, ни свою корону.

– Это был всего лишь здравый смысл, – пожал плечами Пеллинор. – Все уже устали и оказались в безвыходном положении, и вот появляется Лот, как обычно, с опозданием и готовый лезть в драку. Я оказался не только ближе всех к нему, но еще был почти одного с ним роста, и не собирался позволить ему разрубить тебя на кусочки только потому, что свое я уже отмахал.

Он продолжал рассказывать о схватке, описывая каждый удар, и я видела, как от восхищения округляются глаза мальчишек, а воины кивают и втягивают воздух сквозь зубы, слушая эту историю. Я могла бы оценить стратегию или описание подготовки к сражению, но в характеристике каждого удара не находила ничего привлекательного. Я посмотрела на Артура, напряженно слушавшего Пеллинора, и отметила про себя, что нужно потом спросить его об этом.

– Возможно, моя дорогая, – ответил он, когда мы шли в лунном свете после того, как пир кончился и пришла пора ложиться, – ты не понимаешь этого потому, что тебе не пришлось зарабатывать на жизнь мечом. Если бы твое существование зависело от моментального рубящего удара, мгновенного ответа, возможности склонить равновесие скрещенных мечей в свою пользу, я готов побиться об заклад, ты пришла бы в восхищение… или по крайней мере отнеслась бы с уважением… к отваге любого человека. Будь Пеллинор богаче, он пригласил бы барда, который пересказывал бы его историю, но и в его изложении мы опять воскрешаем ее в памяти.

– Ты полагаешься на силу меча?

– Иногда. Я не буду править с его помощью, этому Мерлин уже научил меня. А первым уроком междоусобной войны явилось мудрое использование воинской мощи. В желании усмирить мятеж я бы пошел против любого и куда угодно, если бы Мерлин не доказал мне, что таким образом я только Потеряю драгоценные жизни и время. Но нужно жить, подчиняясь ситуации, и, если наши враги нападут на нас с мечом, я тоже с помощью меча буду защищать Логрис и Британию, хочу я этого или нет.